Я гитарист самарской группы Mirror Play, в которую попал так же случайно и необратимо, как вообще занялся музыкой. Как-то летом я с пацанами сидел на веранде в садике во дворе нашего дома, это было сразу после аварии. Я тогда боялся выходить на улицу, да и пацаны не особо звали, но в тот вечер позвали. Помню, мне давила на мозг темнота, тело казалось чужим, думал я только о том, как сильно стал отличаться от своих друзей, и в тот момент я не знал, что должно было произойти, чтобы это мерзкое чувство в моей голове выключили.
Вдруг на нашу веранду пришел знакомый одного из пацанов, чувак по имени Саня Митрофанов. Он был с гитарой. Я попросил у него инструмент и сыграл «Кукушку» Цоя, а Саня попросил сыграть еще, и я играл, пока не кончился мой репертуар из всего лишь трех песен и парочки вариаций на них (когда-то я выучил четыре блатных аккорда ради посиделок у костра и девчачьих восторгов, но не собирался сильно совершенствоваться). Саня отвел меня в другой угол веранды, поставил мои пальцы на новый аккорд, потом еще на один и еще на один и сказал, что, если я хочу, он будет учить меня играть.
Через три года он провожал меня на сцену фестиваля «Ильмены», где я взял приз за лучшего исполнителя. У нас уже была своя группа, и в гитаре я находил смысл своего оборванного, одинокого существования. Гитара не требовала от меня быть как все, ей было плевать на мое зрение, она была удобной и понятной. И мне казалось, что, когда я выражаю себя через музыку, мои возможности вновь становятся неограниченными.
Саня крестил наш с гитарой союз святой водой и каждый раз находил такие слова, без которых у меня могло бы не хватить терпения заниматься дальше. Теперь я знаю язык гитары так же хорошо, как свой собственный язык, а может быть, даже лучше. Я научился понимать каждый звук гитары и знаю, что она поможет, если будет нужно. Она помогает мне, а я благодарю и прославляю ее – и теперь так будет до самого конца. У нас друг перед другом обязательства, друг к другу – нежная любовь, подчеркнутая, как краешек века тонким карандашом, вполне переносимым осознанием того, что мы не смогли дать друг другу лучшей жизни.
Интервью с группой Mirror Play
Состав:
Саша – вокал, ритм-гитара
Рамиль – соло-гитара
Егор – бас-гитара
Руслан – барабаны
П: Как давно существует ваша группа?
Егор: Уже около двух лет.
П: Как вы можете охарактеризовать свой стиль?
Егор: Поп-рок.
Саша: Это слишком общий термин, вообще-то наше творчество можно назвать этно-роком.
П: Есть ли у вас записи или треки, выходившие на сборниках?
Саша: Да, есть. Записаны два диска, сейчас работаем над третьим альбомом.
П: Что с концертной деятельностью?
Саша: Выступаем на больших площадках и по клубам, скоро ожидается крупный региональный фестиваль, где мы заявлены в рок-программе.
П: У вас в группе равноправие или есть яркий лидер?
Егор: Вообще-то равноправие, но почти все песни пишут Саша и Рамиль.
П: Что вы думаете о развитии рок-музыки в Самаре?
Егор: Мне кажется, что слабо прогрессирует. Есть несколько сильных команд, например «Форсаж» или Dimension Door, но на этом, пожалуй, и все.
Саша: Сейчас у публики просыпается интерес к группам, играющим тяжелую музыку – те же Dimension или «Старый замок». Они наиболее востребованы. Что ж, это понятно, люди грубеют (ироничный смех).
В доме все спали, снаружи стрекотали сверчки. В голове стали проноситься спонтанные мелодии. Сначала они были абстрактными и неопознанными, без инструментов, просто мелодии, потом они стали обрастать объемом. Вначале аккомпанемент из клавишных, ласковый и вкрадчивый, потом вступила гитара. Одной струной она тянула звук, готовя внимание к основному ритму баса. И вот он, вот, перебор басовых струн, ритмичный, пульсирующий, немного скучающий без речитатива. Наконец, голос. И снова клавиши, выжидающие, и вновь гитара тянет одну ноту, и снова бас. Я стал продумывать до конца каждый звук, каждый полутон. Здесь квинтами, а тут рассыпать арпеджио… готово.
