Ольга Юрьевна Богатикова "Туман"

– Вампира? – переспросил он.

– Для полноты картины, – пояснила я. – Если бы он сейчас появился из-за деревьев, все это могло бы стать отличной декорацией для какой-нибудь страшной и загадочной истории.

– Из-за этих деревьев может появиться только волк, – усмехнулся Солус. – Парк маленький и примыкает к перелеску, о котором я вам говорил пару дней назад. Но не волнуйтесь, конкретно сейчас зверь сюда не придет – его отпугнет свет, наши голоса и запах.

Что ж, это радует. Потому как волк – это последнее существо, которое мне хотелось бы тут встретить. Право, уж лучше вампир. Если верить нянюшке Матильде, с ним хотя бы можно договориться.

– У этого парка интересная форма, – заметила я, когда мы дошли до конца одной из аллей. – Мне казалось, что его дорожки должны соединяться, а они просто обрываются у деревьев.

– Да, это не очень удобно. Чтобы перейти на другую аллею придется вернуться назад, – согласился Эдуард. – Между тем, эта странная форма вполне объяснима. Если смотреть на парк из верхних спален правого крыла, можно увидеть, что он обустроен в виде огромной буквы Э. Его заложил один из моих предков для своей супруги Элеоноры. Ей не нравилось, что возле замка нет места для прогулок, а бродить по лесу она не желала. Поэтому муж разбил для нее парк.

– Наверное, ваш предок очень любил свою жену, – сказала я.

– Да, любил, – криво улыбнулся Солус. – Элеонора являлась его второй супругой, и у них была значительная разница в возрасте – барон был старше жены на двадцать три года. Он обожал ее, почти боготворил, поэтому всячески баловал и безропотно исполнял любой каприз. Благодаря Элеоноре в Ацере появился не только парк, но и несколько новых комнат и даже теплицы с диковинными цветами. Правда, теплицы до нашего времени не сохранились – после эпидемии холеры ухаживать за растениями стало некому, и новый хозяин Ацера приказал их снести.

– Вы имеете ввиду Эдуарда Солуса? – уточнила я. – Речь снова идет о той семье, что жила здесь двести лет назад?

– О, я смотрю, вы сегодня побывали на экскурсии, – снова улыбнулся мужчина. – Да, речь снова о них.

– Выходит, Элеонора была матерью Аннабель?

– Антуана и Аннабель. Старший сын являлся ребенком от первого брака.

– А что случилось с первой женой барона?

– Насколько мне известно, она умерла от воспаления легких. В то время уровень медицины оставлял желать лучшего, и люди жили гораздо меньше, чем теперь. Знаете, София, у меня все никак не доходили руки до этого парка. Он, конечно, мил и живописен, однако его давно пора реконструировать – посадить новые кусты, разбить клумбы, обновить дорожки. Вы правы, станет гораздо удобнее, если все три аллеи будут соединяться в одну. Весной непременно выпишу сюда рабочих.

– А как же буква Э? Если вы соедините ее лучи, исчезнет последняя память о безграничной любви барона к его супруге.

Эдуард поморщился.

– Не вижу в этом никакой беды. Парк станет красивее и комфортнее, а это гораздо важнее, нежели чувства, о которых давным-давно все забыли. К слову сказать, память о безграничной любви Солусов останется даже в том случае, если я сравняю это место с землей. Перед смертью старый барон распорядился похоронить его рядом с супругой. Так вышло, что Элеонора умерла на несколько дней раньше него, и была перенесена в семейную усыпальницу. Старик приказал изготовить большой саркофаг, в котором бы они поместились вдвоем, поэтому Солусы покоятся вместе. Более того, на крышке их гробницы высечена сентиментальная ерунда, вроде «Навеки неразлучны» или что-то в этом духе, я точно не помню.

– Вас не очень-то вдохновляет эта история, верно?

Он пожал плечами.

– В ней есть нечто фальшивое. Театральное, отдающее дешевой бульварщиной. Привязанность барона у меня сомнений не вызывает, а вот взаимность его жены находится под большим вопросом. Элеонора происходила из обедневшего дворянского рода, и Солус стал для нее очень удачной партией. Я не хочу сказать, что она была плохой женщиной. Наоборот, баронесса оказалась умной и рачительной хозяйкой, да и манеры у нее были на высоте. Но муж ей был не нужен. Он годился Элеоноре в отцы, и она относилась к нему скорее с уважением, нежели с любовью. Я уверен, что у нее имелся тайный поклонник, с которым она проводила время.

