– Юлий Гаевский, – скучным бесцветным голосом протянул новоприбывший. – Центральный управник. Из Москвы.
«Недавний провинциал» – понял я. – «Явно выслужился из какого-нибудь Нижнестранновска, и очень гордится тем, как упорно пер с самых низов. Эка он добавил «Из Москвы»».
– Захар Волковцев, – ответил я. – Веб-дизайнер. Из Яруги.
Руки подать не хотелось. Что-то неладное я чувствовал от этого «представителя» с женским именем Юлий.
– Все называют меня Гай, – он словно прочитал мои мысли.
И вдруг улыбнулся:
– Ненавижу имя Юлий. Но вы пригласите меня войти? Или… поговорим где-нибудь в кафе?
Только в кафе на общее обозрение с управником из Москвы мне не хватало выкатиться. Нет уж.
– Проходите, – я отступил, освобождая вход. – Поговорим на кухне. Извините, у меня срочная работа и маленький сын. В комнате – бардак, а кофе только растворимый.
– Ничего, – сказал он. – Я на теплый прием не рассчитывал.
Центральный управник оказался моим ровесником, высоким (очень длинным, если бы не сутулился), светлоглазым, русоволосым, только лицо отдавало чем-то землистым, нездоровым. Такое бывает у геймеров, сутками не встающих из-за компьютера.
Я сыпанул в подвернувшуюся под руку чистую чашку кофейного порошка, залил кипятком и с перекошенным любезностью видом поставил ее перед незваным гостем. Он к, честно говоря, бурде не притронулся, подождал, пока я закончу ужимки вежливости и сяду.
– У нас есть основания полагать, что к убийству человека причастна знакомая вам летавица. Возможно, она намеренно открыла клетку со львом, когда жертва оказалась рядом.
Я, кажется, охнул. Или простонал. Не уверен точно, так как был ошарашен настолько, насколько вообще можно себе представить. Уже одно только упоминание о летавице выдавало в нем совсем непростого человека. И… Человека ли?
– Дышите! – скомандовал… как его?.. Гаевский. – И не удивляйтесь. Наша служба как раз и занимается… гм… сущностями. Мы их называем пристальцами. И летавицы относятся к сфере нашего внимания. Так же как звонцы, наруги, потворы и многие другие.
В моей голове развернулась четырехполосное шоссе, по которому параллельно и навстречу друг другу помчались совершенно разные мысли. Одновременно.
С одной стороны, я пытался переварить информацию, что, кроме Тави, в природе есть еще какие-то необычные существа. Она несколько раз вскользь упоминала о родственницах, с которыми у нее складывались очень запутанные отношения, но я не вникал в женские мелочные разборки. Никогда не видел каких-то еще летавиц, Тави для меня была единственной и неповторимой. А навстречу этим мыслям неслись…
– Впрочем, – продолжил незваный гость, – забивать голову вам не буду, ситуация очень серьезная. Когда вы ее последний раз видели? Вашу летавицу.
В моей голове выстраивалась проклятая логическая цепочка: лев, которого дразнил Чеб, загрыз Митрича, который надрал Чебу уши. Перед глазами так и стоял злой огонек, блеснувший во взгляде Тави, когда я рассказал ей об этом. Летавицу не очень заботило самочувствие ее сына, но унижение, нанесенное роду через дерганье за уши, она восприняла очень…гм… болезненно.
С запозданием вспомнил, что уши летавицы всегда прячут под волосами и никогда и никому не позволяют к ним прикасаться.
– Вчера… – растерянно произнес я. – Я видел Тави вчера ночью. И… Какие у вас основания…
– Она была во время убийства в районе зоопарка, – сказал управник. – Ее видели.
– Черт, – сказал я. – Но это не доказательства вины. Совсем не доказательство. Вы же видите, мы живём совсем рядом. Она могла просто возвращаться от…
Меня озарило.
– В ту самую ночь, когда погиб Ми… Дмитрий Литвинов, тот самый ветеринар из «Лимпопо», Тави была здесь.
– Всю ночь?
