Александр Прялухин "Зона мутации"

Чем дальше они пробирались к непонятной середке, тем больше людей становилось на улице. Даже Конопатая, прожившая жизнь в многочисленном гнезде, смотрела по сторонам с изумлением, а уж Крил – тот и вовсе потерял дар речи. Он думал, что такие поселения есть лишь в сказках.

Улица вдруг раздалась в стороны, освобождая место для площади, в центре которой возвышалось нечто, множество раз залатанное, перестроенное, обросшее дополнительными каморками и башенками. Вокруг стоял гам множества голосов: люди смеялись, ругались, продавали, покупали…

– Пойдем, – Конопатая вцепилась Крилу в рукав. – Туда.

Рядом с большим домом лепились в кучу ребятишки, звонкие голоса которых то и дело оглашали окрестности. Над их головами возвышался крепкий мужчина, он держал древнюю диковинку, показывал ее маленьким зрителям и что-то объяснял. Но они, похоже, не слишком верили его рассказам – толкались да хихикали.

Крил с Конопатой подошли ближе, вместе с детьми стали слушать, смотреть на нечто в руках Ратника – снизу россыпь маленьких квадратов, на которых выведены буквы, сверху похожий на черный, бликующий при свете дня лист бумаги.

– Что за гоагль? – спросил кто-то из ребят.

– Дух такой, – ответил ему мужчина.

– Лесной?

– Не, городской. Мог тебе все, что хошь рассказать. Спрашиваешь – гоагль, как варенье из шишек делать? Или – дай картинки интересные посмотреть. Все тебе покажет и расскажет!

– Ого… А сейчас чего молчит?

– Устал. Прежние люди много спрашивали, вот и устал.

– А скоро отдохнет?

– Не знаю. Наверное, когда мы станем такими же, какими прежние были.

– А когда станем? До зимы успеем?

Ратник улыбнулся, хотел что-то ответить, но мальчишеский голос из середины любопытствующей братии вдруг перебил его:

– Гоагль, покажи голых тетенек!

Дети со смехом бросились врассыпную.

– Ах вы… Стервецы!

Он сложил диковинку, покачивая головой, улыбаясь еще шире, чем минуту назад.

– Ох и стервецы.

Хотел уже уходить, когда заметил парочку нерешительно топтавшихся незнакомцев. Остановил взгляд на девчонке, чуть нахмурился: по всему видать, вспоминал.

– Дядя! Ты меня не узнаешь? – спросила его Конопатая.

– Дашка?

Кивнула, довольная, что ее вспомнили.

– Огненная девчонка! – обнял ее, поднимая в воздух. – Как здесь? С обозом что ли, по торговым делам? Доросла ли до таких путешествий-то?

– Нет, не с обозом. Я потом расскажу.

– А кто с тобой?

– Его зовут Крил, мы вместе пришли. Он из гнезда Больших лодок.

– Из Севска, значит… Ясно. Ну пойдем, чего на улице стоять! А то вишь – у нас и снег полетел. Морозеет!

Следуя за Конопатой и ее дядей, Крил тихо поинтересовался:

– Дашка?

Она отмахнулась – «и тебе потом расскажу».

Середкой оказалась та самая площадь, на которой с незапамятных времен стояла латаная-перелатаная базарная домина. Кроме жилых строений на обочине приютилось два внушительных здания, одно чуть побольше, другое поменьше. Первое местные называли учреждением, обитал в нем городской голова со всем своим семейством и помощниками. А второе было отдано сыскному отделению и в нем умещались маленькая тюрьма, судебная комната, да квартира самого сыскаря.

– Прошу! – Ратник открыл дверь, приглашая гостей в сыскное.

Пока поднимались на второй этаж, из подвала доносилось жалобное – «Аркадий Федорыч, третий день сижу! Отпустите! За какую-то бутыль медовухи – ну ни за что ведь вообще!» Голос и дальше продолжал вещать, вымаливать, но сверху его уже не было слышно.

– Дядь, ты что – главный здесь?

– Только по части вылавливания и наказания хитрожо… э-э… людишек, охочих до чужого добра. Хотя, они не только на добро зарятся. Могут по злому умыслу жизни лишить и еще много чего натворить нехорошего. Если не держать народ в узде – совсем распоясаются.

Он усадил их за стол, стал искать – чем угостить. Бренчал посудой, заглядывал в печь, в конце концов крикнул:

– Ленка! Поди сюда! Да быстрей, мне людей покормить нужно! С дороги они.

Обернулся, прислушиваясь: идет, не идет?

– Ни жены, ни детей нету. А Ленка девка шустрая и стряпать умеет. Только вы не подумайте чего, просто мне ж некогда, вот она по хозяйству и управляется. Живет в доме задарма, ест то же, что для меня готовит. И меня, и ее такое положение устраивает. Я ведь человек сознательный, на должности, так что без глупостей всяких.

