Мать подняла с пола сумку и протянула её мужу:
– Давай собирайся, а я пока картошки пожарю. У нас ведь только борщ вчерашний. И сметаны купи, доели ж вчера. Да и в гараж зайди за настоечкой своей. Ох, и знатная настойка у отца нынче получилась. Радость-то какая! Наша доченька приехала.
Ольга сидела на маленькой кухне. Мать чистила картошку у мойки и безудержно болтала. Рассказывала про Светку – дочку тёти Зины, про оболтуса соседа Ваську, про сантехника дядю Гришу. Ольга, как в детстве, поджала одну ногу под себя, а другую поставила на табуретку.
– Ой, доченька, ноги замерзли? Что ж это я? Я сейчас.
Вытерла руки руки о фартук и умчалась в спальню.
– Мне кажется, папка догадался. Ты как думаешь? – Ольга решила воспользоваться моментом, пока мама вышла. Амалия стояла у окна и наблюдала, как с ветки на ветку клёна перелетали воробьи.
– Он понял, что что-то случилось и всего лишь. Иначе ты бы не приехала… – Амалия не договорила.
– Оленька, ну-ка примерь. Смотри, сколько я тебе навязала, – мама протянула ей аккуратно сложенные вязаные разноцветные носки, – кочегары опять загуляли. Не топят ни черта. Пол ледяной. Какие?
Глаза Ольги наполнились слезами.
– Ма-а-ам! – только и смогла сказать она, – спасибо.
Ольга подошла к маме. «Синие, розовые, белые, жёлтые, красные, зелёные. Куда столько?» – Ольга перебирала с любовью связанные носки.
– Так какие? – голос матери предательски задрожал. Ольга нежно обняла её и чмокнула в щёку.
– Спасибо. Давай жёлтые!
Хлопнула входная дверь.
– Ой, отец уже вернулся, а я ещё даже картошки не начистила, – спохватилась мама. Она сунула Ольге всю стопку носков, встала снова к мойке и продолжила чистить картошку.
– Ну, мать, ты даёшь, – шутя, возмутился отец, – дочь в кои-то веки приехала, голодная сидит, а у неё до сих пор стол не накрыт!
– Да ладно тебе, Слав, – отмахнулась мать, – я сейчас. Я быстро.
Отец поставил на стол полную холщовую сумку.
– Давай-ка, Олька, доставай салатницы. Я твоё любимое лечо принёс и рыжечков к картошечке. Будет, мать, картошечка-то у нас?
– А как же! – весело ответила хозяйка.
Ольга натянула жёлтые носки. Вместе с отцом они разобрали сумку и накрыли на стол. Не смогла удержаться и, как в детстве, залезла в банку с любимым лечо пальцем. И, также, как в детстве, получила по руке от отца.
– А вот и она родная, – он достал полторашку настойки, – ты только глянь, доча, какой цвет!
Он поднял бутыль на свет. Солнце заиграло в прозрачной бордовой жидкости.
– Ой, папка, совсем забыла. Я ж тебе подарок привезла.
Ольга бросилась к своей сумке в прихожую. Вернулась через минуту с бутылкой коньяка в руках.
– Вот. Настоящий. Французский.
– Ох, и гульнем сегодня. А, мать?
– Ага, – оторвалась та от плиты, где на сковородке уже аппетитно скворчала картошка, – а завтра снова скорую?
– Дак, ведь праздник у нас сегодня, – отец весело подмигнул Ольге, – дочь приехала. Где там у нас рюмки?
Наконец-то уселись за стол. Борщ со сметаной. Картошка на сковородке. Рыжики с лучком и постным маслом. Лечо.
– Ну что, девочки, давайте за встречу что ли? – отец поднял хрустальную рюмочку.
Мать чуть пригубила. Ольга махнула целую и поперхнулась. Внутри загорелся пожар, и в глазах выступили слёзы.
Отец захохотал:
– Извини, доча, не успел предупредить. Настоечка на самогоне семидесятиградусном сделана. Ты закуси, закуси!
Он пододвинул лечо дочке. Она жадно зачерпнула ложкой и с удовольствием отправила в рот любимую с детства заготовку. У Ольги от выпитой настойки прорезался зверский аппетит, и она с удовольствием ела борщ.
– Ну, а теперь, доча, может расскажешь, что у тебя стряслось?
Ложка Ольги на миг замерла, но тут же продолжила свой путь в тарелку. Ольга, не поднимая глаз, произнесла:
– У меня рак…
– Ой, божечки! Да как же это?
Мама всхлипнула и закрыла лицо руками.
На кухне воцарилась гнетущая тишина. Лишь ложка Ольги стучала о дно уже опустевшей тарелки.
– Так! – тишину нарушил отец. Ольга не поднимала глаз.
– И что врачи говорят?
– Химия, – голос предательски задрожал.
– Ой, божечки, – всхлипнула мать.
– Да погодь ты, мать, Бога-то вспоминать.
