«Огни будут ровно клониться…»
Огни будут ровно клониться
И не попадать в зеркала,
И ангелу смерти приснится,
Что вновь ты судьбе солгала.
Клеймя восковую истому,
Червонную метку луча
По контуру выжжет двойному
Рябиновой ночи свеча.
Пробитые белые руки
В крови ниц воздень и молись,
Я знаю, не вынесут муки
Архангелы, павшие в высь.
Мы гвозди расплавим перстами.
И пусть в чернолунной тени
Над гиблыми светят мечтами
Наклонные эти огни.
«А собиты давно и ночные певцы…»
А собиты давно и ночные певцы,
Серебром их горит оперенье, Господе,
Так и мы премолчим, покладая венцы,
Каждый пурпур излил на еловой колоде.
Тяжело ль нас влекли по юдольным стерням,
Василечки-цветки не сминались ногами,
Но вернемся еще к фарисейским огням,
Чтоб и книжников жечь расписными слогами.
Персты наши в терни, деток ироды зрят,
Смерти черную тушь сами уснами ловим,
И не алчем Тебя, и серебром горят
Наши перья, Господь, – нощно как суесловим.
«Прекричат о любови живые…»
Прекричат о любови живые,
Отверзая во черни уста,
Их поныне хвалы даровые,
Не застигнуть рекущим Христа.
Мы и немы одни, буде Слово
Паче немости, лучше молчать,
И не нужно реченья иного,
И алтарникам туне кричать.
В Царстве Божием крови остались,
Василечков синей прахоря,
Мы сполна за любовь рассчитались —
Пусть Христос не печалится зря.
«Что еще у Царя-сироты испросить…»
Что еще у Царя-сироты испросить,
Всё считает он звезды в узилище тихом.
Разве ангелов смерти нельзя искусить
Ни зарайскою кущей, ни Божеским лихом.
Возлетают и денно, и нощно оне,
Рукавами пустыми с земли им возмашем,
Леденеть пусть испробуют, гнити в огне,
Повлачатся в худом одеянии нашем.
Здравой будь, лихоимная смерть-простота,
Посиди на поминках по Божием Сыне,
И всего мы хотели снять розу с Креста
И цветочек сухой припасти сиротине.
Памятник
Мы храм возводили из глины
И слезы гранили нам речь,
Но все превратила в руины
Осенняя черная течь.
Сиреневой кровью фиалки
Горят на распутье дорог,
Тенями влечет катафалки
Цирцея в загробный чертог.
Мы здесь ожидали извета,
Летали вверху ангелки,
У Господа белого цвета
Просили – светлить потолки.
И вот сей чертог неохранен,
И вот нас камены манят
В лазури, где тенник возбранен
И мертвых пиитов хранят.
Ах, поздно теперь веселиться,
Прельщать небодарственных муз,
Бессмертным не стоит улиться,
Тристийский стопрочен союз.
Но время речи и молчанье
Возвысить до маковниц сех,
Где красное Гебы венчанье
На царствие милует всех.
Тот дом на Щепке иль на Мойке
Иным нотодержцам вспевать,
Тесно в Малороссии тройке,
Тще мрамором смерть лицевать.
Алмазы нам здесь положенны,
Затем царствий маковых строй,
А сказки на крови блаженны,
А сами усладны игрой.
Летят меловые квадриги,
Камен мировольных несут,
Серебра коснутся вериги,
Уснувших царевен спасут.
Высока помазаний треба,
Притроновый чуден удел,
Розарьи и маки для неба
Вноси, кто Христа соглядел.
Покрытые славой, к Отчизне
Спешили мы, словно гонцы,
Так пусть не язвят хоть при жизни
Терновые эти венцы.
Исчезла святая опора,
И вечно все ж в лунном огне
Парить будет пепел собора,
Как памятник нашей весне.
Архаические опусы
Пятый фрагмент
Вот суббота когда воспредстала в черни,
Смерть белеет одна вдоль точащих оконниц,
Наши слезы топят и серебро терни,
А излито оно в лед-молчание звонниц.
Се молчанье царям осеняло уста,
До ступниц и костей раздевало царевен,
Чадов усны молчат, аль их доля злата,
Пусть уйдут со церквей те, чей промысел древен.
Ангелы, Господарь, надвигают столы,
Вижди этих балов сапфировую яву,
Как одесно стоим в бельной требе хулы,
Как приносят испить нам лихую отраву.
И Христоса агнцам услыхать не дают,
Заглушают Его терневые пеянья,
Буде сами в татьбе пирований вспоют
Юродивы нищи, их отрини даянья.
Много ж стоил, Господь, нереченный завет,
И парнасская персть оказалась маною,
Полетали птушцы да слетели в несвет,
Их кровавы пуха под гурмой площадною.
И на выях у нас от задушек следы,
И во периях мы, удушаясь, гибеем,
Наши персты в крови – не сыскали Звезды
И попадали ниц, и сукровично блеем.
«Уроним яхонты во снеги…»
Уроним яхонты во снеги,
Лежат пусть дарною тесьмой,