Я улыбнулась. Удивительное дело – в каждой семье есть человек, которого принято считать недостойным и который по каким-то причинам не вписывается в общую картину родственных связей. К примеру, в моей семье таким родственником-изгоем является тетушка Марта – мать дорогого братца Алекса и жена не менее дорогого дядюшки Рика – двоюродного брата моего отца. По мнению большинства членов нашего семейства, тетя Марта – это неаккуратное легкомысленное создание, которое много лет сидит на шее у своего мужа и больше всего на свете любит праздники и вечеринки. Если же познакомиться с дядиной женой поближе, удивительным образом оказывается, что Марта – веселая очаровательная женщина, исключительно мудрая и понимающая, прекрасный организатор любых мероприятий и вообще мозговой центр их семьи. Она относится к тому типу дам, которым не нужно прилагать усилия, чтобы покорить сердце мужчины или получить дорогой подарок. И мужчины, и подарки падают к ее ногам, как листья в осенний ветреный день. Тетя легко относится к жизни, и жизнь отвечает ей тем же. Мою бабушку до сих пор раздражает патологическое нежелание Марты мыть посуду и полы, и чрезвычайно удивляет, насколько спокойно к этому относится ее муж, который, к слову, купил супруге посудомойную машину и робот-пылесос. Дядя с тетей живут душа в душу тридцать лет, и окружающие жутко завидуют их счастью.

– Судить о людях, умерших много лет назад, конечно, тяжело, – сказала я. – Но, мне кажется, что барону и баронессе было друг с другом хорошо. Имелся у Элеоноры любовник или нет, мы уже не узнаем, да это и не важно. По крайней мере, дети у Солусов точно были общими – об этом говорит уже то, что вы, наследник их старшего брата, похожи на Антуана и Аннабель, как родной. Барон очень любил свою жену, рядом с ней он был счастлив, а это самое главное. Знаете, Эдуард, я бы очень хотела, чтобы мой отец тоже был счастлив. Чтобы встретил женщину, в которую без памяти влюбился, женился на ней, и она родила бы мне брата или сестру. Даже если избранницей папы станет моя ровесница или совсем молоденькая девушка, я отнесусь к этому с пониманием. Лишь бы ему было хорошо.

Солус бросил на меня вопросительный взгляд. Я глубоко вздохнула.

– У моей матери была серьезная болезнь почек. Она умерла от нее, когда мне исполнилось десять лет. Для нас с папой это стало большим ударом, причем, отец переживал в разы больше, чем я. Он ушел с работы, целыми днями сидел у ее могилы, много пил… Он любил ее, Эдуард. Всей душой. Мне пришлось переехать к бабушке, потому что папа категорически не хотел меня видеть. Я очень похожа на маму. У меня такое же телосложение, такие же голубые глаза, курносый нос, и каштановые волосы один в один, как у нее. Я так сильно напоминала отцу умершую жену, что его боль становилась невыносимой. Поэтому первые месяцы после ее смерти мы провели врозь. Да и следующие тоже. Моим воспитанием до самого совершеннолетия занималась бабушка, а папа только переводил ей деньги и время от времени приходил к нам в гости. Тогда я ужасно обижалась на него за эти редкие встречи. А теперь понимаю: отцу фактически пришлось учиться жить заново – без мамы. С тех пор прошло семнадцать лет, а он этому так и не научился. Его боль, конечно, притупилась. Папа бросил пить, нашел хорошую работу, которая ему очень нравится, да и на мамину могилу приезжает всего пару раз в год. Мы с ним стали общаться гораздо чаще и здорово подружились. Он поддерживает меня во всем. Знаете, это по-настоящему круто – чувствовать, что на свете есть человек, который всегда находится на твоей стороне. Однако в личной жизни папа не счастлив.

– Он стал затворником?

