– Так они бы спасли нас!
– Они бы нас убили, Медот.
– За что? – Медот остановился и выпучил глаза.
– За то, что мы слишком много видели, – Тигал подёргал рубашку пальцами, чтобы запустить под неё воздух: «Искупаться бы сейчас. И почему я так потею?! Он – вон какой сухой. Может действительно всё дело в лишнем весе?»
– Гонты знают, что происходит во время таких походов, – продолжил Тигал, – но доказать не могут: гайты следы быстро заметают. Да даже если докажут; ну поднимут бунт; ну потребуют справедливости, а их возьмут и в Пустошь упекут навечно, или казнят в Долине, бурых волков покормят.
– И что, пусть люди подыхают вот так вот? В лесах? – Медота испугала такая правда. – Как животные?
– Эх, Медот, долго тебе объяснять. Всё намного сложнее, чем кажется… Но потихоньку ты вникнешь, что к чему.
Тигал остановился у широкой красной полосы. Она казалась цельной только издалека, вблизи же походила на множество маленьких кочек. Эта полоса убегала в обе стороны, нигде не прерываясь. Тигал направился вправо, что-то выискивая, затем вернулся и пошёл в противоположную сторону.
– А, вот. Медот, иди за мной, – он аккуратно зашагал по камням, спрятанным среди странных кочек.
Медот устало последовал за ним. Тигал почти перешёл Границу, как заметил, что Медот идёт не по его следам и вот-вот наступит на красную возвышенность.
– Стой! – крикнул Тигал, но было уже поздно: Медот успел одну из них раздавить.
В мгновении ока кочки взмыли вверх, раскачиваясь на тонких стеблях и распушив свои красные лепестки, но с таким хоровым визгом, что Медот с криком шлёпнулся на землю:
– Что за чёрт?
– Это пищуньи, болван! Цветы такие. Говорил, не наступай на них.
– Пи… кто? – не успел спросить Медот, как вновь закричал, увидев десяток пищуний, вцепившихся зубами в его штанину. Они затрясли своими красными лепестками, намереваясь оторвать каждая по куску.
– Забыл сказать, они хищницы! – Тигал поспешил Медоту на выручку, осторожно прыгая по камням. Но осторожность не помогла – одна из пищуний впилась ему в икру.
Тигал завопил от боли и шлёпнул пищунью по лепесткам – та забултыхалась на своём стройном стебле, как хмельная. Но когда она пришла в себя и уставилась по сторонам в поисках нарушителя, Тигал успел оттащить Медота от визжащей Границы.
– Проклятье! Они сейчас разбудят всю приграничную зону, – забеспокоился Тигал.
– Что это за твари? – Медот ухватился за вырванный с корнем стебель и дёрнул так сильно, что тонкие зубы пищуньи остались на его штанине.
Пищунья уставилась на обидчика и раскрылась ещё шире. Медот заметил два изумрудных глаза на верхнем лепестке и большой рот посередине. Выпучив глаза, пищунья сжала полупустой рот и залилась синим цветом.
– Ой-ой-ой, – Тигал замер, – ты её разозлил.
Медот и рта раскрыть не успел, как посиневшая хранительница Границы схватила лениво пролетавшего мимо жука и жадно зачавкала. Пищунья быстро проглотила его, не отрывая взгляда от Медота, и с визгом кинулась на злоумышленника, пытаясь оставшимися зубами укусить куда придётся. Но Медот, с не менее пронзительным визгом, швырнул хищницу в сторону.
– Ну всё… – Тигал посмотрел на пищуний, будящих друг друга противным криком.
– Нам конец? – Медот уставился на Границу, красными волнами вздымающуюся в обе стороны. – Опять?
На Круглой улице, вокруг колодца накрывали на столы. Их как всегда поставили полукругом. Одни девушки расставляли тарелки, другие украшали столы и стулья свежими цветами. Ну а мужчины разделывали и варили мясо, и разливали хмельные напитки по кувшинам. И вся эта работа кипела под звуки пляшущих между столами музыкантов, играющих на буарах задорную мелодию.
Сквозь эту шумную толпу пробирался Тиазиф с посохом в руке. Могло показаться, что он разговаривает сам с собой, но спустя несколько секунд из-за его спины высунулся рыжий парнишка с тряпичной сумкой через плечо. Его короткие кривые ноги еле успевали за широким шагом Тиазифа.
– Негодник! Пропал почти на целый день, – ворчал поэт.
– Но так, это… слухи, гайт Тиазиф. А я вот говорю всем: «Неправда это», – оправдывался Пинч.
– Не всё то – слух, что ранит слух, – поэт развернулся на ходу и щёлкнул посохом своего писаря по лбу. – Дурень!
– Ай! – Пинч потёр лоб. – Так это правда? – испуганно спросил он.
– Молчать, желторотый! Твоё дело писать, а не говорить, – Тиазиф поспешил дальше, вежливо раскланиваясь в разные стороны. – Ты что-нибудь слышал о Сейте? – спросил он, здороваясь с кем-то в очередной раз.