Я снова и снова прокручивал в голове родившуюся вещь. Замедлял мелодию, ускорял, добавлял ударные, разводил звуки гитары по панораме так, чтобы они появлялись то слева, то справа, накладывал бессловесный пока, воображаемый вокал. Песня должна была быть про гостей, про людей не от мира сего, которые, как дети, приспосабливаются и живут, и иногда им бывают непонятны поступки других людей. Человек, который должен был читать текст как смесь рэпа и регги представлялся мне невысокого роста, коренастым, с юным лицом и звонким голосом. Круглая голова была коротко острижена, и он носил цветные растаманские шапочки. «Твою мать!» – осенило вдруг меня. Человек, вокал которого я представлял, это Денис Бояршин, а песня – будущая песня группы Saturday-14.
О группе Saturday-14
Группа образовалась в Минске в 2003 году. В первоначальный состав входили Вячеслав Славнов (клавиши, программирование), Михаил Ракета (гитара) и Денис Бояршин (вокал). В 2004 году группа дала свой первый концерт в Минске, после чего провела длительный тур по Белоруссии. В том же году группа выступила на международном фестивале Sunflower. В 2005 году Saturday-14 признали открытием года на фестивале KaZantip.
В 2007 году музыканты переехали в Москву. После очередного выступления на KaZantip к коллективу присоединился ударник Владимир «Долгий» Беляев. Коллектив выступил на фестивале Street Beat Parade в Казани и был назван открытием года на фестивале «Учитесь плавать». Выступления Saturday-14 были признаны лучшими во многих городах России: Самаре, Казани, Уфе, Тюмени, Красноярске – а также в Минске.
В 2008 группа выступила на церемонии вручения музыкальной премии «Золотой Птюч», на театральном фестивале Ship of Fools, на фестивале экстремальных видов спорта Stimorol, на фестивале электронной музыки Subtropic в Батуми, на фестивале живой электронной музыки «Кислород» и на фестивале Snickers Urbania.
Рано утром меня разбудил телефонный звонок.
– Алло, это Рамиль? – спросил меня женский голос. – Здравствуйте, я директор группы S-14, меня зовут Катя.
– Здравствуйте, Катя, – ответил я рассеянно, садясь на кровати.
– Рамиль, мы приехали в Сочи. Куда за вами заехать, чтобы забрать?
Я назвал адрес, и она сказала, что в течение часа за мной приедет машина. «Вот и начался этот день», – подумал я.
Натянул шорты и вышел на крыльцо покурить. Солнце уже начинало поджигать. Высунулась сонная Алинка.
– Ребята звонили? – хриплым спросонья голосом спросила она.
– Да, директор Катя сказала, что заедут в течение часа, собирайся.
– Катя, – повторила Алинка, запоминая имя. Потянулась и пошлепала в душ. И уже за углом домика зачем-то еще раз повторила: – Катя.
Я сполз на корточки, прислонился спиной к стене и, задрав физиономию кверху, закурил. Курил я долго, глядя в невидимое небо, до тех самых пор, пока Алинка не вернулась из душа.
– Иди, там пока никого нет, – сказала она, пахнущая шампунем.
Я уже было пошел, но понял, что хочу ей что-то сказать и вернулся.
– Алин, – начал я, подбирая каждое слово. – Ты ведь и так не хотела ехать. Я хочу попробовать без ведущего.
Я нехило волновался, говоря это. Помню, сердце билось сильно. Дома я все это проходил. Но в незнакомом городе это было бы впервые. Алинка притихла.
– Ммм, а ты уверен? – спросила она после паузы.
– Не знаю, – честно ответил я. – Но дома я ведь справляюсь, а тут с новыми людьми попробую.
– А им это надо? – спросила она уже без всяких пауз и политкорректности.
– Вот и узнаю, – ответил я и пошагал в душ.
