А это значило, что лучше расслабиться и забыть обо всем.
Уходя – еще не из кабинета, а из дела, – Ролдан вызвал на экран страницу с профилем объекта 1. Пусть уж дело имеет ярлык. Имя станет хорошим отличным маркером. Не хуже других.
Ушедший носил имя Баррид Суттон. Именно так, с излишними согласными в двойном имени. Многие используют атавистическое обозначение двойного имени. Например, сам Ролдан. Это по большей части бессмысленно, потому что сеть может выдать десятки аналогичных профилей.
Тех же Ролданов Баснажей не меньше тысячи. Не все из них проживают на планете, бесспорно. Не углубляя запрос, можно утонуть в обилии граждан.
Оставив метку, окрашенную в розовый цвет, Ролдан направился к шкафу, чтобы переодеться.
Почему розовый?
Потому что этот цвет не совпадал со всем тем, что характеризует дело и профиль Суттона. Никто не учил этому методу Ролдана. Не знал он почему во все времена проекты маркируются аналогичным образом.
Иначе не заставить обратить на них внимания.
Чтобы вечер не закончился так, как предполагала судьба. Если уж она существовала, как утверждали некоторые члены общества. Ролдан сбросил уютный комбинезон, выудил из шкафа узкие, блестящие черные штаны, нашел неудобные сапоги с длинными голенищами. Торс теперь прикрывала откровенная майка ярко зеленого цвета, довершал все длинный плащ. Прозрачный.
Диссонирующий наряд. Что и требовалось в такое время серости, дождя и желании упороться депрессантами.
Именно к встрече с последним тянуло Ролдана, а зная, чем это чревато, он на общественном транспорте направился в иное место.
Транспортер в этот час был пуст. Полуночники предпочитали иначе доставлять себя в развлекательные заведения. Выбор данного транспорта был вызовом обществу. И свидетелей данного действа были сотни граждан, любой желающий.
Ролдан отмечал перемещение в профиле. Ничуть не заботясь о личном пространстве. Последнее время все так трясутся над этим явлением, словно оно чего-то стоит. А потом зарываются с головой в песок депрессантов или стимуляторов, откуда их выуживают спасатели в виде растворенного в напитке обезболивающего.
Пусть уж весь мир знает, что Ролдан едет веселиться на длинном, скрипучем и гудящем транспортере. Грузовик для мяса и полимеров, куда при желании можно запихать две сотни потеющих, источающих вонь благовоний тел.
В редкие времена эти транспортные машины перевозили более двадцати особей. Слишком робких особей, чтобы развлечь друг друга в течение двух десятков стандартных минут.
Ролдан подавил желание обратиться к сети. Не для того он покинул кабинет, чтобы вновь утонуть в фиолетовом свечении небытия, созданного для развлечения.
Скользя взглядом по салону, Ролдан изучал знакомые, блестящие поверхности. Слишком простые, чтобы тратить усилия на имитацию естественности.
При всем желании не удастся обнаружить потертости, трещины. Ни один поручень не расшатан. Даже собственный пристяжной ремень имел идеальное натяжение, не сдавливая тело, не мешал дышать, но обеспечивал полную защиту. Ролдан намеренно сел там, где по статистике механизмы ремня изнашиваются быстрее.
Глянец и блеск салона затмевал унылую черноту с той стороны. Освещение дороги скромно пыталось разогнать мрак. Ни людям, ни механике не требовались освещенные пространства, чтобы действовать эффективно.
Наблюдая за скользящими за окном пятнами света, Ролдан ощутил, для чего они существуют. Ни в каком ином месте не ощутить одиночества, кроме как на дороге. Осевшие на земле всегда вынуждены толкаться локтями, а вот дорога порождала это ощущение пустоты.
Пусть за гранью существовала бесконечная сеть и миллионы живых и механических разумов. Пусть в салон могли с дождя впорхнуть припозднившиеся горожане.
Это место даровало прекрасное ощущение одиночества.
То самое чувство, что подталкивало в руку твердый объект, заполненный жидким депрессантом.
Ролдан поморщился, но все же махнул перед носом. Отреагировавшая на жест система транспортера зафиксировала желание пассажира выйти.
Общественный транспорт издавна двигался от одной узловой точки до другой. Так принято испокон веков. Колонисты перенесли эти обычаи с родного мира. Отказаться от них значило отказаться от собственной сущности.
Машина мягко скользнула в сторону, направляясь к карману, обозначенному желто-белыми полосами с квадратом посредине.
Ролдан не ощутил движения, отвлекся от пустого небытия за окном только на звуковой сигнал.
Пришлось отстегиваться, покидая теплый, пропахший озоном салон и нырять в чернильную пустоту вокруг. Ролдан намеренно не активировал дополненную реальность, зная, что это пробудит от спячки тысячи кислотных меток, обязанных привлечь внимания пешехода. Их существование зависело от количества зрителей, что обратят на них внимание.
Жестокая правда жизни, мотыльки внимания. Они сами стали пламенем, чтобы заманивать прохожих.
