Глебов сделал пару шагов, и тут услышал глухой звук позади. Он обернулся. Дора лежала на полу.
Алексей подхватил на руки упавшую в обморок женщину и, внеся ее в номер, бережно опустил на диван. Как только ее голова коснулась изголовья, Айседора обвила руками шею мужчины и притянула его к себе. Ее теплые нежные губы прижались к его губам в страстном требовательном поцелуе. Глебов ответил на поцелуй танцовщицы, но затем осторожно отстранился от нее.
– Нет, нет! Не уходите! – воскликнула она.
– Я не могу, Дора. Я люблю свою жену, – ответил он, поднимаясь.
Айседора встрепенулась. В полумраке она не могла видеть выражение его лица.
– Любите? Эту глупую девчонку, которая не любит и не ценит вас?!
Алексей рассердился.
– Дора, вы сейчас не в себе и несете всякие гадости. Не смейте так говорить о моей жене. Вы ничего о ней не знаете.
Глебов развернулся, чтобы уйти, но Дора кинулась за ним следом, обхватила руками, прижалась к его спине.
–О, Алекс, не уходите! Останьтесь! Я так люблю вас! Так, что мне хочется носить вашего ребенка под своим сердцем! Останьтесь! Прошу!
Мгновение, пока Алексей молчал, показалось вечностью. Затем он бережно разжал объятия Айседоры, поцеловал ей руку и покинул номер. Закрывшаяся дверь будто подрубила американку. Она упала на пол и зарыдала.
Айседора не заметила, сколько прошло времени, но слезы ее высохли, а на лице отразилась отчаянная решимость. Она твердо шагнула к телефону…
Через полчаса Станиславский уже стучался в ее номер.
– Что случилось, мадмуазель Дункан? – встревожено спросил он и тут же замолчал – Дункан встретила его во все оружии – при свете свечей в легком воздушном пеньюаре, подчеркивающим все ее достоинства.
– О, да, случилось, – мелодраматично ответила она и, опустив ресницы, вздохнула. Затем жестом пригласила его войти.
– Я не вовремя… – засуетился Константин Сергеевич, ища повод ретироваться.
– Нет, нет! Войдите, мне нужно с вами поговорить!
Станиславский принял приглашение.
– О чем вы хотите поговорить со мной, мадмуазель Дункан?
Дора неторопливо, грациозно, словно пава, прошла к столику и стала разливать по бокалам шампанское, которое несколько часов назад планировала распить с Алексеем. Она заговорила:
– Я приехала на гастроли в Россию, впервые увидела златоглавую Москву, Третьяковку, Большой театр. Я околдована вашим театром, теми реформами, которые пытаетесь принести в театральное искусство вы. А потом я увидела и вас самого – высокого, усатого, породистого мужчину.
Айседора протянула бокал с шампанским Станиславскому и села рядом с ним на диванчик.
Станиславский, пытаясь скрыться от ее пристального взгляда, пригубил шампанское. Он кожей чувствовал, что перед ним разыгрывают сцену. И хотя Дора была прекраснейшей танцовщицей, но как актрисе ему хотелось ей сказать: «Не верю!».
В следующее мгновение Айседора огорошила его:
– Я хочу иметь от вас ребенка. Прямо здесь и немедленно!
Такого поворота Станиславский не ожидал, но все же сохранил самообладание.
– Это интересно! – произнес он. Выдержал паузу, обдумывая ответ, затем продолжил: – Однако, ребёнок для меня – очень ответственный шаг. И я хотел бы знать, под какой юрисдикцией будет находиться наше будущее дитя.
– Естественно, он всё время будет со мной! – воскликнула обескураженная Айседора.
Станиславский с задумчивым видом отхлебнул шампанское, поставил бокал на столик и поднялся.
– В таком случае меня это категорически не устраивает, – заявил он и откланялся.
Когда он ушел, Айседора в сердцах швырнула бокал в дверь. Хрусталь вдребезги разбился и разлетелся мелкими осколками по полу.
– Русские мужики – дураки! – выкрикнула она, и слезы брызнули из ее глаз. А затем она рассмеялась.
* * *
Лизе не спалось. Она встала, зажгла лампу и подошла к окну.
