Утром у машины прощались.
– Оленька, я тебе там пирожков положила в дорогу. В термосе чай твой любимый с корками апельсиновыми.
– Мамочка, ну, какое в дорогу? Тут езды-то всего ничего.
– Оленька, носочки взяла? Вдруг в больнице холодно будет. Ты звони, ладно? Что да как. Может я всё-таки с тобой поеду?
Она изо всех сил держалась, чтобы не расплакаться.
– Отец, где ты там?
Он стоял чуть поодаль, спиной к ним.
– Вы нужны ей сильными! Жалостью Вы только … – Амалия давала последние наставления.
– Амалия, помоги ей, прошу тебя!
– Нет, вот что за люди такие? – всплеснула она руками, – ты пойми, Слав… Это зависит теперь только от неё… Я проводник, я всего лишь опекун. Но если она не захочет. И вы должны должны ей помочь в этом.
– Отец, ну где ты там?
– Пора. И помните – сила и поддержка. Ничего, ничего, Славик, мы ещё повоюем за вашу девочку. И Вы мне в этом поможете, – Амалия протянула руку.
Он пожал руку.
– Повоюем, – дрогнувшим голосом, словно эхом, отозвался он.
Они направились к машине. ?
– Ну что, доченька, в добрый путь.
Он бодро улыбнулся. Но внутри всё дрожало. Он пытался отогнать мысль о том, что может быть он видит свою любимую девочку в живых в последний раз.
– Сильным. Ты нужен ей сильным! – прошептала Амалия, проходя мимо его.
Он глубоко вздохнул. Поставил сумку в открытый багажник и захлопнул его.
– Ну пора что ли? Иди ко мне. – Он открыл объятия.
Ольга бросилась на грудь отцу.
– Ну-ну! Чего ты? Ты ж у меня сильная!
– Папка… Мне страшно, – прошептала она, чтобы не услышала мама.
– Всё будет хорошо, – он поцеловал её в макушку, – всё будет хорошо.
Мать всё ж таки не выдержала – расплакалась.
– Доченька, а может я всё-таки поеду с тобой? – спросила с надеждой в голосе она.
– Мам, а папку ты на кого оставишь? Кто ему щи да борщи варить будет? Кто вареники лепить будет?
– Ой, божечки, я ж тебе вареников в контейнер наложила. Она бросилась было к дому.
– Мать, – укоризненно сказал отец. Она остановилась в растерянности.
– Ой, божечки! – только и смогла произнести она. Слёзы хлынули из глаз.
– Ну мам! – Ольга было бросилась к матери, но отец остановил её.
– Езжай, доченька, езжай. Мы тут сами.
Он прижал к себе жену.
Амалия обняла Ольгу сзади за плечи.
– Поехали, Оль, поехали, – спокойно сказала она. Это спокойствие в её голосе отрезвило Ольгу. Она быстро села в машину. Амалия рядом.
– Да не могу я так! – вскрикнула Ольга. Амалия не успела её задержать. Она выскочила из машины и бросилась к матери.
И вот она уже стояла и обнимала мать. Целовала солёные от слёз щёки:
– Мамочка, мамочка! Я буду бороться за себя, за вас! Ты, главное, верь! Слышишь? Верь! Всё будет хорошо! Слышишь? – она взяла лицо матери в руки, – слышишь?
– Да, да, Олюшка, – одними губами соглашалась мать, – езжай, езжай, доченька! Прости меня, доченька.
– Всё будет хорошо, – уже спокойно сказала Ольга. Отпустила руки. Развернулась и направилась к машине. Молча завела мотор. Помахала рукой родителям, стоящим в обнимку.
Мать перекрестила отъезжающую машину.
– Всё будет хорошо, – всхлипнула она и уткнулась мужу в грудь. Он ласково гладил её по спине.
– Всё будет хорошо, – прошептал. В уголках глаз застыли скупые мужские слёзы. ?
Ехали молча. Амалия искоса поглядывала на свою подопечную. По её щекам медленно текли слёзы. Ольга со злостью вытирала их тыльной стороной ладони. Вдруг она резко затормозила, хлопнула дверью и уселась на обочине дороги.
Амалия ждала. Она понимала – сейчас её трогать нельзя. Надо, надо ей побыть сейчас одной. ?
Ольга сидела, уткнувшись носом в коленки. Мыслей не было никаких. Была только злость. Злость на этот чертов рак. Будь он проклят.
«Что ж это я? Ведь я же сильная. Они же верят в меня, верят, что я смогу. А я смогу. Иначе… Я не знаю, что с ними будет. Ведь они так меня любят… Я должна…»
Очнулась она от голоса Амалии:
– Оль.