– Час, наверное, – признался я. – Может, полтора. Но поверьте, если бы она совершила что-то такое ужасное, я бы знал. Разве она способна…
Кого пытаюсь обмануть? Этот Гай Юлий прекрасно разбирался в психологии существ, которых он назвал… Скитальцами? Нет, кажется что-то другое, хоть и похожее.
– С точки зрения летавицы, открыть клетку со львом может казаться очень хорошим поступком. Или мелочью, недостойной внимания. Вы прекрасно знаете: в голове у летавицы может твориться все, что угодно, и ни одна из ее мыслей не будет понятна вам до конца.
– Да, – я улыбнулся, помимо своей воли. – Это точно. Но каким образом вы собираетесь выяснить у нее то, что вам нужно?
– Вы не понимаете… Не выяснить, а допросить.
Я уставился на управника с немым вопросом.
– И нам придется до выяснения обстоятельств забрать летавицу с собой.
Чёрт, он, что – серьёзно?
– Серьезнее некуда, – Гаевский прочитал все в моих беспомощных глазах.
– Если выяснится, что виновна она, то…
– Что?
– Вы больше никогда ее не увидите. И ваш сын – тоже.
Тави, конечно, была отвратительной, да что там – просто никакой матерью, но я не желал бывшей такой участи. Всё-таки, благодаря ей, у меня был Чеб.
– Подождите, – сказал я. – С какой стати ваша… организация так уверена в ее виновности? Всё-таки вы – издалека, со стороны, а мы, так сказать, в самой гуще варимся.
– Ага, – парень посмотрел на меня с таким ехидным прищуром, что на секунду я усомнился в его статусе. – Варитесь. Так тесно, что…
Он знал. Все знал. Я собирался официально поручиться за адекватность Тави, но тут слова застряли у меня в горле. Близкое родство. Примут ли они мое поручительство, исходя из наших отношений?
В памяти, как назло, так не вовремя, всплыло: озорные глаза за невероятно пушистыми ресницами – такие же, как сейчас у Чеба. Руки и рот, перемазанные спелой сладкой земляникой. «Эй, это моя…», и она падает с той ветки вслед за туфелькой, бесконечно падает в мои протянутые ладони, и я держу в руках весь мир – такой лёгкий, невесомый и в то же время, включающий в себя всё, что только есть в нём.
Тави пахла земляникой, душисто и липко, и губы были такие же – сочные, сладкие, полные ароматного наслаждения.
– Это не запрещено, – зло ответил я этому сутулому Гаевскому. – Разве есть законы на небесах или на земле, запрещающие любить половозрелым и свободным мужчине и женщине друг друга?
– Мужчине и летавице, – уточнил Гай, который Юлий. – Согласитесь, это меняет дело. Ладно, сначала вы не поняли с кем… гм… любите друг друга. Но потом-то…
Он как-то очень грустно покачал головой:
– Это понимаешь через некоторое время. Как бы ни гнал от себя странные мысли в самый пик счастья, непременно чувствуешь: что-то не то. Словно… ешь шикарное аппетитное блюдо. Сначала упиваешься им, но потом сквозь изысканный вкус начинает пробиваться едва уловимый смрад гнили. Чуть-чуть, ровно настолько чтобы подпортить настроение, но не заставить тебя оторваться от него.
– Вы говорите с таким знанием дела, – не выдержал я.
Сравнивать Тави с едой… По-моему это было даже аморально. Не ожидал я от центрального управника такого.
– Я по роду своей деятельности часто сталкиваюсь с подобным, – покачал головой Гаевский. – И вам еще повезло, что сразу отпустили летавицу. Был у меня один знакомый…[1 - История управника Гронга и лярвы Тары – в романе «Мга»]
Отпустил? Я хмыкнул. Сейчас понял: Тави наверняка была у них под каким-то наблюдением. А значит они в курсе и моей жизни. В Москве никто, кроме мамы, не осведомлен, где я остановился в Яруге, управник же безошибочно нарисовался на пороге. Так что они в курсе, что я сбежал из столицы в этот небольшой провинциальный город с годовалым Чебом. Вернее, сначала – на утро после рождения сына, – исчезла Тави. А позже и я, чтобы до бесконечности не объяснять необъяснимое друзьям и близким, собрал немногочисленные вещи, взял билет до самой дальней станции, которая только нашлась в расписании, сел на поезд. Так мы с Чебом оказались в Яруге.