Двухэтажный каменный особняк Шмитов, в котором она находилась, выглядел чужим среди покосившихся домишек с низкими заборами Пресни. Эту окраину города с центром соединял Горбатый мост. Рядом с особняком находилась мебельная фабрика Шмитов, на воротах которой среди золотых корон и медалей виднелась гордая надпись: «Поставщик двора его императорского величества…»
Лиза вздохнула. Почти неделю назад она прибыла в Москву к своей подруге Кате Шмит[23 - Екатерина Павловна Шмит (1884 – 1941) – революционерка, с братом Николаем Шмитом принимала активное участие в революции 1905-1907 гг.]. Это был не только дружеский визит, но и партийное задание – и Катя и ее брат Николай, поддерживали социал-демократов. Хозяева особняка гостеприимно пригласили ее пожить в их доме – благо места всем хватало.
Лиза кинула взгляд на часы, тикающие на каминной стойке. Около двух ночи. В особняке было тихо – все спали. Только Лизе не спалось – ей было тревожно. Она прислонилась лбом к оконному стеклу и лишь теперь заметила светлое пятно на снегу – чуть дальше в одной из комнат через шторы пробивается слабый свет. Она отошла от окна и легла в кровать. Свет горел в комнате Николая Шмита. Он тоже не мог уснуть. Лиза вздохнула, вспомнив, их знакомство…
…Катя встретила свою гостью с восторженным криком, а ее мать – Вера Викуловна – осуждающе покачала головой. Девушка присмирела, представила свою гостью maman[24 - Мама (фр).] – та взглянула сурово, кивнула и, опираюсь на клюку, удалилась.
Катя провела замерзшую Лизу через приемный зал в кабинет, предложила погреться у пышущего жаром камина, и, сообщив, что на минутку удалится, исчезла за дверью. Сразу стало тихо и покойно. Горящий камин излучал тепло и уют. Лиза протянула озябшие руки к очагу и улыбнулась. В эту секунду дубовая дверь с тихим скрипом открылась, и она обернулась.
В кабинет вошел симпатичный молодой человек в студенческой гимнастерке. Увидев незнакомую девушку, он оторопел и некоторое время смотрел, не отводя глаз. Молчание затянулось, и Лиза смущенно улыбнулась. В кабинете вновь появилась Катя.
– Ах, вот ты где! Я хочу познакомить тебя с моей подругой.
Она схватила молодого мужчину за рукав и подтащила к Лизе.
– Елизавета Николаевна Глебова. Мой брат – Николай Павлович Шмит[25 - Николай Павлович Шмит (1883 – 1907, Москва) – революционер, член РСДРП, участник первой русской революции 1905-1907 гг.].
Лиза протянула ему руку.
– Здравствуйте.
Он с преклонением взял протянутую руку в свою ладонь, но заметив обручальное кольцо на ее пальце, не поцеловал ручку и не пожал. Посмотрел ей в глаза взглядом полным огорчения. Лиза смутилась, освободила свою руку и спрятала в складках юбки.
Возникла неловкая пауза, которую Катя поспешила заполнить, не понимая, что произошло с ее учтивым братом.
– Мы с братом не разлей вода. Возможно потому, что он старше меня всего на год, – пошутила она и, дернув Николая за рукав гимнастерки, шикнула:
– Что ты такой угрюмый? Улыбнись же!
Шмит вымученно улыбнулся, и Катя опять обратилась к Лизе: – С самого детства он такой серьезный. Но очень добрый и отзывчивый. И способный. Вот увидишь…
– Хватит, Катя. Зачем ты меня хвалишь? – попытался он угомонить сестру.
– Я хвалю?!
Лиза улыбнулась:
– Катя говорила мне о вас. Она гордится вами и очень любит вас.
Коля Шмит устремил взгляд на гостью, затем отступил к двери.
– Прошу прощения, я покину вас, – пробормотал он и исчез за дверью.
– Что это с ним? – удивилась его сестра.