Когда вернулся, слышал, как Алинка напряженно думает. И думала она о том, что я буду для Славнова обузой. Но она забыла, что он чуть ли не на коленях просил меня об услуге, а значит, и я мог кое-что у него попросить. И раз уж мне выпал такой шанс, я должен был попробовать обходиться без Сани Митрофанова, без мамы с папой и без Алинки, которые точно знали, как ходить со мной по улицам и как описать мне помещение. Я должен был расширить свои возможности и стать более самостоятельным, иначе на фиг я вообще сюда поехал: концертов и народной любви мне хватало и в Самаре.
Я ждал на пороге, когда по гальке возле дома притормозила машина. Вышел Славнов, а перед ним шла ударная волна его позитивного настроя.
– Привет, братишка! – он обнял меня, дыхнув перегаром и закурив. – Вот и свиделись!
– Со вчерашнего дня бухаете, – лукаво отметил я, хотя сам вчера выпил не меньше литра полусладкого.
– Поезд, Рамиль! Сутки! Что в нем еще делать? – он посмеялся, поспрашивал, как мы добрались, как разместились.
– Как так с Ракетой произошло? – спросил я его.
Он вздохнул:
– С Долгим расцапались окончательно. Видеть друг друга не могут. Оба всех бесили, но Долгий упертый, а Ракета взрывной. Вот он две недели назад и заявил, что сваливает. Так что мы совсем без гитариста пока.
– На примете-то уже кто-то есть?
– Ищем.
Докурив, он включил деловитого Славнова:
– Ладно, собирайтесь. Катя в машине ждет. Поехали в гостиницу.
Пока я собирал вещи, Славнов болтал с Алиной.
– Она не хочет ехать с нами, – бросил я Славнову, как бы между делом протискиваясь возле него с сумкой. – Говорит, у нее тут какие-то важные дела в Адлере.
Славнов замолк, видимо, с вопросом на губах, а Алинка подыграла:
– По правде говоря, да, – протянула она так, словно ей было ну очень стыдно за эти ее «дела».
Я стоял с улыбкой Чеширского кота, чтобы, когда на меня посмотрит Славнов, а он это сделает, он понял, что теперь моим сопровождающим будет он и в вопросе стоит точка.
Он немного помялся и попытался уговорить Алину все-таки поехать с нами, аргументируя это тем, что в отеле комфортнее, чем в халупе у Бериевны, но Алинка вежливо и очень технично отказалась. Так что я даже мысленно ей поаплодировал. Славнову осталось только развести руками и позвать садиться в машину.
– Расскажи хоть, что с тобой теперь делать, – сказал он, помогая нести мне одну сумку.
– Обязательно, но все по порядку, – ответил я. – Сейчас просто скажи, где машина.
Он сказал, мы погрузили мои вещи в багажник и сели сами.
– Знакомьтесь, это Катя, наш директор. Катя, это Рамиль.
Директор сидела на заднем сидении. Кажется, я покраснел и пожал ей левую руку. Мы перекинулись парой вежливых фраз, и всю дорогу до гостиницы она больше не проронила ни слова. Славнов меня расспрашивал о моей группе, о ребятах, о стилях, о достижениях и планах, я отвечал.
Потом мы выгрузились из машины и пошли в гостиницу. Это была «Москва» в самом центре Сочи, как мне сказал Славнов. Несколько минут на стойке регистрации и манипуляциями с моим паспортом; Катя исчезла. Славнов проводил меня в номер и рассказал, что там и где, а я попутно объяснял ему, какая информация о помещениях мне нужна. Потом он ушел собираться, а я остался ждать дальнейших указаний. Концерт был уже вечером.
Нашел стакан, чтобы сделать из него пепельницу и покурить на балконе, и тут зашел Дэн. Как всегда веселый, болтливый Дэн, вокалист московской компашки. Его вторым вопросом после «как дела?» было «дунем?»
– Неа, – ответил я. – Ты дуй, а я – «Кент».
– Рад тебя видеть, чувак, – сказал он и затянулся.
– И я тебя, – ответил я и тоже затянулся. – А Катя с вами давно работает? Ее же не было в прошлом году.
– Вот как раз после Самары она к нам и пришла. Она так-то модель. Бывшая, конечно, но каблуки носить умеет. – Он хихикнул. – Она работала админом в модельном агентстве, где я немножко рожей торговал. Ну и как-то слово за слово, я познакомил их со Славновым, и она свалила из агентства и пришла к нам.
