Анна Шашкина "Человек-рак"

Человек-рак
Анна Шашкина

Жажда жизни заставила неизлечимо больного героя согласиться на медицинский эксперимент. Но трагические обстоятельства изменили его жизнь в корне. Он выжил, но стал другим. И он очень хочет жить дальше!

Анна Шашкина

Человек-рак

Человек-рак

«Где я? Почему темно? Темно и тесно. Почему я не могу пошевелиться? Где я? Кто-нибудь!!! Эй!

…Я не могу говорить. Мой язык, рот. Что со мной?! Кто я?!

Кто я и где нахожусь? Что со мной случилось? Я умер? Темнота вокруг меня – это гроб? Тесно. Я не могу двигаться. Но я мыслю, значит, я жив! Люди!!!

Я жив! Я должен выбраться! Тело не слушается меня. А есть ли оно? Кто я? Человек? Может, животное? Нет, я мыслю, как человек. Мой язык, кончик языка, зубы – я их чувствую. Это человеческие зубы.

Почему темно? Я должен вспомнить, кто я и где. Что со мной случилось?

…Женщина. Я помню женщину. Молодая, красивая, нежная. Младенец на ее руках, в голубом комбинезончике и белом чепчике. Она бережно держит его у груди. Но взгляд, устремленный на меня, печален. В ее глазах любовь и жалость. Она старается скрыть тревогу неловкой улыбкой. Но печаль безнадежна. Я умираю?

Это моя любимая женщина с моим сынам на руках. Я гляжу на нее снизу вверх, расстояние такое, будто я лежу, а она стоит надо мной. От нее идет теплый свет, животворящее сияние. Она, словно мадонна, благословляет меня. И смотрит прямо в глаза. Как же ноет сердце при взгляде на эту красавицу. Я не хотел расставаться.

Свет гаснет. Не уходи! Не оставляй меня одного! Ведь я жив!

Свет. Нет, это не свет из моих воспоминаний. Это реальный свет! Справа и снизу. Сумрачный, рассеянный луч во тьме. Вот еще один. Люди! Я здесь! Я жив!»

В руинах было темно и опасно. Пол помещения завалили обломки железа, осколки стекла и рваные искореженные куски пластика. Опознать сейчас, чем были эти детали ранее, не представлялось возможным. Двое в защитных зеленых скафандрах с кислородными баллонами за спинами осматривали останки лаборатории в поисках выживших с помощью мощных фонарей дальнего света.

– Никого, – заключил один из них.

– Пойдем дальше, – согласился второй.

Внезапно из дальнего угла послышалось приглушенное мычание. Оба прожектора устремили лучи в направлении звука.

– Кто-нибудь здесь есть?! – включив громкоговоритель, крикнул в микрофон спасатель. В ответ беспомощное мычание усилилось.

– Вызывай группу парамедиков! Быстрее!

Через десять минут металлическую капсулу вскрыли.

«Люди!»

– О, Господи! Как он еще жив?!

– Срочно вытаскиваем! Носилки!

– Как его поднимать?! Поражение ста процентов поверхности…

Один из людей в скафандрах наклонился к лицу пострадавшего:

– Браток, ты натерпелся, знаем! Потерпи еще немного. Нам надо тебя вытащить отсюда. Хорошо? —повернувшись к команде, он скомандовал – Осторожно! Достаем на счет три. Раз-два-три!

«Я человек. Это ясно. Я жив. Выжил в какой-то ужасной аварии. Но как я попал в ее эпицентр, кем был до этого – не помню.

Меня держат в странной палате под клеенчатым балдахином. Я заразен? Возможно. Но я жив, это самое главное.

Осталось вспомнить, кто я.

Язык. Это пока единственное, чем я могу управлять. Язык шевелится, как я ему велю: влево, вправо, упирается в небо, в щеку, в зубы. Моргать не получается, хотя слезы мешают. Они постоянно образуются, вытекают из глазниц. Глаза закрываются, лишь когда веки устают. Но я не засыпаю. Я пытаюсь вспомнить.»

– Ты слышала о страшной аварии в медицинском центре под Новосибирском?

«Не лучшее время для мрачных новостей», – подумала Ирина, сдула челку с намокшего лба и, сберегая воздух, быстро ответила подруге:

– Нет. Что говорят?

Лена замедлилась на эллипсе и нагнулась к Ирине ближе, отчего последняя уловила резкий запах дезодоранта, смешанного с потом.