Ролдан сунул руки в карманы под дождевиком, сгорбился и пошел вперед. Дождь стучал по макушке, рассекая волосы на отдельные рыжие русла. Бледная кожа стала еще бледнее, защищая тело от излишней потери тепла. Ох уж эти атавизмы. Много кредитов надо выложить, чтобы от них избавиться.
Дождь забрался под простую одежду, лишенную климат контроля. Направляясь в заведение, где предпочитают стимуляторы, Ролдан облачился в простой наряд. Его не жалко. Но темные желания, порождаемые где-то в позвоночнике, заставили его выйти именно здесь.
Пройдя не больше сотни шагов, Ролдан увидел неоновую вывеску. Синий цвет заманивал в подворотню, обнадеживая прохожего, что тот найдет там холод и одиночество.
Что и требуется.
Мир, лишенный улыбок, слов, знаков. Ролдан нырнул в подворотню, за мгновение перестраивая зрение. В синь его манила вывеска «Темного купера», что бы это ни значило. Так тому и быть.
Глава 3
Свет стекал с неоновой вывески, меняя окружение вокруг.
Стены из старого камня, грубого и острого, намеренного нанести раны попавшим в подворотню. Несколько пластиковых столов, намертво вбитых в мостовую. Повредить их невозможно. Пластик надежней натурального камня, из которого выросли окружающие дома.
Вход в заведение располагался за трехступенчатым крыльцом. Из того же камня. Реставрацию намеренно не проводили, оставляя за посетителями право рухнуть лицом вперед на выходе.
Сама вывеска имела скос, будто просела на ослабленных болтах. Несколько болтов действительно раскручены, как пригляделся Ролдан. Только эти болты не несли никакой функциональной нагрузки, а следы ржавчины на других имели явно художественное исполнение.
Ухмыльнувшись, Ролдан взошел на крыльцо, с каждым шагом ощущая, что атмосфера заведения проникает все глубже. Буквально сжимает ледяными щупальцами. Дождь в подворотне не лил бесконечным потоком, но собирался в тугие струи, что с гулом неслись к ливнёвкам. С карниза сплевывала на прохожих многозвонная капель.
Дверь не открылась перед вошедшим. Еще один штрих общей картины.
Ролдан толкнул кончиками пальцев створку. Она не поддалась. Нажав посильнее Ролдан добился только того, что оставил вмятины на поверхности.
– Наружу! – донеслось изнутри. – Написано!
И что-то неразборчивое, наверняка хозяин заведения бухтел на бестолковых посетителей.
Дверь открывалась наружу, хотя никак это угадать невозможно. За мутным стеклом болталась пластинка с одним словом – открыто.
Ну, пусть так. Ролдан коснулся холодной дверной ручки. Можно только гадать, какой сорт пластика использовал хозяин заведения, чтобы материал впитывал как можно больше холода из окружающей среды.
Улыбаясь до ушей, Ролдан свернул шею дверной ручке и потянул дверцу на себя. Пришлось сойти с двух ступеней. Очень неудобное устройство.
– Не держи! – вновь крикнули.
– Да не собирался, – встряхиваясь, ответил Ролдан и вошел.
В заведение пользовались фильтрами приватности, тени в углах сгустились настолько, что их можно пощупать. Посетителей в видимой зоне всего пятеро, а это значило, что питейная пользуется популярностью.
Ролдан намеренно обозначил это место столь архаичным словом. У хозяина заведения получилось воссоздать атмосферу.
В такую погоду, да под такое настроение место идеальное. Невообразимым броском случайных цифр Ролдан оказался именно здесь.
Хотя если проанализировать маршрут… но делать этого не хотелось, чтобы не разрушать атмосферу.
Лица посетителей, искаженные тенями, выглядели угловатыми и рублеными. Мимика искривлена, а длинные пальцы душили непрозрачные питейные чаши. Или лучше, стопки.
Ролдан подошел к стойке, за которой располагался андроид, намерено выпячивающий собственную инаковость. В зловещую долину его не проектировали, это только нарушило бы впечатление.
Машина имела голову в виде многогранника, соединенного с шеей упакованными в гофру кабелями. За ней проглядывали опорные механизмы, жирно покрытые черной смазкой. Каждое движение машины сопровождалось выбросами запахов: кислотные ароматы перегретого пластика и графитная смазка.
Запахи очень важны, потому что на них редко обращают внимание. Многие наоборот стараются избежать излишних ароматов, чем только подчеркивают их наличие.
Тело всегда будет пахнуть. Даже мертвое.
Под многогранником головы скрывался раздутый торс, опирающийся – Ролдан перегнулся через стойку, – на гусеничное шасси.
– Полюбовался? – раздался скрежет машины.
– Достойно. А налей-ка мне, братец, прозрачного да горького. Что-нибудь из своего арсенала. Забористого. Дух чтобы вышибало.
Машина не спрашивала, как намеревается гость провести вечер. В это заведение да при дождливой погоде не ходят, чтобы трясти конечностями.