– Подожди, ты рожей торговал? Типа, модель?
– Ну да, снялся даже в двух рекламах: в соке и в «Билайне». Но я завязал. И она решила завязать. Там все не по-настоящему, в этом модельном бизнесе, – он клацнул языком. – Ее-то в нас и привлекло, что у нас все, по крайней мере, честно. Что думаем, то и поем.
Нашу беседу прервала оставшаяся троица Славнова. Со словами «Рамиль, ты выучил программу?» они шумно завалились в номер. Ударник Володя Долгий, басист Фил Романенко и сам Славнов. Объятия, рукопожатия, приятные слова. Они принесли какое-то бухло, стаканы, и мы выпили по паре стопариков, а потом пошли прогуляться по Сочи и пообедать.
Мне было непривычно в той обстановке: вокруг меня были люди знакомые, но все же очень поверхностно. Ну и как перед любым важным мероприятием, я не был особо раскован, я все-таки копил энергию для этого мероприятия и старался ею не расплескиваться. Я был как натянутая струна. Я так волновался перед концертом, что мало что запомнил из того, что было перед ним. А потом мы пришли в «Ривьеру» на площадку, где я поймал себя уже на привычном ощущении предвкушения сцены.
Катя летала по гримерке туда-сюда. Постоянно с кем-то разговаривала по телефону. Дэн травил анекдоты про наркоманов, пока мы с Филом настраивали гитары, а Долгий стучал барабанными палочками по ножке стула или чему-то подобному. У Дэна был ритуал: вести себя как можно хуже и шумнее перед выходом на сцену, а еще лучше – что-нибудь украсть или испортить. Он считал, что энергию нельзя копить, но необходимо тратить – так она воспроизводит сама себя, и чем хуже все будет за кулисами, тем лучше станет на сцене. Долгий о законе сохранения энергии был с ним согласен, но по устройству темперамента не мог даже быстро сесть и снова встать, не то что выплясывать электровеником. Рвется вторая струна, и Дэн вопит, что это чертовски хороший знак. Выступление начинается на полчаса позже.
Импровизировать пришлось много. Записанные Славновым треки, по которым я учил песни, мало походили на то, что мы играли на сцене. Семь лет я не выпускал гитару из рук именно для такого случая – чтобы даже в такой свистопляске оказаться на высоте. Славнов любил менять вступления и перекидывать сэмплы с места на место, поэтому Фил, устроившись ко мне поближе, вовремя все подсказывал и очень этим помогал. Пока я думал, как бы не скончаться от обезвоживания и доиграть все до конца без сильных лаж, бешеный Дэн вертелся и прыгал, приводя публику в экстаз, а Славнов колдовал с эффектами так, что народу было наплевать на то, какое я играю соло.
Трынн! Счастливый финал, зал визжит. Славнов уводит меня со сцены и хлопает по плечу. Такой же, как я, мокрый Дэн подлетает обниматься и орет в ухо, что все прошло супер. «Молодец», – сухо говорит Долгий и тоже хлопает по плечу. «Норм», – сдержанно резюмирует Фил.
Собрали инструменты, погрузили в машину. Катя все звонила. По пути в гостиницу обсуждали концерт, кто где облажался и как сочинская отпускная публика ничего не заметила. Я набрал Алинку и отчитался. Она собиралась на дискотеку с Олей и еще какими-то ребятами. Я пригрозил, что все расскажу ее Толику, а она ответила, что Толик – козел, потому что не захотел с ней ехать. Значит, она уже пригубила красного, и я мог быть спокоен, что она не скучает по моей вине.
Мы собрались в номере Славнова и Дэна. Дэн вручил мне стакан с виски, заставил со всеми чокнуться и что-то сказал про отлично отыгранную программу. Выпили, и, пока Славнов что-то шутил про армянский коньяк, вошла Катя. Ей сказали, что здесь выключают телефон при входе, но, проигнорировав это, она проплыла мимо, пробравшись вглубь комнаты, поближе к окошку. Пряно-грейпфрутовый шлейф ее духов, видимо, действовал не только на меня, потому что через секунду, словно пойманные на крючок, мы все потянулись к окошку поближе к Кате.