– В соцсетях пишут, что произошел взрыв криоустановки. Причем, вроде как, из-за этого по ветру распространился радиоактивный след. Прикинь!

– Глупости! – Фыркнула, поморщившись (от новости и от запаха подруги одновременно), Ирина, – Очередные страшилки. Ничего хорошего в новостях никогда не сообщают. Лишь бы народ пугать.

– Да ты послушай! —Не унималась подруга, – Радиация – это не шутки! Конечно, Новосибирск далеко от Челябинска. Но все-таки не хотелось бы под это облучение попасть.

– Я всё, набегалась. Сорок минут, – Ирина с размаху ударила красную кнопку на дисплее и остановила беговую дорожку.

– Пойдешь в бассейн? – Лена спрыгнула с эллипса, торопясь успеть за подругой.

– Нет, я записана на массаж к десяти. Потом за Кириллом заеду, у него шахматы сегодня.

– Ну ладно. Привет передавай, – Лена начала на ходу отставать, понимая, что на сегодня ее компания отвергнута.

– Ага, – через плечо бросила Ирина и вильнула бедром, исчезая за дверью раздевалки.

«Вот сука! – привычно с завистью подумала Лена, – Ничего из себя не представляет, а всегда королевной ходит. И умнее, и красивее всех. И мужики от нее без ума.»

Как только Ирина осталась одна, она ускорила шаг, чтобы спрятаться за шкафчиками. Но, прежде чем раздеться, она открыла яндекс в смартфоне и ввела запрос «авария Новосибирск». Женщина стала быстро листать строки выдачи, нервно кусая губы. Информации было мало, подробностей никаких. Как всегда, сплошные репосты и комментарии. «Надо сказать Олегу», – решила она и тут же передумала: «Нет, не стоит».

Яркий солнечный свет через панорамные окна заливал весь кабинет. Николай любил такие ослепляющие дни и довольно жмурился, как кот.

– Скоро я не увижу солнца долго. Возможно, никогда больше не увижу, – меланхолично произнес он, закинув руки за голову и подняв подбородок повыше, чтобы поймать больше ласковых солнечных лучей.

– Ну что ты такое говоришь, Николай! – неуверенным тоном возмутился собеседник, который сидел за стильным канцелярским столом спиной к городскому пейзажу, открывавшемуся с одиннадцатого этажа бизнес-центра, – Я уверен, что ты излечишься! Пусть через десять лет или двадцать…

– Э-нее! – засмеялся с хрипотцой Николай, – Контракт с мракобесами подписан только на десять лет. Уж больно цена кусается. Если через десять лет не найдут способ побороть мой недуг, я все равно вернусь: на сына в последний раз посмотреть, жену обнять.

– Да что за мысли у тебя упаднические! – товарищ не знал, как ободрить Николая.

– Нормальные мысли. Реалистичные. То, что я на эту аферу с заморозкой согласился, вот это, конечно, погоня за химерами. Но, понимаешь, очень жить хочется. Подольше.

– Понимаю, – уныло отозвался коллега.

– Ладно. Давай о делах, – решительно хлопнул себя по ляжкам Николай, сменил позу и ослепил собеседника солнечным бликом на своей лысине, – Я составил с юристами пакет документов и передал компанию сыну. Ты останешься замом и исполняющим обязанности директора, пока Кирюша подрастает. Смотри, проверю через десять лет, не просрал ли ты бизнес! – он громко уверенно рассмеялся, на что товарищ ответил лишь кривой сдержанной улыбкой:

– Я думал, что я стану твоим приемником, – все-таки решился он возразить после паузы.

– Нет. «Демидофф» должна быть семейным бизнесом. В этом сила компании, это ее имидж, ее история. Я продолжил дело отца, и Кирилл тоже станет моим продолжателем. А тебе пора обзавестись собственной семьей и начать обдумывать проект своего бизнеса. К моему пробуждению, думаю, ты справишься с этими задачами.

Подчиненный промолчал, шевеля нижней челюстью, перемалывая ответ руководителя. Николай с ожиданием смотрел на своего зама, наблюдал, как буря возмущения в нем и уязвленное самолюбие оседают на дно. Только после этого последовала следующая просьба:

– За моими, прошу, приглядывай. Не давай в обиду.

– Конечно.

