Лола, Ада, Лис
Эл. Яскелайнен
Туманный провинциальный город в недалеком прошлом. В городе идут дожди, широкая темная река движет свои холодные воды.В нем живет Лола – богемная тусовщица. Живет одним днем. Туман и сумрак в городе однажды становится чем то большим, силой, которая проникает в жизнь обитателей города. Лолите предстоит встретиться лицом к лицу с неведомым. Встретиться со своим прошлым и неясным будущим, которое покрывают тени.
Эл. Яскелайнен
Лола, Ада, Лис
Часть первая. Лола/2002
Экспозиция
Я вижу особые сны – это мосты в запределье, возвращаюсь оттуда в липком поту. Мне хватает и бодрствования, чтоб устать. Но выбор невелик, ибо бессонница мне не друг.
Шесть часов путешествий в неизвестном направлении. Позволяю темноте втащить себя внутрь.
Пауза, цветом черная, длится, как целая нота, – паммм! Я засыпаю и вот просыпаюсь. Сегодня мне 21 год.
Поздравляю себя с днем, когда я потеряла возможность уютно сидеть в маминой утробе, выбралась как раз на лотерею, где выигрыш для всех – забвение, просто в разных обертках.
(Не желаете ли быструю и без мучений смерть, или вас заинтересуют особые предложения? Только сегодня – смерть от неведомых инопланетных паразитов в яичниках! Спешите жить!)
С днем рождения, Лола – Лолита. Не знаю, чем думала мать, называя меня именем похотливой нимфетки, подозреваемый подстрекатель филфак неподсуден за истечением срока давности. С молчаливого одобрения отца.
Утро, и надо вставать.
Ноги Лолы двигались под одеялом, вздымая белые облачные волны. Я выпростала их, они вытянулись вперед, как полотно с односторонним движением, шевелили пальцами, там, вдалеке. Из всех 178 сантиметров изрядную долю занимали бледнокожие тонкие ноги с узкими лодыжками. Настоящая Лола была сугубо внутренней вещью, ездившей в этом теле на тусовках, модных показах, в магазинах, такси и автобусах. Эта самая внутренняя Лола позволяла телу пить, есть, дышать и всякое-разное прочее. Но от этого они не становились ближе друг другу.
Ноги медленно сползли вниз, на пол.
Так вот, я лежала, воображая себя поверженной богиней, чей срок жить без забот истек, смотрела на стену слева: там висели Burzum, Sepultura вперемежку с SUM 41 и Земфирой и ободранным плакатом с Шивой. Удалось нащупать скрипучую педаль воли и вдавить ее – села на кровати, ощущая мокрую на плечах футболку с облезлым принтом Варга Викенерса. Брр – дует.
Теплая аура сна отступала, впуская холодное дыхание осени. Она, сложив губы трубочкой поддувала в провинциальное щелястое окно.
Осенью все стремится вниз: листья, капли, и я тоже – растекаюсь, меняю агрегатное состояние. Футболка черным комком улетает в угол. Прошлепать босыми ногами по холодному и прилипчивому линолеуму – минное поле мороза.
Глава 1. Осенние тени и сны
Ноябрьский холод, закравшийся в хрущевку, собрался в ванной, покалывая тело. В облезлом зеркале я видела себя – худую и высокую, пухлые губы и немигающие, такие же глаза: большие, как два семени миндаля, переросшего, с серо-стальными пятнами зрачков. Люди говорят – красивая, мне же так не казалось.
Я видела абсолютно чужое существо; там, за полотном стекла, это не я. На модельных снимках было вообще нечто с наркотически-матовыми глазами и развратными губами. Настоящая Я старалась их поджимать, осознавая реальную связь между мною и «этим», но не принимая ее. Поджать губы, спрятав розовую плоть от глаз. Особенно – от своих.
Все мысли смываются душем, ненадолго, но легко. Главное – избегать зеркал. Или не смотреть в них дольше чем пару минут. Благо, что старенькое зеркало в ванной сразу запотевает.
Мелкая Лолитка – в детстве все было весело, дорога не уползала вдаль серой змеей, а бежала, подпрыгивая вместе со мной. Я тогда мечтала стать Эсмеральдой, как танцовщица из пузатого черно-белого телеящика с хрустким переключателем, там крутили мультфильм, что приковывал меня, замирало надкушенное яблоко. Но я – большая Лола, за окном плакучие ивы и первое ноября 2002 года. Вынырнув из воспоминаний и горячего душа, я покрылась гусиной кожей. Гуси-гуси?! Га-га-га! Есть хотите? Да-да-да. И Лолочка не прочь.
Отхлебнула кофе – когда я успела его заварить? Хорошо, что давно миновал сентябрь – как только солнце начинает утаивать свет, во мне скапливается темнота. Потом – привыкаю, и мы с ней помаленьку живем.
Дом с утра обливался холодным дождем. Капли бежали вниз, падая с серого карниза. Одна капля счастливо избегала товарок, фатально стремящихся упасть, с минуту, потом и ее унесло. Так же и я, пока держусь.