Лиза промолчала. В отличие от Кати она догадывалась, что произошло с Николаем Шмитом. Он влюбился с первого взгляда…
После ужина, Вера Викуловна ушла к себе в опочивальню, а Лиза, Катя и ее младшая сестра – Лизина тезка – перебрались в теплый и уютный кабинет. Их младший брат Алеша, некоторое время, покрутившись рядом и сочтя их общество для себя неинтересным, вскоре удалился. Николай вернулся с фабрики довольно поздно, однако, поддавшись на уговоры сестры, присоединился к ним.
В течение вечера Шмит молчал, сестры подтрунивали над ним, пытались расшевелить, но он был слишком рассеян и задумчив. Временами Лиза ловила на себе его взгляд. Несколько раз вежливо улыбнулась в ответ, но в большей мере старалась не пересекаться с ним глазами.
Николай первым решил раскланяться и, извинившись, направился к выходу. Затем неожиданно вернулся, удивив сестер и гостью.
– Елизавета Николаевна, сестра сказала, вы увлекаетесь художественным творчеством.
– Да. – Лиза удивленно посмотрела на Катю, затем вновь на ее брата.
– В Третьяковской галерее новая выставка. Может быть, сходите со мной?
Лиза замялась, не зная, что сказать. Благоразумным было отказать – и она учтиво отказалась. Николай смешался, скрыл свое огорчение за маской учтивости, и ретировался.
В течение трех последующих дней они сталкивались крайне редко и практически не разговаривали. На собрания социал-демократов Лиза и Катя ходили вместе, однако Катя недоумевала, почему брат не ходит с ними.
…Сейчас, лежа на кровати, Лиза прокручивала в голове все, что случилось. Влюбленный взгляд Коли Шмита и та напряженность, что сложилась между ними, беспокоили ее. Она не могла себе позволить флиртовать с ним, хотя часто флиртовала с другими. Искусству невинного заигрывания она научилась после замужества, то ли стараясь заставить Алексея ревновать, то ли пытаясь заглушить собственную ревность.
Лиза вздохнула. В тот вечер в честь Дункан, она безумно его ревновала к танцовщице. А потом он уединился с певичкой!
Лиза поерзала на кровати. Уйдя в тот вечер из ресторана, она вернулась домой, надеясь, что муж скоро явится. Но наступило утро, а Алексей так и не вернулся. Тогда-то, наскоро собрав вещи, Лиза направилась к руководителю их группы и вызвалась поехать в Москву. Тот передал ей документы, которые нужно было отвезти московскому парткому, спросил, где она остановится. Затем разъяснил, что необходимо еще сделать в Москве, и проводил ее на вокзал.
Сейчас Лиза понимала, что позорно бежала, опасаясь того, что как только муж вернется, он, как всегда, убедит ее в том, что она ошибается, напрасно изводит себя; пожурит ее как наивное дитя и заставит опять поверить ему на слово. А он-то умел убеждать!
Лиза вздохнула, закрыла глаза и попыталась уснуть. По щеке сбежала невольная горькая слеза обиды и бессилия.
_7
* * *
Лиза еще долго вертелась в кровати, прежде чем заснуть. Однако сон, сморивший ее, был беспокойным, так что проснулась она ранним утром, когда в доме все еще спали.
Одевшись, Лиза выглянула в коридор. При виде ее жалобно заскулила пятнистая гончая Лорд Байрон. Тихонько, чтобы не побеспокоить хозяев, Лиза в сопровождении собаки спустилась по лестнице и, пройдя мимо когда-то роскошных комнат, очутилась в передней – оделась и через боковую дверь вышла на улицу.
Снег в утренней тишине громко скрипел под ногами. Воздух был холодным и пробирал до костей. Лиза поежилась, приподняла меховой воротничок и направилась следом за собакой. Поднявшись на вершину Горбатого моста, она в задумчивости остановилась.