Одутловатый торс имел десяток манипуляторов. Грубые с виду механизмы, чьи латунные пластины на осях скольжения отчетливо видны. Из-под поверхности сопрягаемых деталей выдавливалась прозрачная смазка, загрязненная продуктами распада.
Вот так же у людей. Если содрать с них кожу, да обратить взор на суставы.
Андроид моргнул кукольными глазами и отвернулся, изучая батарею за своей спиной. Ролдан еще не понял, откуда доносится звук машины. Решетки вокализатора на «лице» нет.
Скорее всего звук создавался вибрациями направленного действия. Иначе расслышать механизм от входа не удалось бы.
Один из манипуляторов машины направился к бутылке, помеченной травяной настойкой. Ролдан поморщился. Не лучший выбор, как он считает. И пусть лицо человека виднелось искаженным в зеркальной поверхности за стеллажами с бутылками, робот не поменял решение.
Губки клешни разошлись, перемещаемые по винтовому механизму.
Вот это архаика.
Ролдан восхищался стилем питейной. Вызвав экран сети, Ролдан поставил метку на заведение. Вряд ли в ближайшие дни ему потребуется это место, но вспомнить о нем приятно. Метка же на карте среди тысяч аналогичных неизменно привлечет внимание через пару стандартных лет.
Клешня сдавила горлышко бутылки. Манипулятор вырвал сосуд из хранилища, оторвал подружку от сообщества таких же хрупких барышень.
Круглое горлышко едва не выскользнуло из плоских, рифленых губок клешни. Именно едва. Точный расчет. Отменный эффект.
Ролдан не мог убрать с лица гримасу удовольствия.
Пред ним уже находился пластиковый сосуд в виде многогранника. Стопка на 60 миллилитров. Непрозрачная. Прочная.
Уже трехпалым манипулятором робот открыл бутыль, склонил ее в поклоне над стопкой. Отмерил ровно 32 миллилитра.
– Здесь торгуют с надбавкой, – покачал головой Ролдан.
– Ты сюда пришел пить или болтать и скалиться?
– За вас, – Ролдан отсалютовал стопкой и опрокинул едкий напиток.
Знакомое ощущение ожога, горечь на языке – больше на основании его. Язычок заболел от встречи с депрессантом. Нос изнутри донимал тошнотворный запах пряных трав.
Ни закуски, ни питья под рукой не оказалось. Ролдан прикрыл тыльной стороной ладони нос и сделал глубокий вдох.
– Садись! – распорядился андроид.
Крутящийся стул под зад. Скрип покрытия. Раздался запах натуральной кожи. Только запах. Кожа не могла быть натуральной.
Отдышавшись, вернув лицу нормальное выражение Ролдан щелкнул ногтем по краю стопки и огляделся.
Соседние стульчаки выглядели потертыми. Трещины как на натуральной коже. Подобное Ролдан видел в музее, где хранились объекты прошлого. Например, капитанское кресло, изготовленное из дерева, латуни и кожи. Величественный объект. Так и зад, венчающий его, принадлежал не мелкому служащему.
Вот там были такие же трещины. Можно наверняка сравнить рисунок, найди сходство. Но зачем? Так нормально.
В стопке уже плескалась жидкость, чья сущность подвержена зыбким движениям. Как утверждается, движение молекул в алкоголе будет хитрее тех эффектов, что порождают нейроны в некоторых мозгах.
Стопка изменила структуру, став прозрачной. Танец жидкости четко различим.
– Если воду пьют, чтобы жить. Зачем пьют алкоголь? – спросил Ролдан и уронил второй заряд в питательную магистраль собственного тела.
В этот раз под рукой оказалось вяленое мясо, заставляющее больше жевать, чем заглушать пожар во рту и вонь елочки в носу.
– Лимонов бы притащил или тоник, – заметил Ролдан.
Андроиду удалось изобразить пожатие плечами. Указав на него кусочком мяса, Ролдан мысленно задал вопрос. Ответ ему не требовался, потому это была просто мысль. В таком виде она имела собственный шарм.
Что скрывалось за действиями механического помощника? Был ли тут человеческий разум, что наблюдает со стороны, или это программные изыски. Если последнее, то интеллект машины стоит больше всего этого заведения.
И это при том, сколько вложено в создание атмосферы.
Играясь с мыслью, Ролдан крутил пальцами стопку. Рядом под левую руку утвердился зябнущий стакан со льдом и тоником. Как раз чтобы освежить ротовую полость.
На краю зрения возник тяжелый объект, закрывающий пространство. Соседнее сиденье тяжело выдохнуло, принимая на себя вес субъекта.
– Хочешь продолжить, Ролдан? – раздался голос.
– А давай! – после секундного колебания ответил тот.
Профиль соседа был открыт, так что Ролдан узнал его имя и круг интересов. Неглубоко, а достаточно для такого вот вечера. У самого Ролдана сейчас стояло такое же ограничение.