– Вы же прибыли в нашу жопу мира не для того, чтобы рассказывать мне байки из вашей богатой историями жизни? – резко перебил я Юлия Гаевского. – Давайте ближе к делу. У меня срочная работа. Я, видите ли, веб-дизайнер, фрилансер, живу с того, что сделаю этими вот руками.
Ну, и, конечно, со сдачи в аренду московской квартиры, доставшейся по наследству. Но управник пока не требует финансового отчета. Интересно, а имеет ли вообще такие полномочия?
– У меня один вопрос, на который, надеюсь, вы мне сразу и честно ответите, – в глазах Гаевского проявилась неожиданная сталь. Этот, на первый взгляд, рохля, кажется, и в самом деле кое-что уже повидал в жизни.
– Если смогу, – заверил я. – Например, длину Волги я не помню.
Он вздохнул, явно не оценив моего юмора. Впрочем, Гаевский не был одинок в своей реакции. Мой юмор многие не понимали.
– Просто скажите, где она сейчас. Где летавица?
– Тави? – переспросил я.
– Их всех зовут Тави, – уточнил Гай Юлий. – Я спрашиваю конкретно о вашей возлюбленной летавице.
Я пожал плечами:
– Говорил же, вчера ночью она была здесь, забрала у меня пятнадцать тысяч рублей. Очень торопилась.
Гай мотнул головой:
– Не пытайтесь навести меня на мысль, что она исчезла из города. Если у летавицы есть деньги, она не успокоится, пока не спустит их на шмотки и косметику. Улететь далеко не может еще и потому, что даже самая выносливая из них нуждается в отдыхе каждые два часа.
Я тоже был в курсе, что после двухчасового полета Тави становится сонная.
– Я никуда вас не навожу, – ответил. – Сказал абсолютную правду. Она хотела какую-то сумку. Наверное, бросилась к ней, как только торговый центр открылся. Дня два будет любоваться этой сумкой, не отрываясь, пока не надоест. Возможно, через несколько дней вернется за следующей порцией денег. Или через несколько месяцев. Когда точно – не знаю.
– Ну, надеюсь, вы сообщите, если она появится,– устало сказал Гай, поднимаясь. – И имейте в виду. Сущности, о которых мы говорим…
– Мы говорим о Тави, – тихо, но твердо произнес я. – И она никакая не сущность. Пусть бывшая, но моя жена.
– Да, конечно, – кивнул Гай. – Но я хотел сказать… Только не кидайтесь сразу в агрессию. Дело в том, что известны случаи подчинения пристальцев. То есть кому-то удается подчинить су… Да хоть кого – потвору, наругу, звонца… И тогда присталец служит хозяину, понимаете?
– Человек с добрыми мыслями не станет кого-то насильно подчинять.
Прозвучало немного по-детски, но это была правда. Я так и в самом деле думал.
– Да, – коротко согласился Гай Юлий. – Вы уверены, что ваша бывшая жена…
– Я ни в чем до конца не уверен, когда дело касается Тави, – честно признался я. – но если нужно, могу поручиться за нее. Чтобы ее… э-э-э… не забрали. Официально заявляю: в тот вечер я не видел ничего странного в ее поведении. То есть, конечно, все ее поведение с нормальной точки зрения не совсем адекватное, но ничего сверх обычной ненормальности…
Совершенно запутался и с надеждой посмотрел на управника. Глупо было надеяться, что он меня выручит. И Гай Юлий продолжал многозначительно молчать.
– Черт, – я беспомощно развел руками. – У вас же есть какая-нибудь такая процедура – взять на поруки, выпустить под подписку о невыезде, посадить под домашний арест? Честное слово, чего мне бы это ни стоило, я примотаю ее скотчем к креслу. Крылья летавицы не поднимут кресло. Есть же какой-то выход, а?