– Что вы, наоборот! Когда отец более-менее пришел в себя, женщины пошли в его жизни чередой. Он менял их так часто, что я не берусь вспомнить их точное количество. При этом ни одна из них не смогла подвигнуть его на второй брак. Папа очень разборчив в связях, его подруги – приличные милые женщины. Любая из них могла бы стать ему хорошей женой, но он и не хочет связывать себя какими-либо обязательствами, поэтому все его отношения длятся не больше пяти-восьми месяцев. Конечно, человек имеет право жить так, как ему нравится, но я вижу, что даже окруженный женским вниманием, папа остается бесконечно одиноким. Он словно ищет такую, как мама, но никак не может найти. Знаете, Эдуард, вашему предку очень повезло. Барон сумел пережить смерть первой супруги, полюбить снова и построить еще одну крепкую семью. Какой бы женщиной не была Элеонора, она смогла сделать своего мужа счастливым. Если же при этом баронесса была счастлива сама, остается ей только позавидовать – по-доброму и с улыбкой.

Солус слушал меня молча. Когда же я закончила свою речь, он остановился, а потом взял мою руку и, наклонившись, осторожно коснулся озябших пальцев сухими прохладными губами.

– Спасибо вам, София.

– За что? – удивилась я.

Он мягко провел пальцем по моему запястью.

– За теплоту.

Я повернула ладонь и пожала ему руку.

– Элеонора достойна благодарности, Эдуард. Оставьте парку ее имя. Вам все равно это ничего не будет стоить.

Солус улыбнулся и пожал мне руку в ответ.

Глава 3

В Хоску я отправилась после завтрака. Автобус, о котором говорил Эдуард, подошел к остановке ровно в девять часов – минута в минуту. Саму остановку, к слову, пришлось поискать: чтобы эта кривая бетонная конструкция не портила общий вид замка, ее установили в стороне от ворот среди густых придорожных кустов.

Автобус же оказался старой облезлой «гармошкой», которая собирала жителей окрестных сёл и, судя по всему, везла их в Баден на работу. Водитель – невозмутимый человек, явно познавший всю мудрость бытия (или попросту боявшийся растерять по пути детали своей чудо-машины) никуда не спешил, а потому мы медленно ползли по шоссейной дороге, плавно рассекая туман. Мне отчего-то казалось, что со стороны этот славный транспорт похож на большую лупоглазую гусеницу, выползшую на утренний променад.

В Хоске меня высадили ровно через двадцать минут. Руфина Дире, с которой я созвонилась сразу после завтрака, уже ждала на местной автостанции – маленькой и на удивление аккуратной.

– Я поговорила с нашими старожилами, – сказала она, когда я вышла из автобуса. – Они согласны рассказать здешние легенды и даже изъявили желание познакомить вас с некоторыми интересными традициями. Идемте, госпожа Корлок, нас уже ждут.

Мы перешли дорогу и зашагали вперед по узкому тротуару.

– На самом деле, сказителей у нас пруд пруди, – продолжала госпожа Дире. – В Хоске очень развит событийный туризм: здесь то и дело устраивают праздники и народные гуляния, на которые съезжается половина региона. На знаменитую Баденскую ярмарку прибывает меньше гостей, чем на наш Укулаб, Месисс или День зимнего солнцестояния. Почти в каждом здешнем доме можно найти бабушку или старичка, способных рассказать старинную сказку или спеть пару-тройку древних баллад. Я собрала самых говорливых, госпожа Корлок. Не удивлюсь, если эти артистки подготовили для вас целый спектакль.

Предположение госпожи гида оказалось верным. Немного поплутав в тумане, мы подошли к дощатому заборчику небольшого одноэтажного дома. Его калитка была приоткрыта, и мы беспрепятственно ступили в просторный чистый двор, выложенный стершимися от времени булыжниками. Стоило сделать шаг по направлению к крыльцу, как дверь дома отворилась, и нам навстречу вышла его хозяйка – невысокая круглолицая старушка. Выглядела бабушка необычно: на ней был надет нарядный стеганый жилет, накинутый поверх белой рубашки с объемными рукавами, широкая черная юбка чуть выше щиколотки и прямоугольный фартук, сшитый из разноцветных кусочков ткани. На ногах у женщины красовались кожаные ботиночки, обутые поверх вязаных полосатых чулок, а на голове – матерчатая шапочка, украшенная затейливой вышивкой. Судя по всему, пожилая дама вышла встречать нас в традиционном костюме своего региона.

– В нашем округе было принято высматривать гостей у окна, – шепнула мне на ухо Руфина Дире. – Хозяева нарочно ждали, когда те войдут во двор, чтобы встретить их на крыльце. Этим они выказывали им свое глубокое уважение.