– Нет, гайт Тиазиф, не слышал, – виновато ответил Пинч. – Наверно она ушла в пещеры.
– Ладно, пойдём, нужно найти старейшину деревни. Похоже, молва ещё не разнеслась по окрестностям, – Тиазиф недовольно закачал головой:
«Ох этот ум больной, ведомый страхами людскими,
Уж лучше б встретил бой лицом к лицу правитель наш.
Жестоко так решать одну проблему – умножать другие,
Судьба не дура! День придёт и всё равно, что должен дать – отдашь».
Пинч полез в сумку за пергаментом и углём.
– Оставь, Пинч, – буркнул Тиазиф, – сейчас не до того.
– Ага, ага, – Пинч захлопнул сумку и поспешил за поэтом.
Они дошли до конца Круглой улицы и скрылись за деревянными домами.
Тигал и Медот почти добрели до Волчьего Духа. Они остановились у узкой реки, медленно бегущей на запад.
– Повезло, что Диагот усыпил Границу, – Тигал обернулся и посмотрел на красную полосу, над которой всё ещё летал туман.
– Я думал, туманы только к ночи спускаются, – буркнул Медот.
– Это не про него. Обязанность Диагота – успокаивать Границу в любое время, когда прикажут; ну, и ещё Странное поле охранять. Только не рассказывай никому об этом, Медот, – попросил Тигал. – Если узнают, что он нам помог – его накажут.
– Накажут? – Медот хмыкнул. – Как можно наказать туман?
– А у них там, в Великом Расколе свой суд. Если король прикажет, ураган Бестий живо рассеет любой туман и даже ветер. Если конечно докажут, что те нарушили закон. Ну, – Тигал кивнул на дома. – Осталось перейти реку, и мы в деревне. Слышишь, музыка играет?
– Угу, – Медот равнодушно посмотрел вперёд. – Лучше бы я никогда не покидал Стену.
– Медот, то, что ты видел – самая малость. Наша планета полна чудес, на которые стоит посмотреть. Я вот мечтаю увидеть, что там, за морями.
– Я не понимаю, – Медот не слушал Тигала, – когда мы скакали туда, этой писклявой Границы не было.
– Мы по мосту её проехали, просто ты не заметил.
– Да, наверно, – Медот призадумался. – Слушай, Тигал, а там же и звери всякие шастают; и что, эти пищуньи всё время вопят?
– Нет, конечно. Они только на людей так реагируют.
– Ясно, – сказал Медот и окинул поле усталым взглядом. – А почему это поле называют «странным»? Вроде самое обычное.
– Потому что зелень тут по ночам диковинная вылезает, наши из неё лекарства всякие делают. Ещё вопросы? – спросил Тигал слегка раздражённо.
– Наши?! Да ты ведь – гайт.
– Это с чего ты взял?
– С твоей одежды.
– Да это я… стащил, чтобы из замка выбраться без приключений. Охрану обошёл, – Тигал помял рубашку пальцами. – А так, я родом из Лунного Света. У меня родители умерли, когда я был маленьким. За мной Сейта пришла и забрала с собой в замок. Там я и жил до сих пор, помощником библиотекаря.
– Ясно… – Медот вдруг помялся. – А я не умею читать.
– Как-нибудь научу; это не сложно, просто дорого. А теперь, надо перейти реку, – Тигал зашарил по карманам. – Детвора знает бесплатную переправу, но искать долго.
– Ладно, – Медот направился к реке, не услышав последние слова Тигала, а рисуя в своём воображении, как он будет учиться грамоте. Он подошёл к кромке реки и шагнул на булыжник, торчащий из воды.
Тигал нашёл, что искал. Он вытащил из кармана серебряную монету с круглым беломоритом посередине.
– А, вот. Не потерял, – обратился он к Медоту и только тогда заметил, что его уже нет рядом. – Медот, стой! – крикнул Тигал своему горе-спутнику, который намеревался сделать очередной шаг.
Медот не успел среагировать, как его накрыло волной и сбило с ног. Вода помусолила его в водовороте и выплюнула как мусор туда, откуда он ступил. Тигал замер с гитом в руке, глядя на ошеломлённого Медота.
– Медот, Вертушка не пропустит тебя, если не заплатишь, – снисходительно произнёс Тигал.
Медот выплюнул воду изо рта и закашлял.
– Кто? – пискнул он и посмотрел на речку – струи воды потянулись вверх и превратились в суровое женское лицо.
Волосы Вертушки водопадом струились с головы и убегали в разные стороны. Сдвинув брови и раздув прозрачные ноздри, она подалась вперёд. Вертушка забурлила и во все стороны погнала от себя волны, давая понять, что она не позволит им ступить на противоположный берег. Тигал поспешил кинуть ей монету. Вертушка живо вытянула водяную руку и поймала гит, после чего улыбнулась и, успокоив водную поверхность, слилась с потоком и поплыла дальше по течению.