Бутылка разошлась со скоростью света. Вторую мы пили по пути в клуб, прямо на улице. В клубе пили текилу и чего еще только не пили. В общую болтовню, если тема была знакомой, я старался включаться, но в основном только слушал их треп про все на свете, дискретно скачущий с темы на тему без каких-либо, как мне казалось, логических мостиков. Время от времени Славнов объяснял мне на ухо, кто такой этот Синий, что за флешмоб был на Кутузовском или что «Джангл» – старое название их репбазы.
Не помню точно, в какой момент это произошло, но к концу вечера Катя перестала меня игнорировать. Она начала со мной разговаривать и даже вела по улице вместо Славнова. К тому времени название алкоголя, что мы в себя вливали, курсируя от одного заведения в другое, перестало иметь вообще какое-либо значение.
По пути нашли машину ООН и сфотографировались возле нее, Долгий сказал, что глобального потепления не будет, а Катя – что акклиматизацию ждать послезавтра. Домой тащились, обнявшись всей компанией и признаваясь друг другу в нечеловеческой любви, а синусоида траектории, которой мы шли, то и дело встречала на пути мусорки, фонари и ветки, которые могли бы и не мешаться так настойчиво.
Пока парни шумели в коридоре, шатались туда-сюда, хлопали дверьми, мы с Катей зашли в мой номер выкурить по сигарете перед сном. Она разбросала туфли, и мы уселись прямо на пол. Разговаривали пьяный разговор. Заплетающимся языком она сказала, что ей со мной интересно, а потом ушла спать, стукнувшись о дверной косяк.
Вдоль всего горизонта передо мной лежат голые сопки, еле прикрытые выжженной бурой травой. Гудит обжигающий ветер, перебирая под ногами песок. Над головой висит огромное горячее небо цвета индиго с ярко-оранжевыми перьями облаков. Ни души вокруг, одни только ящерицы снуют под камнями. На песке стоит одинокое сухое дерево, колючее, как наждак, обглоданное песчаными бурями. И над деревом из-за облаков вылезает маленькое ярко-красное солнце. Выпрыгнув из облака, его наливной круг спускается по небу все ниже и в конце концов застревает среди сухих веток этого дерева.
Солнце дергается несколько раз, как бабочка в паутине, пытаясь выбраться, но ветки скорее проткнут его, чем выпустят из своих корявых колючих лап. И я начинаю карабкаться по дереву, чтобы высвободить солнце из плена. Под ногой хрустит сухая ветка, я боюсь уколоться, но лезу вверх, не сводя глаз с алого шарика. Будто стоит мне отвернуться, и он исчезнет, стоит неосторожно качнуть ветки, и они его проткнут и из него выльется вся жизнь.
Я осторожно вынимаю солнце из веток и держу его в руках, а оно переливается в ладонях, как лужица горячей алой ртути, и во все стороны ярко светится. Я подбрасываю его, как божью коровку, и оно не спеша уплывает за горизонт. Тут ветка, на которой я стоял, с треском ломается, и я падаю вниз.
Все это длилось какое-то мгновение. Я открыл глаза и привстал. Было темно. Перед глазами все еще сиял красный солнечный шарик, я все еще ощущал в ладонях его тепло и его вес. Вдруг чья-то тяжелая рука упала на мое плечо. Я оглянулся, но никого не увидел. Грубый мужской голос сказал мне: «Сюда. Только не наступи, тут все спят», и я сразу услышал сап лежащих вповалку людей. Они все были укрыты одинаковыми защитными накидками, потому что мы были в какой-то казарме. Я знал, что среди них есть вся четверка S-14. Осторожно их перешагнул и оказался уже у самой двери, как кто-то снова положил мне руку на плечо и сказал: «Просыпайся».
Я продрал глаза, вспоминая, где должен находиться. Все верно, на казенной кровати гостиницы «Москва» в Сочи. Нашарил одежду, вышел на балкон, поковырял щетину, слушая город, покурил. Потом напился воды из-под крана, сходил в душ, побрился. Постучав в дверь, зашла Катя, и со словами, что завтрак мы проспали, принесла кофе в термокружке.
– У меня на море никогда не бывает похмелья, – сказала она. – А у тебя?
