– Покатались и пошли смотреть животных. Там было очень шумно, толпа, малыши визжат. Я ее потеряла, стала искать. Перепугалась, конечно, что от родителей влетит.
– Ты специально ее потеряла, – хихикнула вторая девочка.
– Совсем нет, – обиженно протянула сестра Зои. – Она, конечно, мне надоела немного, но я ее люблю все-таки. Так вот. Когда нашла, у меня просто ужас как мурашки по спине побежали. Она стояла перед клеткой со львом.
– Тем самым? – вторая с этого момента явно заинтересовалась.
– Ну, да, – сначала в голосе прозвучала некоторая растерянность.
Видимо, девочка не была уверена. Но через секунду повторила тверже:
– Да, около того самого. И она показалась мне придурошной. Представь, рот открыт, глаза как… как… В общем, как у Эльзы. Стеклянные.
Я не знал, кто такая Эльза, но тут же предположил, что девочка имеет в виду куклу, которую держит на коленях.
– И этот лев, – ее горло словно перехватило, она глубоко и со всхлипом вздохнула. – Он…
– Что?! – ужас явно передался собеседнице.
Из ее голоса исчез скептицизм и желание подтрунивать над подругой.
– Он тоже смотрел прямо на мелкую. Я потянула ее, но Зоя будто этого не почувствовала. Я силком повела ее за руку к выходу, а она шла… Как будто была Эльзой. Я просто безумно испугалась: что скажу маме? И по пути домой все время спрашивала, что с ней происходит, но Зоя не отвечала. И она до самой ночи не сказала ни слова. Видно было, что мама сильно беспокоится. А ночью мы все подскочили от звериного рева. Ты слышала? Это было прошлой осенью.
– Нет, мы же дальше живем от площади.
– А мне казалось, что весь город тогда проснулся от рева. А Зоя… Она вскочила и уставилась стеклянными глазами в окно. Я оттащила ее на кровать и велела ложиться спать. А утром мама как закричит: «Зоя пропала!».
– Да ты что?!
– Мелкой в квартире не было. Мама тут же начала звонить всем, кому только можно. Потом побежала на улицу. Бабки во дворе сказали ей, что Зоя рано утром шла к зоопарку. Они пытались остановить ее, но мелкая убежала. И знаешь что?
– Что?
– Мама нашла её около льва. С трудом увела, Зоя так отбивалась! Ещё месяц после этой загадочной истории Зоя была будто в трансе. Дверь мама запирала теперь на ключ, а не только на задвижку, и все время носила его с собой. Я слышала потом, что многие люди впадали в гипноз перед этим львом. Однажды в транс вошел даже дядечка, который в зоопарке работает, и чуть не открыл клетку со зверем, но его остановили.
– Ой, – вторая девочка и в самом деле напугалась. – А ведь его еще не поймали…
– А каждый раз, когда льва окружают, он гипнотизирует полицию, и убегает снова. Они застывают, а он спокойно уходит.
– Знаешь, – кажется, вторая девочка начала быстро собираться. – Мне домой нужно.
– Мы же хотели…
– Давай у меня дома поиграем? А то папа на обед придет, а меня нет. Он орать будет, сказал же не выходить.
– Хорошо…
Я хмыкнул, прислушиваясь к шелесту шагов. О Торе уже напридумывали кучу страшилок. Не удивительно, что воображение маленьких девочек разыгралось, весь город непрестанно гудит об этой жуткой истории.
– Привет, – раздалось у меня над ухом, и Лиза шлепнулась рядом на горячую скамейку, но тут же подскочила.
На ней был легкий сарафан, в отличие от моих плотных джинсов, эта ткань наверняка мгновенно передала пятой точке всю прелесть раскаленной деревяшки.
– Ну, ты и место выбрал, – Лиза скорчила недовольную рожицу.
– Можем пойти под деревья, – я кивнул в сторону примятой травы, где делились ужастиками девочки. – Только сидеть придется на земле. Испачкаешься.
– А здесь – сгорю, – сказала Лиза. – Где Чеб?
– Где-то там, – я махнул рукой в неразборчивую кучу малышей, облепивших ракету, из которой высунутым языком торчала горка.
Опознавательным знаком служил кислотный красно-зеленый самосвал, брошенный около спуска. Несмотря на его сиротливый облик, я был уверен: Чеб ни за что не упустит из вида свою собственность. Наверняка он где-то рядом.
Мы отошли в тень, сели у дерева, прислонившись спинами к мощным стволам. Я убедился, что с этого места площадка просматривается ничуть не хуже, чем с раскаленной скамейки, и сказал:
– Ну, о чем ты хотела поговорить?
