Сессия приближалась стремительно, заражая мысли тягучей тоской.
– Меньше знаешь – крепче спишь, – сказал Валентин Свербицкий из параллельной группы. И добавил: – Если бы не армия, меня бы в университет калачом не заманили. Пусть учатся дураки, которые не умеют делать деньги. Умный мужчина всегда сумеет развернуть свой бизнес. А вам, девчонкам, учёба и вовсе ни к чему. – При этом он одобрительно окинул взглядом Юлю, стоявшую в группе девушек, и сказал: – Женщина должна украшать общество, а не сидеть в конторе с утра до вечера. Подумайте, кому нужна задёрганная, измученная жена? Никому! А если у дамы вдруг обнаруживается талант руководителя и она становится топ-менеджером, то это вообще бррр… – Свербицкий зябко пожал плечами, демонстрируя собеседникам, чего стоят женщины-руководители.
Компания студенток слушала Валю раскрыв рот, и Юлька то и дело ловила направленные на него восхищённые взгляды сокурсниц, думая, как здорово иметь такого парня: остроумного, в модных джинсах, ладно облегающих стройные ноги, в кармане которых лежат ключи от новенькой «тойоты».
…Сквозь звуки музыки пробился кашель брата, и Юлька ещё сильнее заколотила ладонью по столу. Пусть кашляет сколько угодно… Как ей всё надоело!
Прибавив звук, она нагнула голову к рукам, чтоб не бил в глаза свет от окна, и принялась перечислять то, что ей надоело хуже горькой редьки.
Во-первых, надоел Федька. Она не выпрашивала у родителей братишку или сестрёнку.
Во-вторых, надоела квартира, где ей приходится ютиться на половине комнаты.
Надоела нравоучениями мама, всегда уставшая и одетая в тряпки из китайских магазинов.
Надоел равнодушный к жизни отец, всё свободное время читающий книжки.
Надоел дед, указывающий, как ей жить.
И наконец, надоела сама эта жизнь – никчёмная и ненужная.
Музыка в наушниках зазвучала медленнее, и Юлька, не поднимая головы, притянула к себе последний номер журнала «Космополитен», с обложки которого победоносно и белозубо улыбалась юная девушка в леопардовом пальто и бежевых туфлях на умопомрачительных шпильках. Вот она – настоящая жизнь, наполненная лёгким запахом духов и восхитительными морскими круизами на белоснежных лайнерах.
Это тебе не занюханная деревня Подболотье.
Вспомнив про деревню, Юлька снова фыркнула и крикнула в глубину квартиры:
– Мама, я пойду погуляю!
– Поздно не приходи, а то папа будет ругаться, – не высовываясь из кухни, отозвалась мать.
Обе знали, что угроза не имеет никакого значения: папа, зачитавшись, даже не заметит отсутствия дочери.
Сразу не попав ногой в брючину, Юлька запрыгала по комнате, больно ударившись локтем о стеллаж с книгами. С полки упала книга «Золотой ключик» и раскрылась на первой странице. На ней ровным маминым почерком было выведено: «Юленьке от мамы и папы». Эта короткая надпись царапнула лёгким воспоминанием о давнем дне рождения, на который вместо обещанных часов с плавающими стрелками она получила в подарок книжку. Но не прочитала до сих пор. Зачем читать, если каждый новогодний праздник по телевизору показывают «Приключения Буратино»?
Юлька тщательно причесалась, оценивая яркость голубых глаз и красоту бровей – предмет зависти подружки Кати.
Модная английская футболка нежно скользнула по спине, лаская тело тонким трикотажем.
– Твоя футболка стоит столько же, сколько моя осенняя куртка, – сказала мама, когда увидела выброшенную в помойное ведро бирку с ценой.
Тогда Юлька вяло произнесла:
– Хочу и покупаю. Я деньги заработала на презентации сыра в супермаркете.
То, что денег от случайного заработка хватило ровно на обновку, она маме не сказала. Пусть думает, что дочь становится независимой и успешной.
