Глаза застилавших, слепою казалась,
Закашлялась громко, одета едва.
Скрывать дрожь, озябшая, и не пыталась,
Но главное то, что девица жива.
Поднялись на мост. На дрожащие плечи
Девичьи набросил скорее пальто
– Кто будете? – задал вопрос он чуть резче,
Хотел чем девице.
– Для Вас, я – никто! -
Ответила тоном с его очень схожим.
Затем резко дернулась. Скинула прочь
Сырое пальто. И не скрыв в пальцах дрожи,
Походкой несмелой отправилась в ночь.
***
Смотрел он ей в след будто громом сраженный,
Такого никак он не мог ожидать,
Взамен благодарности слов окрыленных,
Девица решила тихонько сбежать.
Поднял он пальто и накинул на плечи,
Неважно, что льется с одежды вода,
Побрел, улыбаясь, к гостинице. Встреча
Ждала его нынче. Как впрочем, всегда.
Вся жизнь его встречи, баталии, море,
Мундир офицерский, тревожные дни.
Привык он с судьбою отчаянно спорить,
С фортуной под руку шагали они.
***
Себя обнимает, пытаясь согреться.
Но пальцы озябли – ни капли тепла.
Шагает вперед – больше некуда деться -
В усадьбу к Маман. Та исполнена зла.
Ее уже ищут, наверно. Не важно.
О, как не хотелось обратно идти!
Она все решила. Ей больше не страшно.
Она против воли не сможет пойти.
Обида в глазах, на ресницах смятенье,
Соленые капли скользят по щекам.
На миг сжалось сердце. Тревога. Сомненье.
Отбросила прочь. Как в надежных руках
Стояла спасителя – вспомнила. Вспышка.
Глаза его темной полны синевы,
И плечи широкие, кажется слишком…
О, право, какая усмешка судьбы!
Жестоко играет. В сравнении с графом
Их добрый дворецкий безусый юнец,
А ведь ему семьдесят. Как же не прав был,
Когда ее сватал он. Может слепец?
Она ему в внучки скорее годится,
А может, и в правнучки. Только жена,
Решил молодой быть должна, милолицей,
Фигура точеная тоже важна.
Он ей заявил, что хотел бы трех деток -
Два сына и дочку. Не стал то скрывать.
Поместье свое описал ей как клетку,
Где жизнь свою будет он с ней доживать.
Ее передернуло. Как так случилось,
Что выбор «счастливый» вдруг пал на нее?
Маман ей твердила, что то Божья милость…
Она все решила, и слово свое
Держать нужно. Только пред взором
Спасителя образ стоит, на мосту,
Когда удивленный он смотрит с укором.
Вот так разбивают в осколки мечту.
Зачем нагрубила? Сама и не знает.
Обидеть хотела? Себя оправдать?
А холод и ветер до слез пробирают,
Но к дому она продолжает шагать.
Сама же мечтала она быть спасенной,
Зачем же тогда негодует сейчас.
А слезы струятся из глаз воспаленных,
И мир она видит теперь без прикрас.
Снег слякотью черной темнеет у дома,
И пусть на порог нет желанья ступать,
Хоть там ее вещи и люди знакомы.
Но впредь нужно дальше ей жить продолжать.
Стучать в дверь не стала – она приоткрыта
Была этой ночью. Ее ли ждала?
Ей хлопнула громко. К чему же быть скрытной?
Она вошла внутрь и замок заперла.
Чуть слышный щелчок, ключ холодный в ладошке,
И сердце сжимают стальные тиски.
Душа заперта. Точно так же по крошке
Себя собрала. Нужно дальше идти.
Маман дожидается. Там, у камина,
В гостиной от люстры в две сотни свечей
По стенам ползет ее тень исполином.
Сегодня не будет любезных речей.
Маман была зла. Ее брови дугою
Сошлись к переносице – ждите беды.
Прищуренный взгляд – чуть владеет собою.
Она, оставляя от юбки следы,
Измазанной грязью, водой мутной, стылой,
Подходит к ней ближе и шепчет: «Прошу,
Давайте оставим. Нет сил мне быть милой.
Я выйду за графа. Сейчас я спешу».
Она прошла к выходу. Грустно. Неспешно.
Услышала как тихо скрипнул диван.
Она изменилась. Не будет впредь прежней.