Гай поморщился, сначала мне показалось – от досады, а потом – будто у него что-то все время болит. Хронически. И боль усиливается от каких-то резких движениях. Или при определенных словах.
– Общение с летавицей, скажу честно, не пошло вам на пользу, – наконец произнес он. – Вы сейчас весь такой противоречивый, летящий и незавершенный. Ведь не всегда таким были, а?
Управник махнул рукой и, не дожидаясь ответа, встал, направляясь к выходу.
– Я сразу с самолета – к вам, еще не устроился. Нужно найти приличный отель. Вот номер мобильного.
Гай передал мне квадратик визитки.
– Лаки, – сказал я в сутулую спину перед тем, как дверь закрылась. – Приличный отель у нас в городе – «Лаки».
Глава третья. Не время для гордости и эгоизма
Кто-то, кажется, тот же самый Митрич-ветеринар, говорил, что для нашей нервной системы не проводить лишнюю информацию не менее важно, чем проводить необходимую. Поэтому ровно половина нейронов и половина синопсов используют не возбуждающие медиаторы, а тормозные. Они заставляют клетку терять заряд. Когда за Гай Юлием закрылась дверь, я прямо физически почувствовал, как нейроны и синопсы в моей нервной системе нажали на тормоза.
Информации поступило слишком много, и мой мозг не справлялся с сортировкой: какие из старых и новых вводных были лишними.
Единственное, что я понимал в этот момент: все мои обиды на Тави должны отодвинуться. И выстраданное годами правило «ни при каких обстоятельствах не искать с ней встреч и никогда не интересоваться ее жизнью» пока аннулировалось.
– Не время сейчас для гордости и эгоизма, – сказал я сам себе.
Посмотрел на циферблат. До момента, когда я обещал забрать у бабАни Чеба, оставалось еще два часа. Я спустился вниз, осторожно просмотрел из подъезда двор. Почему-то мне казалось, что с Гаевского станется следить за мной. Но либо он был очень хорошим агентом, либо из меня сыщик выходил хреновый, но ничего подозрительного в знакомой картине старого двора я не обнаружил.
Поскрипывали на легком сквозняке древние качели, торчали немым укором высокие пеньки спиленных тополей. Трухлявые деревья угрожающе нависали над притулившимися под ними авто. Но все равно я жалел, что их спилили. Раньше двор казался парадоксально опасным, но уютным. Привычное, обжитое чувство опасности, я привык к этому состоянию за последние несколько лет, и без него жизнь казалась пресной. Обесцвеченной какой-то, что ли…
Да, встреча с летавицей меня изменила, здесь управник Гай Юлий попал в точку.
Я вышел со двора, пересек шумное шоссе и зашагал по небольшой старой площади, выложенной брусчаткой. У входа в зоопарк в киоске с мороженым скучала знакомая продавщица Наталья Николаевна. Ее круглое румяное лицо, обычно добродушное, сейчас выражало какую-то странную смесь из тихой печали и ужаса перед открывшейся бездной.
Только подойдя поближе, я увидел, что всегда гостеприимные ворота «Лимпопо» накрепко заперты, а перед ними на треноге маячит табличка «Санитарный день». Окошечко кассы казалось мертвым. Значит, «общение с народом», то есть с всезнающими кассиршами, переносится на ларек с мороженым.
– Уборка? – сказал я Наталье Николаевне, кивнув на объявление.
Пусть думает, что я ничего не знаю.
Взгляд мороженщицы и в самом деле загорелся в мгновение ока.
– Ох, что вы, Захар, – всплеснула она руками. – Разве еще не в курсе?
Наталья Николаевна высунула лицо в окошечко, призывая меня приблизиться. Я наклонился, подставляя правое ухо в ее полное распоряжение.
– Митрича-ветеринара лев Тор загрыз, – прошептала она и тут же отстранилась, чтобы полюбоваться моей реакцией.
– Да вы что! – я округлил глаза, стараясь не обмануть ожидания. – Как так?