«Сон. Какой четкий! Будто не сон, а воспоминание. Компания «Демидофф». Этот молодой мужчина обращался ко мне как к Николаю. Мое ли это имя? Десять лет. Я хотел уйти, исчезнуть на десять лет. Чем-то болел. Больше вопросов, чем ответов. Мое ли это прошлое или фантазия из когда-то прочитанной книги или увиденного фильма?»

В палату зашла медсестра. Женщина упорно поворачивалась спиной или боком, пока готовила инъекцию в шприце на столике возле кровати. Пациент пристально следил за ней через плотную полиэтиленовую завесу.

«Зачем они держат меня в отдельной палате? Что за заразу обнаружили? Но я не чувствую боли. Не чувствую тела. Только ощущение пустоты внутри. Есть ли у меня тело? Судя по тому, что я лежу на полноценной кровати, у меня должны быть ноги»

Наконец, медсестра закончила приготовления и ввела жидкость из шприца в силиконовую трубку, которая другим концом соединялась с телом пациента. Взгляд ее все время был сосредоточен на своих действиях. Затем женщина просунула руки в полиэтиленовые нарукавники в шторе, и стала поправлять простыни под мужчиной и проверять их на сухость. Лицо ее застыло каменной маской, но раздувающиеся ноздри и глаза выдавали ужас и отвращение.

«Странная реакция на больного у специалиста. Она же не с улицы пришла на свою должность. Почему ее так воротит от меня?»

– Мнэ нэ боъно – постарался сказать мужчина, на что женщина отреагировала вскриком и прыжком назад. Будто напуганная кошка. Ей оставалось только зашипеть, и она почти так и сделала, стараясь быстрее выдрать руки из нарукавников. Освободившись, она немедленно выбежала и хлопнула дверью.

Через некоторое время в палату вошел врач. Мужчина в белом халате, седой, высокий, в очках и с большими широкими ладонями.

– Здравствуйте, – он помедлил, – Вы меня слышите?

– Та!

«Проклятый язык, говори!»

– Это хорошо. Меня зовут Петр Алексеевич. Я главный врач Новосибирского межтерриториального ожогового центра. Здесь вы сейчас и находитесь. Вашу личность мы не смогли установить. Но вы – единственный выживший при аварии в экспериментальном медицинском центре по лечению раковых опухолей «Шанс». Очевидно, сейчас вы не помните, кто вы? – доктор наклонил голову вперед, приглашая собеседника к ответу.

– Нет, – подтвердил пациент после продолжительной паузы. Доктор кивнул, подтверждая собственные мысли и продолжил:

– В результате взрыва радиоактивного элемента и последующей аварии погиб весь персонал и пациенты. Вы чудом остались живы. Хотя, не скрою, у вас поражено более девяноста восьми процентов организма. Однако, видимо, благодаря той капсуле, из которой вас извлекли, вы получили лишь небольшую дозу радиационного облучения. Вы находитесь в отдельной палате, так как, (тут врач отвел глаза и помедлил, подбирая слова), кхм-кхм, от вас идет радиационный фон и поражения поверхности тела настолько сильные, что это может травмировать психику других пациентов. Не волнуйтесь. Все временно. Мы сделаем все возможное, чтобы вас реанимировать.

Доктор постоял в ожидании ответа больного, но мужчина только молча смотрел на него.

– Ладно, отдыхайте. Я зайду на вечернем обходе, – он развернулся и вышел.

«Меня нашли в медицинском центре по лечению рака. Значит, у меня был рак. Я хотел излечиться. Но случилась авария. Я остался жив. Значит, я должен жить! Это мой второй шанс!»

Он начал поочередно акцентировать внимание на пальцах рук и ног. Врач ничего не сказал про отсутствие конечностей. Значит, они должны быть в целости, и он может ими управлять. Ну же!

В попытках совладать с параличом ушло несколько дней, а может, недель. Никто не общался с «чудом выжившим», кроме главврача. Да и тот был немногословен после первого знакомства. Медперсонал, в основном женщины разных лет и комплекции, старались избегать встречаться с ним взглядом. А когда он неловко заговаривал, быстро уходили.

Но жажда жизни росла в нем все сильнее, и в какой-то момент прорвалась наружу, как росток из земли: он пошевелил рукой и ногой одновременно. Мышцы тела наконец включились. Мужчина часто задышал: «О-о-о! Маху!» Он пошевелился еще раз, почувствовал дрожание нитей внутри. Но все-таки приказал себе сесть.