Лиза знала, что наверняка в самый неподходящий момент Чеб захочет либо в туалет, либо есть, либо просто домой, поэтому долго рассусоливать не стоит. Так что сразу взяла быка за рога:
– Хотела… О том… О Литвинове. И так вышло, что поговорить об этом, кроме тебя, не с кем…
Я с удивлением скосил на нее правый глаз:
– Чего это?
– Ну, – она замялась, а потом выпалила:
– Мне страшно. А я не могу на работе распускать нюни. И перед друзьями… Знаешь, у меня же имидж такой… Все ко мне поплакать в жилетку идут. Как я могу раскисать перед теми, чьи слабости знаю вдоль и поперек? А ты… Такой надежный. И уверенный.
«Фига с два», – подумал я, но было, – что скрывать, – приятно. Поэтому только кивнул:
– Ладно. Я и сам, честно говоря, хотел… Есть новости?
Лиза покачала головой:
– Я бы сразу сообщила. Сейчас пытаюсь выяснить, кто из врачей Скорой прибыл на место. Скорая первая приехала, если я выясню – кто, может, смогу поговорить с ним. Вдруг новое откроется?
– Разумно, – согласился я. – Есть успехи?
Лиза горестно покачала рыжими кудряшками:
– Молчат, как партизаны. Врачи в плане выдачи своих еще более глухая оборона, чем контрразведка.
– Почему именно контрразведка?!
– Не знаю, просто вдруг на ум пришло. Наверное, из-за Оленева.
– А кто это? – удивился я.
– Ты не знаешь, – Лиза покачала головой, – потому что недавно здесь живешь. Не застал Оленева, нашего бывшего губернатора.
– А при чем тут бывший губернатор? – я напряг память, вызывая из темных дебрей подсознания фамилию Оленев.
Вспоминалось с трудом, больше на уровне ощущений, и все эти ощущения носили характер темный и неприятный.
– Так лев этот, Тор, из его загородного питомника, – пояснила Лиза. – Когда Оленева, ну,… это… понимаешь?
Я кивнул, больше догадываясь, чем понимая.
– При конфискации, – продолжила Лиза, – обнаружили в его поместье зверинец, куда богаче нашего городского зоопарка. Слухи всегда ходили, что губер любит экзотику. Поговаривали, ему в подарок привозили чуть ли не единорогов, но удостовериться смогли только, когда опергруппа проникла за высоченный забор поместья.
– И что? – искренне заинтересовался я. – Как там с единорогами?
Лиза бросила в меня испепеляющий взгляд, хотя я и не думал издеваться.
– Никаких, конечно, единорогов, – немного обиженно ответила она. – Только пара волков, семья редчайших снежных барсов, обезьяны… Ой, долго перечислять. Почти всех ты видел в нашем зоопарке. Он сейчас на две трети населен животными из поместья Оленева. А может и больше.
Вот и причина, по которой Лимпопо с самого первого дня казался мне каким-то особенным, отличным от всех тех зоопарков, что я видел до сих пор.
– И клетки…
– Все оборудование, – кивнула Лиза. – Дорогущие вольеры, утварь вплоть до мелочевки типа мисок для кормления – эксклюзивная, целая лечебница с хирургическим блоком, оборудованная по самому последнему слову ветеринарной науки… Да чего там далеко ходить: покойный Литвинов тоже перешел «по наследству» в городской зоопарк.
– Литвинов?! – удивился я.
Митрич никогда не рассказывал о столь выдающемся факте своей биографии.
– Он работал у Оленева в зверинце. Ветеринарная клиника заполнялась по его запросам. На зверей бывший губернатор не скупился…
– Вот же черт, – тихо сказал я.
Ситуация мне нравилась все меньше, хотя утром, после визита Гаевского, думал, что хуже быть не может. Теперь же каким-то десятым или уже двадцатым чувством ощущал надвигающуюся бурю. Причем ледяную, и в это в конце мая. По спине бежал предвестник все более неприятных событий – жуткий холодок.
– Кажется, эта история и в самом деле странная, – я поторопился сказать что-то еще, так как Лиза вдруг принялась на меня смотреть с внимательным подозрением.
– Но тебя… – она покачала головой, не отрывая напряженного взгляда. – Захар… Почему тебя так тревожит эта история? СЛИШКОМ ЛИЧНО тревожит?
Кажется, я и в самом деле перестал держать лицо.
– Это ты позвала поговорить, – пожал плечами. – С чего вдруг перекидываешь свою озабоченность на меня?
– Прости, мне показалось…
Встал.
– Лиз, нам, и правда, пора домой…
Я не собирался говорить с Лизой о Тави, и о том, что меня и в самом деле тревожило. Несмотря на наши довольно доверительные отношения. Она была права: это СЛИШКОМ ЛИЧНОЕ.
Глава пятая. Моя вечная беспечная любовь
Лето, в которое был зачат Чеб, мы с Тави провели на даче у моего друга.
