– Позавчера?
– Угу, – хмуро кивнул я, а сам подумал: «Профессионал! По цвету гематомы определил время, которое прошло от момента травмы! Круто!»
Через несколько минут подошел заведующий педиатрическим отделением.
– Начнем? – спросил он.
– Неси, – обратился патологоанатом к Александру.
Александр вышел из секционной в соседнюю комнату, чем-то там щёлкнул, потом мы услышали звук выдвигаемого металлического ящика – это был холодильник для трупов. Когда Александр вернулся обратно, то я обратил внимание, что на его предплечье что-то лежит. Это был труп младенца.
Оказалось, что вскрывать предстояло ребенка, который прожил всего лишь двадцать восемь дней.
– Как его положить-то? – спросил он у Алексея.
– Так же, как и всегда, – ответил патологоанатом.
Александр положил малыша на стол. В тот момент, я понял, что таких испытаний проходить мне ещё не приходилось. Нет, я, конечно же, видел мертвых людей, мне приходилось бывать на похоронах, но то были старые, больные люди, для которых смерть была логическим завершением жизни. Да, было жалко умершую бабушку или дедушку. Да, было не по себе, от осознания того, что жизнь наша имеет конец. Но ребенок? Совсем маленький мертвый ребенок? Как такое может быть?
Услышав слово «ребенок», мы представляем себе плач или смех, шум и визг, издаваемый и создаваемый этим ребенком. Чувствуем какое-то покровительство над ним, ответственность за него, а главное, мы испытываем радость. Радость от новой, пока еще такой маленькой, но уже такой большой жизни. Сейчас же я смотрел на бледного, воскового цвета, абсолютно недвижимого младенца, который лежал на огромном холодном столе из нержавейки. Младенец лежал абсолютно голый, по-лягушачьи раскинув маленькие ножки. От этого мне становилось ещё холоднее и горестнее. Я посмотрел на девчонок. Они как будто ждали моего взгляда:
– Я не могу! – сказала одна и быстро пошла на улицу.
Вторая шаткой, но тоже быстрой походкой вышла следом. Мы с Ромкой остались.
Ребенка вскрыли. Вскрывали его не ножом и не скальпелем, а обычными ножницами. Даже его мягкий череп по швам между костями, где была нежная хрящевая ткань, тоже резали ножницами. От всех его маленьких органов брались кусочки тканей для лабораторных исследований. Причиной смерти выставили диагноз: субтотальная пневмония.
После вскрытия педиатр сказал:
– Надо провести конференцию для фельдшеров ФАПов. Чтоб не допускали подобного!
– Там ФАПа нет, – сказал молчавший до этого Ромка. – Я из этой деревни. И мамашку эту я знаю.
Мы вышли из морга.
– Больше не пойду, – сказал Ромка. – Ну его, к черту, этот морг. Так и с ума можно сойти. А ты? Пойдешь?
Я пожал плечами.
Отходняк
Помните те ощущения, когда болит голова и в неё лезут всякие мысли после какого-либо поступка? Типа: «Вот зачем я это сделал? Говорили же мне, чтоб не лез! Больше так не буду!»
Нет, это не угрызения совести. При угрызениях совести испытываешь стыд за совершённое или не совершённое деяние.
Но потом, вдруг внезапно для себя осознаешь: «А ведь пока не попробуешь сделать то, о чем уже поздно сожалеть, не откроешь для себя истины, не поймёшь, что и как устроено».
Ромка, пока мы шли до медучилища после вскрытия младенца, рассказывал про его непутевую мамашку, что-то ещё говорил. А я шагал и думал: «Вот ведь жизнь какой бывает: только начнется и тут же заканчивается. Мог ли младенец за эти двадцать восемь дней успеть понять её, эту самую жизнь. Мог ли он почувствовать любовь к своей непутёвой маме? Потом я стал думать: зачем я вообще пошел на это вскрытие? Зачем? Что я там увидел? Чему я там научился? Да ничему я там не научился! Я, конечно, поразился, хотя нет, я здорово так ужаснулся от увиденного, но с точки зрения анатомии, так необходимой мне для моего будущего, я ничему не научился. Теперь вот ещё и «отходняк» от увиденного. А ещё ведь сам напросился пойти на вскрытие!