Проходя через комнату, Юля заметила очень бледного брата, лежавшего на папином месте. Его дыхание ещё не выровнялось после приступа, и Юльке стало жалко тихого и беспомощного Федьку. Ещё ночью, слыша его ненатуральный кашель, она была уверена, что парень прикидывается и хочет прогулять школу, но, похоже, он действительно заболел.
Ещё не хватало! Перед её глазами снова замаячил призрак деревни. Хоть мать и обещала не ссылать её туда, но у них есть дед с правом решающего голоса, который если упрётся, то обязательно настоит на своём. Дед даёт почти половину денег на учёбу, а против такого аргумента не поспоришь.
На лестнице Юлька чихнула от забравшегося в ноздри лёгкого запаха газа и, не став ждать лифта, побежала вниз, с удовольствием слушая, как цокают по ступеням каблучки новых босоножек.
Пахнувшая в лицо волна тёплого воздуха немного улучшила настроение. В этот субботний день двор многоэтажного дома, всегда плотно заставленный автомобилями, был почти пуст.
«Ах да! Конец мая, дачники копают огороды», – вспомнила Юлька про увешанных гроздьями рассады дачников, заполонивших метро в преддверии выходных.
Под ногами пучилась вздыбленная за зиму корка асфальта, и приходилось всё время смотреть под ноги, чтобы не упасть. Девушка так сосредоточилась, что не заметила, как рядом с ней притормозила серебристая машина, свежо отблескивающая на солнце тщательной полировкой.
– Привет!
Не сразу сообразив, что обращаются к ней, Юлька остановилась, с радостным удивлением встретившись взглядом с Валей Свербицким, привлекательным, как сериальный герой.
– Привет! Ты откуда?
– Случайно мимо ехал.
Валентин вынырнул из машины, став вровень с ней так, что Юлька едва не уткнулась лбом в его плечо.
Наверное, она не возражала бы против такой близости, если бы из другой дверцы не выпорхнула Лизка Вахрушева с юридического факультета. Ни волосы медного оттенка, ни тщательный макияж и фирменная одежда из бутиков не могли улучшить внешность Вахрушевой – мелкозубой, длиннолицей девицы с близко посаженными недобрыми глазками.
– Привет, Джулия!
Лизка любила коверкать имя Юлия на иностранный манер, зная, что это выводит из себя его обладательницу.
В другое время и в другом месте Юлька нашла бы для нахалки достойный ответ, но при Валентине выказывать себя скандалисткой ей не хотелось, и, через силу улыбнувшись, она выдавила ответное приветствие.
– К сессии подготовилась, раз гуляешь? – ехидным голосом продолжала надоедать Лизка, прекрасно зная, что сессии Юлька сдаёт из рук вон плохо.
– Ага. Подготовилась.
Юлька с вызовом подняла голову, поведя глазами в сторону Валентина, отметив, что он почему-то покраснел и засуетился.
– Юля, Лиза, девочки, я знаю неподалёку уютную кафешку с живой музыкой. Поедем? Я угощаю.
Принять предложение Валентина хотелось нестерпимо. Что может быть приятнее, чем в тёплый день сидеть в кафе у окошка, потягивать через соломинку сладкий коктейль и слушать, как молодой человек говорит тебе комплименты?
Но рядом стояла Вахрушева, и Юлька, впечатав ногти в ладони и независимо дёрнув плечом, посмотрела на Валентина так, чтобы он понял причину её отказа:
– Спасибо, в другой раз. Веселитесь без меня.
* * *
Школьный порог Фёдор Румянцев переступил с чувством собственного превосходства, снисходительно посматривая на суетившихся перед уроком одноклассников.
Глупые, они даже не представляли, что, хлопая его по плечам или поддразнивая: «Привет, Хомяк, успел набить щёки?», встречаются не с простым мальчишкой, а с хранителем тайны. И, возможно, будущим кладоискателем.
«А я знаю про рукопись с крюками», – хотелось выкрикнуть прямо в лицо Серёге Лисину, который мнил себя крутым пацаном. Интересно взглянуть, как Серёга сначала сделает вид, что ему неинтересно, а потом начнёт потихоньку выспрашивать: «Хомяк, а Хомяк, расскажи: что за рукопись?» Увидев, как Серёга подмазывается и набивается в друзья, другие мальчишки тоже принялись бы уговаривать поделиться секретом.