Отец налил уже не в рюмку, а в стакан.
– Слава, ну сердце же, – умоляюще произнесла мама, а он махнул рукой.
– Какое уж тут сердце.
Выпил. Тяжело поднялся из-за стола.
– Пойду пройдусь.
– Пап! – Ольга подняла глаза полные слёз, но он уже не видел. Махнул рукой. Ушёл.
«Да уж. Задачка», – Амалия направилась следом за ним.
Он шёл и утирал слёзы: «Как же так? Его доченька? Его маленькая Олюшка? За что?».
– А ни за что! – он оглянулся. Амалия стояла и смотрела прямо ему в глаза. – Ни за что. А зачем? Нужно понять – зачем вам всё это? Всё, что сейчас происходит.
– Вы кто?
– Я Амалия! – она протянула руку.
– Владислав! – он пожал протянутую руку.
– Владислав, Вы, кажется, направлялись в гараж? Идёмте! – она взяла его под руку. – Нам есть, о чём поговорить. Идёмте.
Он подчинился странной женщине.
– Понимаешь, я ведь и детей-то больше не хотел. Боялся, что не смогу полюбить кого-то ещё, кроме Олюшки.
Амалия и Владислав сидели за наждачным столом. Пыльные стаканы сполоснули настойкой. Трёхлитровая банка с огурцами. Мужчина плакал, не стесняясь.
– Она ж для меня, как свет в окне, как… – он не договорил, всхлипнул, махнул рукой и потянулся к стакану.
Амалия отодвинула от него стакан.
– Ты ей нужен сильным и трезвым. А что ты на меня так смотришь? Она к тебе приехала за поддержкой, а ты? Сбежал. Испугался. Ты сильный мужик, испугался. А каково ей? Ты подумал? Она же ребёнок совсем, и она должна жить. И ты ей в этом поможешь! – последнее предложение она произнесла, выделяя каждое слово.
Он упёрся локтями в колени и зажал голову руками.
Амалия взяла стакан.
– На, пей и пошли!
Он поднял голову. Их взгляды встретились.
– Пошли.
– Вот и ладно. Вот и хорошо. – Амалия облегченно вздохнула.
– Олюшка, как же это?
– Мам, всё будет хорошо.
Она никогда не умела врать матери. Но сейчас в её голосе было столько уверенности. Ольга смахнула слёзы с лица и повторила:
– Всё будет хорошо, – повторила она, убеждая не только мать, но и саму себя.
Они сидели в комнате, обнявшись. Мать всё никак не могла прийти в себя, а Ольга её успокаивала.
– Девчонки, вы где? А знаете, что я придумал? А поехали завтра на рыбалку? С ночёвкой? А?
Владислав оглянулся. Он искал поддержки у Амалии, но её не было.
– Папка! – Ольга бросилась на шею к отцу.
– Ничего, ничего, девочка. Мы ещё повоюем, – он гладил дочку по голове, по спине, – мы так просто не сдадимся! Мать, а ты чего сидишь? Где там твоя картошка. Мы ведь так и не доели. Олюшка, пошли есть?
– Пап! – она поцеловала его в щёку, – я тебя люблю.
– Я тебя тоже.
Неделя пролетела быстро. Амалия изредка появлялась, не хотела мешать. Ольга купалась в любви родителей. Про болезнь не вспоминали. Только мамины красные глаза выдавали её бессонные ночи. Но все молчали, как будто кто-то наложил запрет.
В последнюю ночь никто не спал. Мать вздыхала, отвернувшись от мужа, тайком вытирала слезы. Он не мог больше выносить её тайные всхлипывания в подушку.
– Спишь?
Она промолчала в ответ, а он вздохнул. Встал и ушёл на кухню.
Ольга тоже не спала. Амалия молча сидела в кресле. Кто-то прошаркал тапочками на кухню.
– Отец? – спросила Ольга Амалию.
– Он, – одними губами произнесла та в ответ.
Ольга вздохнула, завернулась в плед и тоже направилась на кухню.
– Пап, ты чего тут в темноте? – её рука потянулась к выключателю.
– Не включай, не надо.
Он стоял у окна. Свет от уличного фонаря освещал его. Голова серебрилась в этом свете сединой. «Раньше я и не замечала этого серебра», – подумала Ольга.
Она подошла к нему и тут же попала в его ласковые и тёплые объятия.
– Олюшка, я тебе никогда не говорил. Я ведь так виноват перед тобой. Боялся любовь свою показать, боялся избаловать тебя, боялся, дурак. А вот видать зря. Люблю я тебя очень, доча. Сейчас вот жалею, что не баловал тебя. Что не говорил о своей любви.
Он поцеловал её в макушку. Она слушала, как бьётся его сердце, прижавшись к груди отца.
– Папка, и ты прости меня. Я ведь тоже никогда не говорила, как люблю тебя.
Амалия заглянула на кухню, но тут же удалилась: «Всё правильно, всё правильно».
7