Сергей, несколько похабно улыбаясь, передал мне ключ со словами:
– Хорошего отдыха.
Я проглотил его неуместный для моего светлого, всепоглощающего чувства сарказм. Этот ключ был мне нужен как воздух.
Тави наотрез отказывалась поселиться в моей квартире и не желала знакомиться ни с кем из окружающих меня людей. Любое упоминание о городе или дружеской вечеринке воспринимала в штыки. Ну, как в штыки… Нежная сила – это полностью подходило для летавицы. Она не говорила «нет», просто обворожительно улыбалась и исчезала. До тех пор, пока я не оставался один.
– Почему ты пропала? – спрашивал я Тави. – Тебя все так ждали, чтобы познакомиться…
– Неужели? – летавица вскидывала прекрасные глаза, в которых через край плескалось недоумение. – Милый, у меня возникли срочные дела.
Точно так же она вела себя всякий раз, когда я пытался зазвать ее хотя бы в гости.
Наши встречи становились обременительными. Трястись в электричке, потом несколько километров пешком до поляны, где я впервые увидел ее… Ночи на траве, которая под утро становилась мокрой от росы… Сквозняки в продуваемых всеми ветрами вагонах…
Посреди жаркого лета у меня начинался хронический, никак не проходящий насморк.
Конечно, я подозревал, что дело тут нечисто. С самого первого мгновения, когда вслед за башмачком с дерева мне на руки упала прекрасная незнакомка, легкая как перышко, я понимал: происходит нечто за гранью разумности. Но сияние Тави… Любое подозрение тут же растворялось лучезарностью ее воздушного тела в моих руках. Тонуло в губах, наполненных земляничным соком. Развеивалось от нежного шепота, которому долгим, неземным эхом вторили все цветы, все травы на этой поляне.
Даже когда ее не было рядом, воспоминание о наших свиданиях стирало все остальные мысли. Поведение моей любимой выходит за все мыслимые грани? Ну что ж… Для каждого истинно влюбленного предмет его страсти выходит за грани обыденности.
Наконец я придумал, как совместить наши миры, которые сложно пересекались в реальности. Я знал, что Серегины родители каждое лето проводили за городом, но в тот год уехали в турне. Приятель же выезды на природу терпеть не мог, поэтому дача явно пустовала. Не скажу, что Серега очень охотно передал мне ключи, но, видимо, обаяние Тави к тому времени пропитало меня насквозь, потому что сломить его сопротивление оказалось не так сложно, как предполагалось с самого начала.
Дача Серегиных родителей не выглядела шикарным особняком. Небольшой деревянный домик с уютной верандой и участком, засаженным вольно растущими цветами. Их было много, но определил я только ромашки. Наверное, мама Сереги разбивала клумбы, но в это лето садик выглядел довольно диким. Что, впрочем, придавало ему дополнительное очарование.
А еще – самое главное его достоинство – домик находился практически в одиночестве. Старая деревня когда-то была огромной, но постепенно опустела, сжалась до хутора, и домишко на ее окраине теперь оказался окруженным только лесом, быстро занявшим пространство, оставленное людьми.
К моему счастью, предложение провести лето на даче Тави восприняла благосклонно. Коротко кивнула. Я назвал деревню и станцию, от которой вела долгая дорога к этому населенному пункту. Тави рассмеялась:
– Я тебя и так найду.
На следующий день с рюкзаком, под завязку набитым продуктами, я сошел на полустанке. Задачу облегчало то обстоятельство, что когда-то мы, еще старшеклассниками, праздновали здесь Серегин день рождения. Ночь была незабываемая, наутро приехавшие родители именинника всыпали всем, мучающимся с похмелья, по первое число. В общем, я знал, как туда добираться.
Путь занимал часа полтора. Быстрым шагом и без тяжелого рюкзака. Честно сказать, в прошлый раз, когда я шел по этой дороге школьником и с кучей предвкушающих пьянку друзей, она показалась мне намного короче.
Когда я добрался, весь взмок и пропылился. Пробирался через прошлогодний бурьян к калитке, уже ни на что не надеялся. В душе царили тоска и безнадега. Какого лешего я все это затеял? Тави не явится сюда. Как? Если даже от названия станции легкомысленно отмахнулась? Она опять меня дурачит.
– Ты смешной, милый! – голос раздался, когда я пребывал уже на пике отчаяния.
Она стояла на веранде, облокотившись о перила. В длинном, кажется, голубом платье – я даже цвет не могу вспомнить точно, настолько все затмило сияние, исходящее от летавицы. Помню только большую ветку, ласково свесившуюся к светлой пушистой головке, и почему-то: лепестки цветущей яблони, кружащиеся вокруг нее. Какого черта – цветение яблонь? На дворе – начало июля, яблони давно отцвели.