Ленка была старше Конопатой не больше, чем года на три. Волосы светлые, коротко стриженые, зрачки то ли серые, то ли голубые. Она не без любопытства глянула на новые лица, засуетилась, выставляя съестное. Крил же смотрел на нее не отрываясь, пока Конопатая не надавила ему пяткой на ногу.

– Да ты хоть рассказывай, пока суть да дело, – обратился Ратник к племяннице.

И Конопатая, которую он почему-то называл странным именем Дашка, начала выкладывать свою историю…

Базар есть базар, с едой здесь гораздо лучше, чем в архангельском гнезде: можно было купить и то, что чудом сохранилось, а теперь выращивалось рачительными фермерами.

Съели за разговором картофель запеченный, овощи разные – свежие, соленые. Хлеба буханку. Мясо – черное, понятное дело – но приготовленное так, что и не подумаешь на нелюдя. Допивали настойку, когда девушка замолчала.

– Жаль Белого, – проговорил Ратник, заглядывая в кружку. – Хороший был мужик. За свой народ горой стоял. А что, Говорящий совсем плохой?

– Совсем, – процедила она сквозь зубы.

Сыскарь подумал, опрокинул остатки пойла себе в глотку.

– Пошлет он за вами, как пить дать. За Кирюху-то я спокоен, парень, как погляжу, не из хлипких. А вот тебе нельзя одной выходить.

– Крил. Мое имя Крил.

– Кирилл твое имя, чудо ты в перьях!

Хозяин дома рассмеялся.

– У вас там, в Севске, была такая ерунда с именами – сокращения из старых лепить стали. Лекс, Рина, Арей… Слышал я. Но это и то лучше, чем у них, – кивнул на Конопатую. – Вот какая она Конопатая? Разве ж это имя? Дают друг другу кликухи, как… не буду говорить, кто. Дашка она и все тут! Вот меня в их гнезде знают как Ратника. А ведь это что? Это, дорогие вы мои, фамилия! И для любого горожанина я Аркадий, да еще и Федорович, потому как отца моего Федором звали.

Сыскарь перевел дух.

– Остатки человеческого забываем… Ладно, это все мелочи жизни, сейчас не то главное. Вы, конечно, оставайтесь, комнату я вам дам. Одну, уж не обессудьте! Но, если хочешь, – снова поглядел на Кирюху, – можешь здесь спать, на лавке.

Крил покосился на девушку, которую обещал не бросать, не оставлять одну, которую теперь сказано было называть Дашкой.

– Мы вдвоем, – отрезала она.

– И ладненько, – согласился Аркадий Федорович. – Я в такие дела лезть не собираюсь, вы уж сами решайте.

Примирительно поднял обе руки, будто кто-то с ним спорил.

– И вот еще что хочу сказать – Дашуль, ты… Кхм… Может, думала, что я ребят с базара прихвачу, да с тобой в гнездо вернусь. Порядок там наведу. Но этого не будет. Не получится. Извини, родная.

Она опустила глаза и совершенно невозможно было понять, правда ли так думала, несколько дней шла с этой надеждой, или нет.

– У нас тут свои непонятки творятся, – сказал Аркадий, но не решился продолжать, считая, что рано посвящать в это гостей.

Он выделил им комнату в этом же доме, под крышей – считай, третьим этажом. Там стояла кровать, широкая для одного, с грехом пополам подходящая и для двоих. В стене квадратное окно, за которым вечерняя улица, множество других домов – разных, простых и вычурных. И множество других окон. Конопатая сроду не видела столько огней! Это был город. Настоящий город. Пусть не тот, что строили много-много лет назад, но яркий, живой. Совсем не похожий на деревушку в лесу.

Ночью она услышала голоса. Дядя разговаривал с кем-то, кто пришел к нему в поздний час. Слов не разобрать, но говорили они с тревожными нотками в каждой фразе. Даша укуталась одеялом с головой, чтобы не слышать. Обняла Кирилла, прижалась. «Привыкла я к тебе. Только не вздумай больше заглядываться на эту… Как ее? Неважно… А! Ленку».

– Посиди дома, – сказал ей Аркадий за завтраком. – Если уж надумаешь гулять, возьми с собой Сергея, он внизу дежурит, у входа в сыскное. Я его предупредил. А Кирюху забираю!

Посмотрел на Крила.

– Ты ведь не против? Чего зря дома-то сидеть… Буду тебя к делу приспосабливать.

Большелодочник был не против, наоборот – с работой чувствовал бы себя спокойнее, все-таки не зря чужой хлеб будет есть.

– Откуда же у вас хлеб? – спросил он своего нового начальника, когда они вышли на улицу. Было прохладно, но снег, выпавший вчера, начинал подтаивать. Везде хлюпало, в ямках образовывались лужи.

