Стамбульская мозаика
Наталья Шувалова
«Стамбульская мозаика» – вторая книга стамбульского цикла.В городе, бывшем в разное время столицей Византийской, Римской, Османской империй, на узких улочках которого реальность сплетается с магией, любой внимательный человек легко разглядит осколки давно ушедших в Вечность эпох.Стамбульская мозаика – цепочка историй, идущих со времен Византии до наших дней.И общего у них лишь одно – город, где они происходят. Неповторимый, сказочный, таинственный Стамбул.
Стамбульская мозаика
Наталья Шувалова
© Наталья Шувалова, 2023
ISBN 978-5-0059-6324-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Вы когда-нибудь разглядывали старые византийские мозаики?
Мозаики – это волшебство, магия, из маленьких кусочков формируются цельные, сюжетные картины. Сами по себе кусочки ничего не значат – так, осколки, местами неровные, местами откровенно некрасивые.
И только соединившись руками мастера, они становятся полотном, в котором каждый кусочек выполняет свою особенную роль, загораясь на контрастах с соседними, такими же непримечательными поодиночке кусками.
Развитие стеклоделия в Византии, пришедшее из Древнего Рима, породило на берегах Босфора совершенно особое искусства мозаики из смальты – крашенного непрозрачного стекла.
Для усиления отражающей способности мастера прошлого придумали подкладывать под кубики прозрачного стекла с оборотной стороны золотую фольгу – так появились знаменитые византийские мозаики с золотым фоном, до сих пор зачаровывающие смотрящего магическим мерцанием, словно идущим из глубины картины.
Стамбул всегда представляется мне огромным мозаичным панно. Пестрый, шумный яркий – этот город состоит из кусочков эпох и судеб. Византийское прошлое в нем соседствует с современными технологиями, османские мечети органично вписываются в современные городские кварталы, многоголосая, разноязыкая толпа течет по улицам города, рождая тот самый, неуловимый городской фон, который так западает в души всех, кто когда-либо приезжал в город. Дополняет картину удивительный золотой солнечный свет, мягко обнимающий здания – такого света, как в Стамбуле, не увидишь больше нигде в мире.
Эта книга чем-то похожа на старую мозаику – рассказы и очерки в ней не связаны между собой. В каждом из них свои герои и своя эпоха. Но все вместе они, как мне думается, способны передать атмосферу Стамбула, уникального города, стоящего несколько тысяч лет на стыке Востока и Запада.
С любовью, ваша Ната
@istanbuls_soul
Смальта Византии
Актриса на троне империи
Когда речь заходит об императрице Феодоре, говорят разное и, в основном, выдуманное.
Одни чтят ее святой, другие приписывают роль куртизанки и злодейки, да такой, что легендарная Мессалина бледнеет рядом с ней, третьи же и вовсе выдумывают небылицы и истории, с Феодорой ничего общего не имеющие.
Сегодня я иду гулять по площади Султанахмет, которую когда-то, во времена Византии и Феодоры, называли Ипподромом. Неспешно сворачиваю к Голубой мечети, усаживаюсь на лавочку, достаю книжечку Прокопия Кесарийского, единственного современника, кто потрудился описать жизнь императрицы, и чей труд признали подлинным и достоверным.
Здесь, у Голубой мечети, просто представлять – она стоит на месте, где некогда высился императорский дворец базилевсов, в котором жила Феодора.
До моего уха доносится мирный туристический гомон Султанахмет, где-то играет музыка.
Здесь очень легко на минуту закрыть глаза – и услышать сквозь время голос восстания «Ника» 532 года. Туристические голоса нарастают, сливаются, превращаясь в грозный рев толпы, налетевший ветер пахнет дымом и смертью, кто-то кричит:
– Ника!
И ответом ему несется обезумевшее:
– Ника!
Сквозь марево вечерней жары я вижу тонкий силуэт императрицы, стоящей у дворцового окна…
***
Константинополь пылал.
Сквозь распахнутые окна дворца внутрь влетали крики беснующейся на Ипподроме толпы, внося еще больший переполох в уже изрядную сумятицу. Слуги бегали взад и вперед, бестолково всплескивая руками, спешно покидали дворец, не забывая прихватывать с собой дорогие безделушки – неизвестно еще, кто теперь будет византийским императором и какая пойдет дальше жизнь, неплохо бы иметь запас на черный день.
Хотя куда еще чернее.
Рушится установленный порядок, почти утратил власть император Юстиниан, еще неизвестно, как будет править император Ипатий – кому какое дело, куда пропала дорогая ваза или жемчужные серьги, до того ли…
Лишь в одних покоях во всем дворце царил идеальный порядок – служанки, как обычно, готовили одежду для выхода госпожи, кто-то нес кувшины со свежей водой, одна из девушек срывающимся от страха голосом робко затянула песню, две другие слабо подхватили.
Невысокая женщина с бледным лицом и точеным станом, стоящая у окна, не поворачиваясь, одобрительно кивнула головой – продолжайте.
Она смотрела на море огня, в который превращался ее город.
Пылали великолепные дворцы на площади Августы, с ревом горел Сенат, злым, нездешним белым пламенем полыхала базилика Феодосия, огонь ревел там, еще еще недавно стояли бани Зевксиппа, пылали, выбрасывая черные столбы дыма, госпитали, и Феодора отвела глаза, стараясь не думать о больных, что были не в силах выбраться и умирали мученической смертью.