Такой ход моих мыслей, задал мне какую-то неопределенность, и я спросил сам себя: «А что если ещё раз сходить на вскрытие?» И тут же ответил сам себе: «Ну да! Преподаватель меня назначила ответственным за посещение морга, в морге меня запомнили, потому что с синяками там был я один. Так что, в любом случае сейчас меня однокурсники засыплют вопросами, да и Фаине Васильевне ведь тоже надо доложить, что да как прошло…
Решено. Я снова пойду на вскрытие, только уже с другой группой или даже один. Я должен учиться!
…
Преподаватель анатомии как всегда встречала нас своим флегматичным, инертным лицом. Я подошёл к ней.
– Здравствуйте. На вскрытии был двадцати восьмидневный младенец, умерший от субтотальной пневмонии…
– Жаль, – перебила меня преподаватель, – но зато, на детском вскрытии можно увидеть Тимус…
– Кстати, да, – теперь уже перебил преподавателя я. – Патологоанатом обратил наше внимание на вилочковую железу.
– Ещё пойдёте?
Я посмотрел ей в глаза. Где-то в глубине её флегматичного взгляда, я всё же заметил какой-то интерес.
– Пойду. Когда?
– Я сообщу.
(Тимус или вилочковая железа – это железа внутренней секреции, расположенная в средостении сразу за грудиной. Отвечает за выработку и обучение иммунных клеток и вырабатывает несколько видов гормонов, для правильной работы иммунитета. В период полового созревания Тимус значительно уменьшается в размерах, а к старости и вовсе может замещаться жировой тканью).
Через день я снова отправился на вскрытие. На этот раз мне «повезло». Было аж целых четыре вскрытия. Дедушка, скончавшийся от геморрагического инсульта, алкоголик с циррозом, который «умер от перепоя», молодой мужчина, погибший от ножевых ранений в шею и, доставленный с пожара, обгоревший труп мужчины неизвестного возраста.
Когда вскрывали обгоревшего, то в его дыхательных путях был обнаружен пепел, а это значит, что он его вдохнул, значит на момент пожара он был жив. Страшно.
…
– Куратор собрание объявила! – огорошили меня новостью, когда я вернулся в училище. – Старосту менять надо!
Старостой группы была девушка из местных. Её склочный характер постоянно приводил к конфликтам в группе, но не это было главное. Главным было то, что из-за её такого поведения, страдала общая успеваемость группы. Обучаясь в медицинском училище, я впервые в жизни столкнулся с таким феноменом как «женский коллектив».
«Одного не пойму, что ей не живётся спокойно? – думал я, заходя в аудиторию. – Живёт у родителей, „как у Христа за пазухой“. Сытая, одетая, обутая. Так ведь нет! Надо рассорить всех, разругаться со всеми вдрызг». Тогда я сделал для себя вывод, что есть люди, которые питаются атмосферой конфликта. Им это надо на каком-то ментальном или, может быть, даже молекулярном уровне. Позже я очень часто сталкивался с подобными людьми. Да и сейчас, если честно, приходится.
– Тамара, – обратилась куратор к старосте, – мне поступают жалобы на твое поведение. Причем эти жалобы не только от одногруппников, но и от преподавателей. Ты можешь нам что-то объяснить, может быть у тебя какие-то проблемы?
– Я не хочу быть старостой! Пусть сами попробуют! Что-то желающих на мое место я тут не вижу! – резко ответила Тамара и замолчала.
Куратор сделала расстроенно-удивленное лицо, потом обратилась к группе:
– Кто за то, чтоб старостой был кто-то другой? – спросила куратор.
Почти все подняли руки. Мне же были безразличны все склоки и скандалы, которые происходили в группе из-за характера старосты, поэтому я воздержался. Мне учиться надо, мне скоро в общагу идти, мне надо пожрать что-то приготовить.
– Ну, теперь надо выбрать нового старосту. Я предлагаю кандидата, все голосуют. Отказаться от должности старосты можно только по действительно объективным причинам, «не хочу» – это не причина… – начала говорить куратор.
«Блин, как же страшно сгореть заживо, – думал я про сегодняшние вскрытия, – хотя, наверное, он сначала надышался угарного газа, уснул, а потом уже сгорел. А этот алкоголик с циррозом? Да у него печень была похожа на заплесневевший гнилой апельсин! Бр-рр. А дед, что от кровоизлияния в мозг умер? У него крови в черепной коробке было, наверное, полстакана! Мужик зарезанный, бедняга. Ему нож прямо в сонную артерию воткнули! Скорая приехала только смерть констатировать…»
Думая про вскрытия, я, с каким-то неприятным чувством подумал, что становлюсь грубым и циничным.