Хотелось писать – но идти лень, хрустели крекеры, я включала свои механизмы. Кап-кап. Благоразумно взятый накануне «академ» развязал мне руки для безделья и осеннего меланхолического разгула.
Честно, я не собиралась становиться кем-то, я предпочитала быть никем, ну или почти никем. Мой покойный отец и находящаяся за океаном мать не мешали мне декадентски душевно «тлеть» – не люблю слово «разлагаться». И словцо такое, вроде скорее про горение, чем про гниение.
Пора. Распахнула дверцу холодильника, с пьяных глаз расписанного пентаклями, астрологическими символами и выдуманными заклятиями. Завтрак отставной модели-неудачницы: кофе, один крекер, пиво. Есть у моего тела такая способность – пить пивчанский и не расползаться вширь, да и в целом трескать могу что угодно, хоть в этом тело и Я дружны.
На сером, исполосованном жертвоприношениями хлеба столе пальцы левой руки сжимают бутылку, содержимое ее плещется у меня в желудке, заскальзывает, щиплет. Пальцы правой бегают кругами, раздавая пинки лежащему на столе зубастому ножу и старенькой открывалке. Левая рука – женщина, она ласково приняла в себя туловище бутылки, ногти целы, пара колец: одно простое, с незатейливой вязью, второе – с крапинкой бриллианта. Правая рука до локтя покрыта сетью татуировок в виде пентаклей, крестов, она отчасти – мужчина, украшенная парой шрамов и помогающая иногда коротать мне холодные осенние вечера. Пока что она – мой парень. Нет, я не страдаю от одиночества, будьте уверены. Алкоголичка ли я? Очень вероятно. Всегда успею бросить, если захочу, ага.
Время шло, я крутила в голове события, картинки, всякую взбитую мозговую муть, сначала сама, потом они вертелись, как карусель, мне оставалось лишь смотреть. Первую бутылку сменил холодный портер – у меня дэрэ, я угощаю. Прилично наугощавшись, побрела в туалет, размотав на ходу огромное полотенце, хорошо иметь короткие волосы, думалось мне. Холодный стульчак, хорошо иметь короткую прическу, вчера был ливень, я бродила по кладбищу на горе, хорошо иметь короткую прическу (еще раз), а стульчак уж нагрет. Тут пришла икота – карусель мыслей заклинила и встала.
Из открытой двери туалета виднелась вешалка, где зазывно висел адидасовский худи. Натягивая на ходу белье, я прыгала на одной ноге, футболка окрасила серым мир на момент, кнопку ткнула, и комп зажужжал задохшимися кулерами, противно зашипел модем. В мейлбоксе значились письма от мамы, от Леры и пары знакомых тусовщиков-неформалов, плюс куча спама.
Mail from: Лера
(как всегда, тьма касплока)
ПРИВЕТ:) С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ ПЬЯНЬ) ЧИОРТ ТЕБЕ Ж ДВАДСАТЬ АДИН УЖЭ.АШАЛЕТЬ СТАРУШКА, Я ТЕБЯ ЛАФФКЕ ОЧЕНЬ. ДУШЕВНО ПОСИДИМ, ПРИХОДИ. БРОСЬ СВОЮ ПРИВЫЩКУ НЕ ОТМЕЧАТЬ ДЭРЭ. ХВАТАЙ СВОИ БУЛКИ
ДУЙ КО МНЕ БУДУ ЖДАТЬ;)
Mail from: Мomma
Лолочка, доченька, у меня все хорошо, Дейв передает тебе привет, как ты там? Учишься хорошо? Я прислала тебе денег, проверь свой счет… (та-а-а-ак, дальше я не читаю)
Mail from: Бурзумчик
Превед, медведка))))))))))) Люто, тащемта, поздравляю тебя с днем сцотонинского рождения. Желаю счастья в личной жизни и больше водки, трэша и металлического угара. Как обещал – привожу «Распад металла» на днях, жди. Там и увидимся, красотка)))))
Улыбка есть, я при бабках, сыта, пьяна, и нос скоро будет в порошке, неделька обещала стать веселой.
Потушила компьютер.
Зашуршала косметичкой возле зеркала.
Лязгнула дверь.
Дождь барабанил по зонту, серые прохожие мне казались морлоками, смотрела сквозь них, а они сквозь меня. Кривая дорога сбегала вниз к ободранной остановке, где жались несколько работящих утренних горемык. Автобус не спешил, я втягивала носом запах табака, отсырелого, им пахла вся бетонная туша остановки, казалось – сковырни краску, и там будут бурые и желтоватые волокна вонючего папиросного табачины. У меня была особая магия, я смотрела на дорогу сквозь щель между плитами, и через пару мгновений из поворота обязательно появлялся автобус.