Огонь подступал все ближе, вот пламя перекинулось на Халку, передний отдел дворца.
Императрица глубоко втянула воздух, пропитанный едким дымом.
Испуганно пискнула девушка-служанка.
– Государыня, помилуйте, – губы девушки, побелевшие от ужаса, слушались плохо, – отпустите нас, нужно бежать в Пера, еще есть шанс, нужно уходить, сгорим же….
Мужество изменило девушке, она захлебнулась в рыданиях.
– Так уходите, – спокойно сказала императрица, – не держу и карать не буду.
Девушки побросали дела, по очереди спешно падали ниц, целовали ноги Феодоры и поспешно выходили из покоев, пряча глаза от стыда перед той, что бросали в одиночестве в пылающем городе на верную смерть.
Оставшись одна, Феодора огляделась – времени действительно оставалось немного, хорошо что девушек хватило на то, чтобы приготовить одежды.
Скинула тунику, встала перед огромным зеркалом – все еще красива, несмотря на возраст.
Вспомнилось, как когда-то давно старшая сестра Комито учила малышку: «Перед выходом на помост настройся, войди в свою роль, если сама поверишь, что ты грешница или святая, поверит и толпа».
Сейчас нужно было поверить, что ты – императрица.
Под криками распаленной толпы, рядом с воем бушующего пламени, это было сложно, почти нереально, но – хорошие актрисы бывшими не бывают.
И Феодора начала подбирать наряд для главного выступления в своей жизни, придирчиво разглядывая украшения и подбирая подходящую случаю пенулу.
Актерский опыт у Феодоры был солидный и начался в раннем детстве – юная тогда еще дочь смотрителя цирковых медведей стояла после смерти отца у входа в амфитеатр с венком на голове и цветочными гирляндами в руках, протягивая их равнодушно идущим мимо сильным мира сего, умоляя сохранить на время за семьей должность покойного отца, чтобы она, мать и сестра не умерли с голода.
Никогда, ни до, ни после, не испытывала Феодора такого унижения и такого отчаяния, и пусть получилось – навсегда запомнила она чувство безнадежности и то равнодушие, с которым шли мимо маленькой девочки, увитой цветами, патриции.
Тогда же дала себе слово – никогда более она не будет просить.
Никогда.
Подросшая Феодора стала искать счастья в театре. Не раз она срывала аплодисменты у требовательной константинопольской публики, стоя на подмостках и изображая пантомимы, не раз она устраивала интриги за кулисами Ипподрома, чтобы заставить людей говорить о себе, чтобы люди шли смотреть на нее, шепча меж собой: «Смотри, вот она, та самая Феодора…»
Смогла же она выжить в Сирии, единственный раз в жизни поверив мужчине – зря поверив! Пошла за ним, как овца на веревочке, да чуть не сгинула, доверившись льстивым речам. После предательства Гекебола пришлось несладко, пришлось некоторое время побыть куртизанкой, но не сломалась же!
Вернулась в свой город, купила скромный дом, занялась прядением шерсти.
Хорошее было время.
Тихое, спокойное.
Да и Юстиниана смогла очаровать – всего-то надо было выведать у одной достойной матроны, чья дочь была замужем за одним из патрициев, когда и где любит гулять будущий император. А дальше совсем просто – благочестивые речи, скромный мафорий на голове, лукавый быстрый взгляд – и вот уже ради права жениться на ней, бывшей актрисе, простолюдинке, Юстиниан умоляет дядю Юстина, правящего императора, менять законы великой Империи, и вот она выходит из собора женой наследника, а через два года коронуется вместе с мужем на престол.
Сейчас же нужно просто заставить несколько трусов взяться за голову, забыть о страхе и перестать думать о побеге.
Феодора наконец выбрала наряд и облачилась в одноцветную, цвета неба, стулу, надела поверх самую богатую, дорого, расшитую пенулу, укрепила в непослушных волосах венец – одеваться без помощи служанок не было сложно, на подмостках, бывало, и не в такой костюм облачаться приходилось.
Придирчиво перебрала драгоценности, их должно было быть много – она императрица, она должна сиять!
Бросив на себя последний взгляд в зеркало, в полном одиночестве вышла из покоев, усмехнувшись про себя – византийская императрица выходит одна, небывалая для дворца картина.
Неспешно сквозь клубы дыма и шум на Ипподроме, шла она в зал Совета.
Что-то внутри ее, что не было императрицей, позорно дрожало и кричало – беги, не медли, быстрее, но она продолжала идти чинно, высоко подняв голову с сияющим драгоценными камнями венцом.
Императрицы не бегут.
Перед залом Совета не было стражи – все воины дворца были там, на Ипподроме, пытались сдержать натиск восставших.
Достойные мужи империи не заметили, как открылась дверь и в зал вошла женщина – они были заняты оживленным спором.
– Верность наших телохранителей была ненадежна, число войск в столице недостаточно для подавления мятежа, – рапортовал Юстиниану полководец Велисарий, – Мы не сможем сдержать восстание, нужно уходить.
– Я не согласен! – выкрикнул со своим неизбывным акцентом варвар Мунд, высокий мужчина с проседью и перебитым носом, – мы должны бороться за империю!
Его голос потонул в начавшемся гаме, советники наперебой единогласно кричали – уходить!
– Мы не справимся! – орал во все горло Нарсес, ощупывая одной рукой спрятанный под туникой кошель с деньгами, что прихватил из казны на всякий случай.
– Нас всех перебьют!