Когда мы подошли ближе, старушка дружелюбно улыбнулась и важно произнесла:

– Добро пожаловать, дорогие гостьи. От нашего дома вашему – почтение и поклон.

Она вежливо склонила голову, после чего извлекла откуда-то широкий деревянный ковшик с узким носиком и красно-зеленое полотенце.

– В наших краях, прежде чем войти под чужой кров, человек должен был омыть руки водой, – наставительно сказала старушка. – Это было символом того, что вместе с ней он оставил за порогом обиды и злые мысли. Меня зовут Зарида Мотти, и я рада приветствовать вас в своем доме.

– Меня зовут София Корлок, – с улыбкой ответила я, подставляя ладони, на которые бабушка тут же плеснула немного теплой воды. – И я рада знакомству с вами, госпожа Мотти.

– София – та самая девушка, которая хочет послушать ваши прибаутки, Зарида, – пояснила Руфина.

Старушка снова улыбнулась и пропустила нас в прихожую, а затем в просторную светлую комнату с домоткаными половиками, старой громоздкой мебелью и кучей декоративных цветов. Там обнаружились еще две старушки, одетые в точно такие же костюмы, как и хозяйка дома. Нас представили друг другу, а потом началось представление.

Для начала бабушки угостили меня и Руфину румяными пирожками с картошкой, изготовленными по уникальному местному рецепту. Затем спели три длинные печальные песни о нелегкой женской судьбе, с воодушевлением объяснили значение каждого элемента своих нарядов («Народный костюм, деточка, как удостоверение личности, по нему все узнать можно: откуда человек родом, чем он занимается, есть ли у него супруг и дети. Куда уж до него нынешним джинсам и мини-юбкам! Мы свои костюмы сами пошили – по примеру тех, что от прабабок достались. Теперь на праздники надеваем, когда рассказываем туристам о народной культуре») и даже сплясали задорный танец.

Наблюдая за этим действом, я едва не подпрыгивала от восторга и уже планировала, как во вступлении к своему сборнику дам подробное описание обычаев и традиций баденских крестьян.

Когда с песнями и танцами было покончено, наступило время сказок. Старушки заварили нам по чашке ароматного травяного чая и принялись рассказывать старинные истории. Поначалу это были короткие бытовые зарисовки: о сварливой жене и ее невозмутимом муже, о жадном купце и находчивом охотнике, о богатом крестьянине и его бедном соседе. Затем им на смену пришли сказания, в которых фигурировали таинственные существа – духи леса, дарившие подарки добрым лесорубам, и домовые, помогавшие на кухне рачительным хозяйкам.

Я с любопытством ждала, расскажут ли старушки что-нибудь, похожее на истории нянюшки Матильды. Спустя некоторое время дамы действительно рассказали пару похожих сказок, однако они оказались настолько измененными, что узнать их сюжеты было непросто. Очевидно, с течением времени и повышением у местных жителей уровня образования, потусторонние создания стали больше комическими, нежели мистическими персонажами, и особого ужаса у главных героев уже не вызывали.

– Есть ли у вас сказки про вампиров? – спросила я у женщин, когда подошла к концу очередная история. – Я слышала, в ваших местах о них рассказывают много интересного.

– Да, такие сказки есть, – кивнула госпожа Мотти. – Но лично я знаю только одну. Вот в Бадене вам о них на целую книгу расскажут. Все-таки мы живем в селе, а вампиры предпочитают города.

– В самом деле? – удивилась я. – А как же легенды об уединенных замках, в которых обитают страшные кровососы, наводящие ужас на округу?

– Ерунда, – усмехнулась одна из хозяйкиных подруг. – Вампиры – не вурдалаки, от солнечного света им прятаться не надо, поэтому идеальное место для их жизни и охоты – именно город. Там легко затеряться, никто никому не нужен, да и пить у окружающих кровь – в порядке вещей. В сельской же местности с кровососами быстро бы расправились – народу здесь мало, все друг друга знают, и в случае опасности быстро объединяются против врага.