Пусть сгорают от любопытства. Он, Федька, останется непреклонен. В конце концов, только ему пришло загадочное письмо. А всё на свете происходит не просто так.
Тайна, которой овладел Федька, распирала его, как пузырьки газа распирают бутылку тёплого кваса. Она пенилась мыслями, пузырилась мечтами и грозила вылиться наружу, если бы в решительный момент, когда ухо лучшего друга и соседа по парте Даньки Малькова оказалось поблизости, русичка Ольга Юрьевна не вызвала бы Федю к доске.
Невысокая, полненькая Ольга Юрьевна, по прозвищу Колобок, предупреждающе постучала карандашом по столу, призывая класс к работе, и заявила:
– А запятые в прямой речи нам расставит Румянцев.
Обречённо вздохнув, Фёдор нехотя побрёл к доске, лихорадочно думая, где стоит поставить кавычки: перед вопросительным знаком или после него?
«Перед, перед» – показывал ему на пальцах сидящий на первой парте Миша Суворов.
– Хомяк, ставь после, – сложив руки лодочкой, подсказывал Женя Лукин.
До или после?
Покатав в пальцах мел, Федя нерешительно перечитал предложение, оттягивая время для ответа.
– Румянцев, я жду, – напомнила учительница.
Встав поблизости от доски, она сложила на груди пухлые руки и принялась перекатываться с носка на пятку. «Как колобок», – точно подметили ученики, когда Ольга Юрьевна впервые приняла классное руководство.
Федька не знал, где ставить знак вопроса, и, немного посопев от раздумий, вляпал кавычки наугад, вынеся их перед вопросительным знаком.
– Всё ясно. Правила ты, Румянцев, не повторял. Хоть ты и написал контрольную на четыре, я ещё подумаю над годовой оценкой. – Голос учительницы зазвенел укоризной, и Федя понял, что сегодняшний день испорчен.
Полными тоски глазами Фёдор обвёл класс, в три ряда заставленный голубыми партами и увешанный портретами литераторов.
Некрасов, выставив вперёд тощую бородёнку, глядел на него явно осуждающе, а задумчивый Пушкин, подперев руку ладонью, не обращал на происходящее в классе никакого внимания. У него, небось, над душою учительница не стояла.
Но угрозой снижения оценки Фёдоровы неприятности не закончились. На большой перемене, когда шестой класс бодро понёсся в столовую, Федю остановил резкий удар по спине:
– Не дави на газ, Хомяк! Разговор есть.
Самый противный в мире голос принадлежал семикласснику Ваньке Павлищеву по кличке Пава, держащему в страхе всю среднюю школу номер триста двадцать.
Высоченный вертлявый Ванька с мучнистой кожей и корявыми болячками в уголках рта славился в школе своим бешеным нравом и непредсказуемостью действий. В минуты гнева его взгляд замирал на одной точке, превращая желтоватые глаза в подобие стеклянных пуговиц и пугая своей бессмысленностью даже учителей, много повидавших на своём веку.
Федька собственными ушами слышал, как математичка однажды сказала Ольге Юрьевне:
– День, когда Павлищев закончит школу, администрация обязана отметить пышным банкетом с заказанными клоунами.
– С клоунами? – Ольга Юрьевна хмыкнула, сделав упор на последнем слове. – Клоунов у нас своих хоть отбавляй…
Пава на клоуна был не похож, хотя и растягивал губы в противной улыбке.
Чувствуя, как лоб покрывается бисеринками пота, Фёдор остановился и, стараясь не выказать страх, спросил как можно беспечнее:
– Чего надо?
Ванькина улыбка стала шире, и кучка подпевал за его спиной подобострастно захихикала, предвкушая очередное развлечение.
Павлищев снова хлопнул Фёдора по спине и почти с сочувствием сказал:
– Понимаешь, Хомяк, долг за тобой. Когда отдавать будешь?