– Не все культурные растения повымирали. Тут ведь такое дело: дальше на юг – больше всего растет. Тоже, конечно, не без потерь, но всяко разнообразнее, чем на севере. Одна только беда… Ну, да ты ее знаешь. На юге территория нелюдей. Потому что много, как их умники называют, зон мутации. Не жизнь там теперь нашему брату!

Они шли по главной улице города в ту его часть, где Конопатая и Крил побывать не успели, поэтому смотрел он по сторонам с любопытством, проникаясь жизнью людного места.

Вот девочка потащила тяжелое деревянное ведро с нечистотами, а вот солидный горожанин топает по своим солидным делам, брезгливо обходя грязь. Худой мужчина чинит крышу дома, балансируя на длинной лестнице и успевая поругаться с хозяйкой, выглядывающей в окно.

Многие здоровались с Аркадием Федоровичем, даже поклон отвешивали, но были и те, кто отворачивался, делал вид, что не знает сыскаря. Весь день Кирюха с Ратником по базару бродил, от одного дела к другому, поддерживая городской порядок. Пока не донесли им, что случилось на окраине что-то особенное.

Ближе к тому месту, где уже виден был забор и другие, южные городские ворота, обозначилась волнующаяся кучка людей. Они издалека заприметили Ратника и некоторые призывно стали махать руками, выкрикивать что-то.

– А ну прекратить галдеж! – рявкнул он, когда подошел ближе. – Все праздношатающиеся – пошли вон. Остальным молчать и ждать, пока сам не позову.

Поднял руку, показывая им кулак.

– И только попробуйте мне болтать лишнее по городу! Кто что видел и слышал – рассказывать сюда, – ткнул пальцем себе в ухо, – а не бабке Таисии из грибной лавки.

Обернулся к Крилу, сказал «за мной» и они вошли в красивый, построенный талантливым мастером дом. Следом засеменил сухонький старичок.

– Где? – спросил у него сыскарь.

– Наверху, – ответил старик.

Поднялись на второй этаж, вошли в большую комнату. Озираясь по сторонам, Крил от удивления широко распахнул глаза. Доводилось ему видеть в своей жизни книги, два или три раза, но всегда это были маленькие, технические брошюрки, оставшиеся в гнезде Больших лодок от древнего завода. А здесь… Вдоль стен стояли полки и все они сверху донизу были заняты книгами! Сотни, тысячи книг! Тонких, толстых, неброских и с яркими, цветными корешками.

Крил сглотнул. Ему хотелось сейчас же, немедленно схватить первую попавшуюся и впиться в нее пытливым разумом, жаждущим новых знаний. Он даже не сразу заметил, что на некоторых полках прорешины, а вынутые оттуда томики валяются на полу. И среди них…

– Когда ты его нашел? – спросил сыскарь у старичка, потрогал запястье на руке лежавшего на полу человека, убедившись, что он мертв.

– Вот как послал за вами, Аркадий Федорыч, так перед этим. Спал ведь уже! Ложусь рано, да только сон у меня никудышный, спина мучает, ничего не помогает. Каждую ночь ворочаюсь, усну – проснусь, усну – проснусь…

– Время было какое? Не заметил?

– Заметил! Услышал шум наверху, свечку зажег и посмотрел – девять часов было, без нескольких минут.

– Не врут часы-то?

– Обижаете, Аркадий Федорыч! Из последних они, очень надежные. По солнцу подстраиваются и от него же заряжаются. Точное устройство. Так я пока поднимался, шум еще слышал. А как в комнату вошел – он уж тут бездыханный лежит. Будто за секунду до моего появления и помер.

– Угу… Угу… Больше никого не видел? Не слышал ничего?

– Никого и ничего!

– Угу… Хм! Как же он книги в темноте читал? – Ратник огляделся по сторонам, нагнулся, заглядывая под лавку. – Ага, вот и фонарик! Закатился видать.

Внимательно осмотрел прибор, щелкнул кнопкой, сощурившись от яркой лампочки, выключил и сунул его в карман. Потом со вздохом потянулся к мертвецу, перевернул его на спину. Ни ран, ни крови на теле видно не было. Глаза открыты, лицо бледное. Одежда простая, по погоде, хоть и получше, чем у многих обитателей Южного базара.

– Не знаком? – поинтересовался Аркадий у главного свидетеля.

– Н-нет… – чуть подумав, ответил тот. – Не видал его раньше.

– Плохо. Еще хуже то, что и я его не знаю. А ты чего думаешь? – взглянул на Крила.

Большелодочник пожал плечами.

– Люди просто так не умирают. Хотя… Если сердце слабое…

– Сердце, – повторил сыскарь. – Это да, это может быть. Такое прочитал, что сердце не выдержало!

Он усмехнулся, но потом вытащил книгу, которую до сих пор сжимала рука неизвестного. Полистал пластиковые страницы.