– … был Дима Березин? – услышал я слова куратора.
– Да! Да! – наперебой заголосили почти все одногруппники и подняли руки. Они смотрели на меня и улыбались.
– Что? – не понял я.
– Мы тебя выбираем старостой группы!
– … твою мать! – вырвалось у меня.
Староста
– Да вы, блин, что? Совсем сдурели?! – возмутился я. – Какой, к черту, из меня староста?
– Дима, ты справишься! – наперебой стали голосить ребята. – Мы тебе помогать будем!
– Кстати, – сказала куратор, – за старосту положена доплата. Двадцать пять рублей.
– Вау! Круто! – негодовал я. – Что же не тридцать сребренников-то, а?
– Язва ты, Березин! Что ты разворчался-то, как дед старый?
Никаких весомых доводов, для того, чтоб отказаться от должности старосты, у меня не оказалось.
– Ну и ладно, – махнул рукой я. – Через месяц сами взвоете от такого старосты.
– Поздравляю! – ехидно сказала бывшая староста. – На! Теперь тебе страдать!
Она протянула мне журнал нашей группы, пакет с зачётками, какие-то списки, документы. Сама же она демонстративно развернулась и вышла из аудитории. Группе только этого и надо было. Все остались довольны тем, что наказали её и начали расходиться. Только, на самом деле, наказанным от всей этой возни мышиной оказался я.
…
Я шел по переходу между общежитием и училищем. Фаза и его шестёрки сидели в переходе на корточках («на кортах»).
– Здорово! – поздоровались они со мной.
– Здорово, – ответил я и прошел мимо.
Фаза так и маячил в медучилище весь срок моего обучения, но больше со мной не связывался. Значительно позже, уже через несколько лет после окончания медучилища, я узнал, что Фаза трагически погиб страшной смертью на глазах у своих родителей.
…
– Родя, ты представляешь, я сегодня на четыре вскрытия попал! – хвастался я Родиону, пока мы готовили ужин.
– Угу…
– Там, короче, деда от кровоизлияния в головной мозг вскрывали, циррозника…
– Сходи, хлеба поищи? – перебил меня Родион. – А то суп почти готов. Как мы его без хлеба есть будем?
– Ладно, – сказал я и направился в сторону выхода из кубовухи, – а ещё меня сегодня старостой группы назначили.
– Вот! Про старосту и поговорим за ужином.
Родион уходил от разговора на тему вскрытия. Я ещё несколько раз пытался начать рассказывать, но он не слушал. Он уходил курить, потом подолгу молчал. Исходя из этого моего наблюдения, я сделал вывод, что эта тема ему сильно не по душе, поэтому прекратил все попытки обсуждать эту тему.
…
Сели ужинать. Я начал возмущаться тем, что я теперь должен быть старостой. Родион, молча ел и изучающим взглядом старшего брата поглядывал на меня.
– Да, блин! Мне некогда заниматься делами группы! – возмущался я. – Когда я должен всё делать? Вот и сейчас надо журнал заполнить, оценки переписать в него, потом бегать за «преподом», чтоб он подписи свои поставил! А когда мне самому готовиться? Мне реферат надо писать по информатике на тему: «Компьютер – друг или враг?»
– Ты сегодня на вскрытии был? – перебил Родион.
– На четырёх!
– Успел посмотреть? Успел запомнить что-то?
– Угу…
Я подумал, что понял ход его мыслей и к чему он клонит. Подумал, что он сейчас скажет, что и с новыми испытаниями, в виде должности старосты я справлюсь, но разговор пошел в другую сторону.
– Полгода назад, ещё будучи школьником, ты мог себе представить, что будешь стремиться смотреть как режут мертвых людей?
– Не-а…
– А сейчас вот тебе интересно. А еще ты из этого интереса извлекаешь для себя пользу. Пользу, так необходимую тебе в твоем будущем! И теперь ответь мне, пожалуйста, на вопрос: почему же ты, даже не попробовав поработать старостой, уже возмущаешься?
Я замолчал, соглашаясь с тем, что он сказал, но он решил меня вообще добить:
– Тебе родители сколько денег на неделю дают?
– Восемьдесят рублей.
– На проезд сколько уходит?
– Двадцать сюда, двадцать обратно…
– Лишние, что ли, тебе двадцать пять рублей в месяц? Или, может быть, для твоих родителей это не деньги?