Медот уставился на пухлощёкого всезнайку. Тигал стоял в ожидании его очередных расспросов, но заметил, что тот вперился взглядом ему за спину. Тигал замер. На его плечо легла чья-то тяжёлая рука. Тигал медленно обернулся – перед ним стоял высоченный мужчина; его лицо скрывал коричневый капюшон, а громадную фигуру – льняной плащ. Мужчина приподнял капюшон рукой, показав свои чёрные глаза и темнокожее лицо, в чертах которого было что-то хищное.
– О небеса, – прошептал Тигал, не веря собственным глазам.
– Тш, – черноглазый прижал широкий палец к губам.
Мужчина направился к реке. Он шагнул в воду, но она не намочила его обнажённые стопы – Вертушка быстро разбежалась в стороны, оголив своё дно. Шаг за шагом она прокладывала мужчине сухой путь. Он остановился на другом берегу реки, посмотрел на летящий в небо дым от костров, и зашагал к Волчьему Духу.
Тигал таращился ему вслед, прижав руки к груди.
– Тигал, кто это был? – Медот медленно встал на ноги.
– Пойдём, Медот. Быстрей, – Тигал побежал к булыжникам и, легко перепрыгивая с одного на другой, быстро оказался на противоположном берегу.
Медот последовал за ним, косо поглядывая на воду и опасаясь, что Вертушка вновь швырнёт его назад. «Да уж, за монетку даже реку можно купить», – с досадой подумал Медот. Ступив на противоположный берег, он подбежал к Тигалу и встал за его спиной, провожая взглядом исчезающий вдали коричневый плащ.
– Если сам Б… – Тигал не решился произнести вслух имя черноглазого мужчины, – решил появиться на люди…
– Сам?! Что значит?..
– Тш! Либо быть беде, либо – спасению, – Тигал схватил Медота за рукав и, потянув за собой, поспешил к Волчьему Духу.
Глава 4. КОРОЛЕВСКИЙ СОВЕТ
В замке было тихо, а в коридорах пусто; даже придворные слуги куда-то запропастились. Только маленькая девочка двенадцати лет бродила по залам. Когда она остановилась перед закрытыми дверьми, она, недолго думая, ухватилась за ручки в виде мечей и толкнула их – двери тяжело открылись. Девочка вошла в родословный зал.
Комната оказалась огромной и светлой. Высокие витражные окна бросали на стены блики. От такого причудливого освещения всё вокруг выглядело необычным, особенно портреты, висящие на стенах. Их было так много, что за ними не проглядывались сами стены, а мраморные и серебряные статуи, расставленные по всему залу, казались живыми. Девочка заскользила босыми ногами по чёрному полу, жадно рассматривая всё вокруг. Она подошла к одному из портретов и вздрогнула – в её глаза смотрел подтянутый мужчина лет сорока со злым взглядом и тонкими губами. Он словно предупреждал своим видом и оголённым мечом, плотно сжатым обеими руками, что он готов к бою. Девочка приблизилась к портрету и прочла надпись: «Гзот Рэльвал. Сын Фовия Рэльвала. Единственный наследник престола Гайтигонта. Середина первой эпохи». Девочка засеменила вдоль стены, рассматривая остальные портреты. «Атрилла Авиге. Дочь Дирра Авиге, Владыки Белого Мира. Конец второй эпохи», – гласила надпись под портретом. На нем была изображена женщина лет тридцати с крупными русыми локонами, ниспадающими на грудь, на которой покоился кулон в виде кроны дерева.
Девочка поспешила к противоположной стене зала, к серебряной статуе старика, сидящего на мраморной лошади: «Авирий Гриет. Долдж острова Серый Снег. Создатель Границы. Начало третьей эпохи», – прочла она вслух. Она задрала голову, силясь разглядеть портреты под самым потолком, но они располагались так высоко, что прочесть надписи было невозможно. Она заметила, что и весь потолок расписан, на нём сверкало серебристыми красками генеалогическое древо. В этом зале уместилась вся родословная вплоть до настоящей, четвертой эпохи. Портреты нынешнего короля и королевы висели на самом видном месте в изумрудных рамах.
– Мирра, вот вы где, – в зал вбежала её запыхавшаяся служанка. Она на ходу поправила сбившийся чепец и подбежала к своей подопечной. – Как вы меня напугали! – она встала перед Миррой на колени, взяла её за плечи и посмотрела ей в глаза, один из которых был голубой, другой зелёный. – Вы опять за своё. Вам нельзя здесь находиться, вы же знаете.
– Да, знаю. Но почему? – спросила Мирра.
Служанка поднялась с колен и взяла девочку за руку.
– Пойдёмте, пока нас кто-нибудь не увидел, – она повела Мирру к выходу. – Достанется же мне, если узнают.
– Куда все подевались? Я вышла из комнаты, а в коридорах – никого, – Мирра послушно зашагала вперёд.
– Я не знаю. Но вы не имеете право ходить в эту половину замка. Вы же знаете, ваше высочество.
– А кто на этих портретах?
– Ваши предки.
– А почему я о них ничего не знаю? Почему моим братьям преподают семейную историю, а мне нет; потому что я девочка?