– Именно так, – кивнула Зарида. – Взять хотя бы местную историю про вампиров. В ней есть и замок, и село и даже пожар. Вот послушайте…

Следующие двадцать минут мне пересказывали сказку, о которой пару дней назад говорил Эдуард – в красках и с кучей немыслимых подробностей. Солус был прав: по мнению жителей Хоски, незнакомец, пообещавший наследнику Ацера вечную жизнь, был дьяволом, принявшим человеческое обличие, а потому молодой барон оказался настолько охвачен жаждой крови, что уподобился вурдалаку. Концовка истории тоже отличалась от той, что я слышала в замке: средний брат молодого барона тоже стал вампиром, и спустя несколько дней после пожара, охотники обнаружили в лесу их логово. Снова собравшись толпой, крестьяне поймали кровососов, обезглавили и сожгли, избавив тем самым регион от страшных чудовищ.

Я смотрела на старушек и удивлялась тому, каким богатым может быть человеческое воображение. Превратить борьбу с болезнью в борьбу с потусторонней силой – разве это не потрясающе?

Сказительницы, в лицах изображавшие мне персонажей своей истории, наверняка думали точно так же. А вот госпоже Дире их мини-спектакль почему-то не нравился. Руфина слушала односельчанок, нахмурившись, и явно желала, чтобы представление поскорее закончилось. Когда же оно подошло к концу, она встала со своего места и, поблагодарив за беседу, предложила разойтись по домам. Ни я, ни старушки против этого ничего не имели – наш разговор длился без малого два часа, и мы все от него порядком устали.

– Приезжайте к нам через неделю, – сказала госпожа Мотти, провожая нас до калитки. – В следующие выходные в Хоске пройдет Радож – праздник памяти предков. Будет концерт и много угощения.

– Обязательно приеду, – улыбнулась я. – Разве такое можно пропустить?

– Нельзя ни в коем случае, – согласилась Руфина. – До свидания, Зарида. Приятно было пообщаться.

Мы вышли на улицу и зашагали вперед.

– Сейчас время обеда, – заметила госпожа Дире. – Если хотите, можем пообедать с вами в местном кафе. Там отлично готовят курицу под горчичным соусом.

Я покачала головой.

– Спасибо, но я, пожалуй, поем в замке. Мне не терпится расшифровать диктофонную запись и поработать над черновиком сборника.

– В таком случае, я провожу вас до автостанции, – кивнула Руфина. – Автобус прибудет только через полчаса. Я помогу вам скоротать это время.

А я успею посмотреть Хоску. Туман наконец-то рассеялся, и поселок предстал передо мной во всей своей красе. Конкретно сейчас мы шли по широкой улице, с двух сторон окруженной аккуратными каменными домами. На них не имелось особых украшений, которые отличали бы эти дома один от другого – ни затейливых оконных наличников, ни причудливых заборов, однако они все равно казались бесконечно милыми и уютными. Наверное, дело было в кружевных занавесках, видневшихся из-за широких деревянных окон, ползучих стеблях плюща, паутиной опутавших серые фасады, и общей картине чистоты и порядка. Я не заметила в Хоске грязных луж, разлившихся посреди тротуара, переполненных урн или облезлых скамеек – ничего такого, что говорило бы об унынии и упадке. Село процветало, и это было видно невооруженным взглядом.

– София, как вам живется в Ацере? – вдруг спросила госпожа Дире, когда мы подошли к автостанции.

– Нормально, – пожала я плечами. – Там уютно, просторно, витает дух старины. Еще там несколько прохладно, но к этому можно привыкнуть.

– А барон Солус? Вы нашли с ним общий язык?

– Вполне. Он вежлив и обходителен. Думаю, этот человек способен найти общий язык со всеми.

– Это точно, – пробормотала Руфина. – Вы ведь ночуете в левом крыле, верно? Не боитесь по вечерам оставаться с ним один на один?

– А мне надо бояться? – удивилась я. – Эдуард не похож ни на маньяка, ни на извращенца. Я живу в Ацере почти неделю и ни разу не слышала, чтобы он ходил по коридору возле моей комнаты. Хотя дверь перед сном на всякий случай запираю на ключ.

– Правильно, – с явным облегчением в голосе сказала женщина. – Делайте так всегда. А еще подпирайте дверь креслом или тумбочкой – тоже на всякий случай.

Я удивленно приподняла бровь. Руфина глубоко вздохнула.

– Скажите, София, вы не замечали за Эдуардом чего-нибудь… м-м… странного?

– Странного? Что вы имеете в виду?

Она неопределенно махнула рукой.

– Не замечала, – покачала я головой. – Да и как я могла заметить? Мы видимся только утром и вечером, да и то не всегда. А почему вы спрашиваете?