В этот раз прошло 58 секунд и желтый, грязный, как цыпленок-монстр, «Икарус» выполз из-за поворота. В салоне пахло бензином. Каг ф газенвагене (от Лерки подцепила). Передо мною сидела девица с помятым, словно оберточная бумага, лицом. Я заставила ее отвести глаза, видимо, запах пива и ровная матовая кожа не вязались у нее в головенке. В такие моменты мне приходилось себе нравиться – за окном проплывал N-ск, мой неродной-родной город: вереницы елей, двухэтажки, потом пара индустриальных трубастых груд, хрущевки и белесые новостройки на горизонте, люди входили и выходили, девица оставалась, смущенно и неприязненно вперив свое оберточное лицо в пол, потом делая вид, что спит. Мое терпение иссякло, когда салон наполнили галдящие студенты; я протолкалась к выходу, раскрошив часть туши с глаза об джинсовку какого-то верзилы. Слишком высокая концентрация человеков. Если б апостол Петр жил бы сейчас, то ловить человеков в автобусе стало бы простейшим делом. Никуда не денутся. Ну а до хлебов и вина я скоро доберусь.
До дома Леры шлепала одна, по безлюдной улице, искренне кайфуя от пустоты.
В квартире с раннего утра все шевелилось, дымило и выпивало. Дверь была не заперта, я перешагнула через спящего парня в прихожей, задела головой висюльки в индийском стиле, блим-блим – возникла хозяйка, окутанная клубами сладкого дыма. Она умела красиво жить – магически появлялась деньги, связи и удача. Где-то на невидимых весах мне этого отмерили куда меньше.
Мы познакомились на дикой вечеринке, мы – герлы модельного агентства из Dark Stars – тусовались для мебели, кто-то беззастенчиво пристраивал себя, кто-то, как я, молча страдал, тихо мечтая о новых контрактах, и стремился наугощаться поскорей. Порядком набуханные гости совсем распустились, кто-то из девчонок хихикал на чьих-то долларовых коленях, голубые поп-звезды высматривали таких же голубых денежных мешков. Ко мне, расположившейся подле батареи шампанского вина, подсел явно обдолбанный иностранец, лопоча что-то на французском. Я смотрела неподвижным взглядом сквозь него. «Вelle…», – восхищенно произнес француз и, оглядываясь, рассыпая воздушные поцелуи, удалился, возможно, за порцией какого-то веселого вещества для меня. К черту его. Настроения нет.
Поскорей покинула дом, в глазах же – будто песка насыпало, а виски стиснуло невидимыми обручами.
Лера сидела на ступеньках виллы, прикладываясь к бутылке шампанского. Она была в струящемся черном платье, со смуглым восточным лицом и копной густых темных волос, «смоки айз» и золотистые блестки на скулах только усиливали ее колорит. Я выглядела ее антиподом, белокожая, в узком, серебристо-чешуйчатом платье-перчатке и волосами, что светились белым в свете фонаря. Не сговариваясь, мы встали и исчезли в ночи, опустошая бутыль. Моя спутница без умолку трепалась и вальсировала, слегка покачиваясь, подметая с земли длинным платьем хвою, я молча улыбалась нежданному освобождению и хмыкала в ответ. Она умудрилась перечислить всех своих ухажеров, рассказать про родню в Абхазии и перейти к вопросам:
– Ты сама-то откуда, принцесса?
– Урал.
– А-а-а, я-я-я-ясно, хорошо хоть шлюхой не стала.
– Ах тыж нерусь! А-а-ай!!!
Черная копна волос извернулась, и Лера сомкнула зубы на моем предплечье. Я, гогоча, схватила ее под колено и повалила наземь – папина школа. Крепко удерживала, а она делала вид, что норовит вцепиться в лицо. В притворной ярости, хихикая и матерясь, мы возились еще минуту. Сзади послышались шаги, я отпрянула, как кошка.
«Девчонки, с вами все…»
«В порядке», – закончила за него я. Он пыхтел сигаретой во тьме и протянул нам руки, осыпаясь желтой хвоей, мы поднялись, Лера уже состроила ему глазки. Я просипела внезапно просевшим голосом: «До Москоу далеко?»
«Километра три до окраины…» – таким же спертым голосом ответил парень, подпрыгнул яркий глазок сигареты, он отсалютовал, полоснул взглядом ледышки на моей радужке и зашагал прочь.
Сумеречный взгляд. Чего книжку эту вспомнила? Лерка таращилась на задницу незнакомца и хихикала.
Странный тип. Мы двинулись, освещаемые луной, я оглянулась – его след давно уже растворился в темноте.
Нынешняя Лера сделала реверанс, одетая в оранжевый сари, а потом бросилась мне на шею, в большой комнате изобильно клубились дымы гашиша и кальяна.
Теперь мы обе в Nске. Какими такими судьбами?
Я даже въезжать не стану.
Шумная компания непросыхающих тусовщиков пропела мне нестройную осанну и свалила у ног подарки – сразу принялась вновь воскуривать «легочные фимиамы».
Я уселась на украшенные кисточками подушки подле статуи Ганеша, в одной руке у меня бутылка немецкого пива, в другой – горсть разноцветных таблеток из подаренной индийской шкатулки инкрустированной яшмой.
Я-я! Дас ист фантастиш, бхай-бхай!
Полдник модели в отставке. В ушах таяли звуки дримхауса и индийских ситар, болтовня Лерки и гул сонма человеков вокруг. Продолговатую кодеиновую таблетку я оставила для апостола Петра, ему и тут будет легко. А после такой ловли – расслабон.