Амалия стояла с перекинутым через плечо пледом, который нашла на заднем сидении авто. В одной руке она держала термос, в другой – контейнер с мамиными пирожками.
– Оль, давай поедим? Держи.
Она протянула термос. Ольга взяла и его, и пирожки. Амалия укрыла её пледом. Уселась рядом.
– Эх, и знатный ча?к у твоей мамы.
– Угу, – с набитым пирожками ртом ответила Ольга.
«Вот и славно, вот и хорошо. Ольга успокоилась, поела, можно и ехать дальше». Ехать туда, где Ольгу ждали боль, страх и надежда.
8
Ольга считала капельки. Её мутило. Она уже видеть не могла эту красную жидкость. Шёл четвёртый курс химии. Она продолжала считать капельки. Как тогда, когда пятилетнюю её запеленали, как маленькую, оставив одну руку. Потом мама прорвалась в процедурку и увидела её. Тихим, но твёрдым голосом произнесла:
– Развяжите!
– Нельзя.
– Развяжите! Она не будет мешать.
И они начали считать. Мама сказала тогда:
– Раз капелька – нет одного вируса.
Маленькая Оленька свято тогда в это поверила. И сейчас ей хотелось, чтобы слова мамы стали сейчас правдой. «Раз капелька – нет раковой клетки. Господи, сколько же во мне тогда их! Капают, капают. А рак-дурак всё во мне».
Амалия подставила утку. Она всегда чувствовала, когда это надо сделать. Ольгу вырвало.
– Это рак из меня выходит, – грустно пошутила она. Без сил Оля откинулась на подушку. Ей стало смешно. Маленькая девочка Оля смеялась сквозь слёзы. «Нет! Никогда, никогда он не покинет меня! И никакие капельки не помогут, и я умру. И зачем всё это?» Медленно, но верно подступала паника.
– Здравствуйте. Как Вы тут, Пичугина Ольга Владиславовна?
Молодой врач листал ольгину карточку. «Тебя мне только не хватало сейчас. И чего таскается по пять раз на дню? Как его там? Кирилл Александрович?» – она закрыла глаза. Паника отступала, но её место заняла злость на весь белый свет.
– Ольга Владиславовна, Вы меня слышите?
– А то Вы не видите! – зло, сквозь зубы, произнесла она.
– Ольга Владиславовна, это последняя, – он засмущался, закашлялся, но всё-таки решился и спросил, – может быть мы с Вами… сходим куда-нибудь?
Кирилл Александрович покраснел под маской. Ольга открыла глаза и уставилась на доктора. «Чего? Что он сказал?»
– Вот и жених у нас нарисовался, – прошептала на ушко Амалия, – соглашайся! А почему бы и нет? Парень умный. Доктор. И собой хорош.
Ольгу снова начало мутить. Кирилл Александрович подставил утку.
– Уходите! Слышите, уходите! – взмолилась Ольга.
Но он не ушёл.
9
Ночью на Ольгу снова напал страх. Он прочно сжал своими острыми коготками душу.
– Пап, мне снова страшно, – кричала она в трубку телефона.
– Сейчас, доченька, сейчас, – шёпотом ответил он. Вылез из постели. Прошлёпал босыми ногами на кухню. Мать зарылась в подушку с головой и тихо всхлипывала.
– Что случилось, доченька?
– Мне опять страшно, пап.
– Почитаем?
У них вошло в привычку. Когда на Олю нападал страх, в любое время дня и ночи отец читал ей, сидя на кухне. Это были детские книжки про смелых и сильных духом людей. Ольга успокаивалась и засыпала под голос отца. Тогда Амалия вынимала из рук Ольги телефон и отключала его. А отец капал себе валидол и беззвучно плакал, бессильно положив на руки голову.
– Нет, пап, сегодня не будем. Как вы там?
– Мы хорошо, доченька, – он потёр грудь слева. Осторожно, чтобы она не слышала, накапал валидола, который теперь никогда не убирали со стола.
– Мама?
– Мама тоже хорошо, – он выпил валидол.
«Сейчас, сейчас отпустит», – подумал он, а вслух спросил:
– Дочь, у тебя голос сегодня какой-то не такой. Что случилось?
– Ничего, пап, ничего. Врач был, сказал, что, если всё хорошо будет, отпустят.
– Так это же хорошо.
– Мне страшно. А если не будет.
– Доченька, ты верь, главное верь.
– Пап, ты дышишь тяжело. Пап…
– Нет, нет, доченька всё хорошо. Не переживай. Ты только верь и приезжай, как только сможешь. Мы соскучились очень.