Растопырив руки в стороны, Ванька загородил Феде дорогу, не давая пройти вдоль стены. Федька успел заметить, как одноклассники, опасливо оглядываясь, спешат в столовую. Краем глаза он увидел и маячившего вдалеке Даньку Малькова и понял, что остался один.
– Какой долг?
– Обыкновенный, тысяча рублей. – Павлищев сделал шаг вперёд, возвышаясь на целую голову над Федькой, и ссутулил костистые плечи, ожидая ответа.
– Я у тебя не занимал, – прошептал Фёдор.
– Занимал не занимал, какая разница! Всё равно должен! – Ванька подмигнул, приглашая друзей повеселиться вместе с ним.
Его дурашливый тон вызвал новый взрыв смеха группки парней за спиной.
– Не трясись, Хомяк, будем бить сильно, но аккуратно, – выкрикнул один из Ванькиных приближённых, Юрка Ляпунов.
Фраза из любимого фильма «Бриллиантовая рука» показалась мирной и домашней, хотя Федька знал, что Пава шутить не любит.
Не зная, как лучше ответить, он уставился в пол и принялся разглядывать розоватую напольную плитку с белыми крошками, похожую на колбасу «Любительскую» в нарезке.
– Ты меня слышал, Хомяк?
Продолжая изучать напольную пол, Федька кивнул, но промолчал.
– В ступоре, – жизнерадостно провозгласил Ванька, ткнув пальцем в Федьку. – Учитесь, орлы.
Павина компания жизнерадостно загоготала, поддерживая своего атамана и шурша кроссовками по полу. Она единой массой двинулась дальше по коридору, оставив стоять столбом растерявшегося Федьку.
Тысяча рублей у него была. Пятьсот рублей подарил дед на Новый год, а ещё пятьсот он помаленьку подкопил из карманных денег, рассчитывая купить хорошую игровую приставку. Две новенькие бордовые купюры лежали между страницами детской книжки про муравья Ферду.
«Уж в эту книжку Юлька точно никогда не полезет», – рассудил Федька, предусмотрительно закладывая в хранилище свой капитал. Приставку он задумал купить давно, когда увидел такую же у тихони Лены Зубовой с последней парты. Очень удобная вещь: сидишь себе спокойно на переменке, занимаешься делом, и никакая учительница тебе не скажет: «Что ты, Румянцев, мечешься по коридору? Лучше бы уроки повторил».
Самое обидное в этой ситуации то, что Федька не понимал, за что к нему привязался Пава и о каком долге идёт речь. Правда, по школе бродили слухи, шёпотом передававшиеся из класса в класс, что Пава любит выбирать жертвы среди ребят и требовать себе дань. Говорят, что один восьмиклассник отдал Ваньке новенький фотик, а Кирилл Сонькин из седьмого «А» каждую неделю покупал Паве билеты в кино. Хотя от обиды и унижения из Федькиных глаз готовы были брызнуть слёзы, он сдержался, помня о своей тайне. Мысль о ней поддерживала его.
– Федька, что они тебе сказали? – Подлетевший Данька Мальков захлёбывался от возбуждения. Голос его звенел сочувствием.
– Ничего не сказали, – пробурчал Фёдор, мгновенно решив, что неделю до начала каникул будет прятаться от Павлищева, а потом, когда найдётся клад, наймёт себе охрану из старшеклассников или ещё что-нибудь придумает. Главное сейчас – дотянуть до каникул.
* * *
Фёдор с великим трудом доплёлся до поворота в тёмный проулок между домами и остановился. Пройти предстояло ещё шагов двадцать. Федька затих, чувствуя, как от страха горят щёки. А ну как в безлюдном месте подкараулят дружки Павлищева и с удовольствием переломают ему рёбра и свернут челюсть? Может, лучше не связываться и отдать Паве деньги? Неужели паршивая тысяча рублей дороже здоровья?
Федька перебросил с плеча на плечо рюкзак и задумался. Нет! Всё-таки речь шла не о здоровье, а о том, что если он сейчас безропотно подчинится, то так и будет до десятого класса плясать под чужую дудку. Сейчас Пава приказал принести тысячу, а завтра скажет: «Иди, воруй»… Он не мог решить, как ему поступить.