С моста открывался вид утренней Москвы. Слева от Зоологического сада тянулась Большая Пресня[26 - Прим. автора: Ныне улица Красная Пресня.], направо в гору Кудринская площадь с красивым Вдовьим домом, стоявшим рядом с безобразной пожарной каланчой и домом Пресненской полицейской части. Новинский бульвар казался лесом, на фоне которого виднелась церковь Девяти мучеников. Правее, на горе, чернели здания женской городской тюрьмы. От Смоленской площади и Арбата спускались к реке маленькие переулочки с низкими деревянными домами. За белым широким полотном излучины реки Москвы, в Дорогомилове среди лачуг и сугробов виднелись бараки, заменявшие еще не построенный вокзал[27 - Прим. автора: Брянский вокзал, ныне Киевский вокзал.]. На переднем плане, у самого Горбатого моста, расположились высокие корпуса мебельной фабрики Шмитов.
Собака залаяла, призывая идти дальше. Лиза медленно спустилась с моста, пересекла Нижнюю Прудовую улицу[28 - Прим. автора: Ныне Дружинниковская улица.] и через ту же переднюю особняка вышла к аллеям шмитовского сада. Она тихо обошла замерзший пруд – Лорд Байрон бежал впереди – и направилась к низкому строению в глубине заводского двора. Здесь была зимняя оранжерея, сооруженная Николаем Шмитом – в нее-то Лиза и вошла следом за собакой. В оранжерее было прохладно – в печке догорал слабый огонек. Сторож видимо спал, забыв о своих обязанностях, и растения могли замерзнуть.
Разыскав дрова, Лиза растопила печь. Лорд Байрон, покрутившись, лег поближе к топке и положил морду на лапы. Сидя на корточках, Лиза задумчиво смотрела на яркие язычки пламени, охватившие смоляные поленья.
Неожиданно позади пахнуло холодом, собака насторожилась, и Лиза оглянулась. В оранжерею вошел Николай Шмит.
– Лиза? Что вы здесь делаете? – растерянно спросил он, хотя и попытался скрыть волнение.
Лиза поднялась, смущено пряча руки, испачканные смолой и сажей.
– Да вот решила прогуляться. Зашла посмотреть оранжерею.
– Здесь прохладно! Сторож опять уснул и не растопил печь. Черт! – Николай принялся разглядывать свои растения, проверяя, не замерзли ли они.
– Зачем вы выращиваете рожь и пшеницу? – не смогла удержаться от вопроса Лиза.
– Я провожу опыты по выращиванию новых сортов. – Убедившись, что с его растениями все в порядке, Николай выпрямился и посмотрел на нее. – Меня интересует вопрос о возможности превращения путем культивирования однолетних растений в многолетние. Такие сорта пшеницы и ржи значительно облегчат труд крестьян.
– Как вам удается все успевать?!
Заметив недоуменный взгляд Николая, Лиза пояснила:
– Проводить исследования, управлять фабрикой, помогать рабочим, участвовать в партийной деятельности?
Шмит пожал плечами:
– Ничего странного – я этим живу. Вот только хозяин фабрики из меня никудышный.
– Как так?
– Наша фабрика всегда славилась художественной мебелью. Мой дед, Александр Матвеевич, получил звание придворных дел мастера. Мой отец, Павел Александрович, часто выезжал во Францию для заключения договоров. В ряде парижских и версальских дворцов красовалась наша мебель. Да и сейчас, я думаю, красуется… По завещанию отца фабрику нужно было продать, а все полученные от продажи средства в равных долях разделить между его детьми по достижению их совершеннолетия. Но фабрику никто не покупает. Уже два года она влачит жалкое существование. Часто бывает, что не хватает денег, чтобы выплатить зарплату рабочим.
Он замолчал, задумавшись.
– Вам не хватает отца? – спросила тихонько Лиза, вспомнив о своем отце – купце первой гильдии Колдобине, столь же деятельном и способном дельце, как отец Коли и Кати.
– Да… Но мы не понимали друг друга. Часто бывая на фабрике, я видел несправедливость, но отец и слушать меня не хотел…
В соседней комнате раздался шум. Лиза вздрогнула. Николай успокоил ее:
– Не бойтесь, – он прошел в комнату и через минуту вернулся, держа на руках нескладное существо – мартышку, радостно цепляющуюся за лацканы его шинели. Обезьянка, повернув волосатую головку, уставилась своими большими черными глазенками на девушку.
– О, обезьянка! – воскликнула Лиза, протягивая к животному руку. Обезьяна вытянула лапу и пожала руку девушки. – О! Какая ты умница!