Руфина вздохнула еще раз.

– Я расскажу вам одну историю, София. Не сказку, а реальный случай, который произошел на моих глазах. Вы наверняка знаете, что Ацер долго стоял пустым. Солусы предпочитали жить в другом месте, поэтому приезжали сюда раз в несколько десятилетий, чтобы подлатать в замке дыры, и никогда надолго не задерживались. С одним из них, Эрихом Солусом, познакомилась моя бабушка. Это было давно, лет пятьдесят назад, во времена ее юности. Они встретились на одном из местных праздников. Барон оказался столь очарователен, что бабушка мгновенно в него влюбилась. Ему она тоже пришлась по душе, однако Эрих был честным человеком и сразу предупредил, что ничего серьезного из их связи не выйдет, так как ни жениться, ни оставаться в Ацере навсегда он не намерен. Бабушка говорила, что Солус обращался с ней, как с королевой. Приглашал на прогулки в парк, угощал пирожными и даже подарил красивый шелковый шарф, который она потом берегла всю свою жизнь. Их отношения были очень целомудренными и дальше поцелуев в щеку не заходили. А потом Солус уехал. Бабушка какое-то время страдала, затем успокоилась, вышла замуж за моего деда, родила детей… Но забыть свою первую любовь так и не смогла. Шесть лет назад по округе прошла новость, что в Ацер снова приехал хозяин – Эдуард, внук Эриха Солуса. Бабуле очень захотелось на него посмотреть. Знаете, София, она буквально загорелась этой идеей. Наверное, надеялась расспросить барона о его дедушке. Я долго думала, как это можно устроить. А Эдуард вдруг приехал в Хоску сам. Не знаю, что именно ему здесь понадобилось. Наверное, услуги наших каменщиков, ведь замок постоянно находится в состоянии ремонта. Мы столкнулись на улице. Я вела бабушку в магазин, чтобы купить ей новые туфли, а Солус вышел из-за угла и прошел мимо нас. Увидев его, бабуля сначала встрепенулась, а потом, когда он подошел ближе, побледнела, схватилась за сердце и едва не упала в обморок. Знаете, в тот момент я испугалась, что она попросту умрет. Когда же бабушка пришла в себя, она потребовала немедленно отвезти ее в храм и о чем-то долго молилась перед алтарем. Несколько дней я пыталась узнать, что именно произошло, но бабуля отказывалась отвечать на мои вопросы, только плакала и качала головой. А когда собралась с силами, рассказала потрясающую вещь. По ее мнению, Эдуард Солус на самом деле не является родственником Эриха. Знаете, почему? Потому что Эдуард и Эрих – это один и тот же человек.

Мне показалось, что я ослышалась.

– Простите, что?..

– О, я тоже удивилась, – усмехнулась Руфина. – Бабуля заявила, что, увидев Эдуарда, поначалу поразилась тому, как сильно он похож на своего деда. А потом, когда барон подошел ближе, обратила внимание на его шею.

– А что с его шеей?

– На ней есть длинный белесый шрам, похожий на след от острого кривого ножа. По словам бабушки, у ее возлюбленного была точно такая же отметина, причем, на том же самом месте. Именно по ней она его и узнала. Я, конечно, ей не поверила. И не верила до тех пор, пока не устроилась в Ацер на работу и не увидела портрет Эдуарда Солуса – того самого, который жил в замке двести лет назад. Помните, я говорила, что они с нынешним Эдуардом необыкновенно похожи?

– Помню.

– У нарисованного барона на шее есть длинный шрам. Он отчетливо виднеется из-под ткани его камзола. Точно такой же шрам, как у нынешнего хозяина Ацера. На том же самом месте. Если с фамильным сходством все понятно – гены играют с людьми и не такие шутки, то объяснить наличие фамильного увечья я не в силах. Сомневаюсь, что у Солусов есть обычай резать себе шею кривым ножом, чтобы быть максимально похожим на своих предков.

Я остановилась и внимательно посмотрела на свою собеседницу.

– Вы говорили об этом с Эдуардом?

– Нет, – усмехнулась Руфина. – Я не решилась. А картина вдруг чудесным образом отправилась на реставрацию и находится там уже несколько лет.

– А ваша бабушка?..

– Умерла через два месяца после встречи с нашим бароном. От сердечного приступа.