John Hall "365 дней тоски"

365 дней тоски
John Hall

Я направляюсь в путешествие, которое покажет мне просторы планеты Меланхолии. Я отправляюсь в путешествие в надежде найти то место, где смогу остаться навсегда… то место, где буду счастлив! Я отправляюсь в путешествие, потому что больше не могу оставаться в городе Грусти, где каждый день сгораю от тоски.

John Hall

365 дней тоски

Предисловие

Начинаю этот проект как нечто меланхоличное, личное, потаённое и скрытое глубоко внутри меня самого. Это может быть общее впечатление от определенного дня, это может быть квинтэссенцией переживаний и чувств, это может базироваться на определенных погодных условиях, это может быть мной самим.

365 дней тоски. То, у чего не будет определенного направления, стиля, вида… ведь это мысль. Такая же мимолетная, как сгорание смеси порошка магния с хлоратом калия, серой и сульфидом сурьмы.

365 дней тоски. Обратная сторона моего смеха.

Город Грусти

День первый.

Наш удивительно свинцовый город, отражающийся тенью на небесах, сковал лёд. Улицы, словно покрытые тонким слоем лубриканта, отражают любой заблудившийся луч. Люди проверяют на прочность свои тазовые, берцовые, лучевую и локтевую кости… Спешка… Спешка судорогой сводит мысли жителей, которые проталкиваются, подобно червям, по тонким тоннелям узких проходов общественного транспорта… И существуют, подобно муравьям, в тесной колонии.

День второй.

Гнетущее утро. Запотевшее от скопления горячих тел и дыхания окно. Засаленная, немного слезшая со своего места наклейка с надписью: «Во избежание падения держитесь за поручни».

Сквозь коматозное состояние мозга пробивается мысль: «Во избежание падения надо держаться за плечо…»

И тут же ощущение, словно грязный, измазанный в продуктах жизнедеятельности ботинок врезается в мягкую эссенцию личного. И осознание – «поручни надежнее человеческого плеча».

День третий.

Турист – как аксиома существования. Пришёл, побыл и отчалил в направлении судьбы. Вдоль персональной нити, которую тщательно сплели Нона, Децима и Морта… Клото, Лахесис и Атропос.

Следуя по уже предназначенному маршруту, как и прочие, наблюдаю чудеса света и тайны ночи. Оставляю отметки в виде зарубок – шрамов на своём теле, на своей душе – и продолжаю двигаться навстречу одному, известному с момента появления мира, факту – исчезновение неизбежно.

День четвертый.

«Всего лишь грязь», – то, о чем я подумал, увидев себя в зеркале.

«Всего лишь грязь», – отдалось каким-то странным, отчуждённым эхом в мыслях, и я понял, что не вижу своего отражения, а вижу лишь то, что видят многие, когда смотрят на меня.

– Всего лишь грязь, – повторил я шёпотом и закончил свою мысль следующими словами: – Вот чем является человечество, если смотреть на него со стороны.

День пятый.

Запах уксуса утром – не то, что хотелось почувствовать в душной камере общественного транспорта, и не то, чем должно пахнуть от дорогой черной женской шубы.

И, казалось бы, встретить так называемого «vagabond» в похожей ситуации было бы более мерзко, но этот едкий, кисло-сладкий запах, ударивший в нос похмельного организма, был хуже нашатыря и моментально уничтожил всю романтику легкого вечернего отдыха со вкусом белого вина и сыра.

И у меня остались холодное утро, легкое похмелье и воспоминание о пропахшей уксусом чёрной женской шубе.

День шестой.

Картонный футляр – хранилище человека с комплектацией из комплексов, взглядов, привычек, мыслей, знаний, воспоминаний, фобий, хобби, музыки, стиля, аксессуаров, внешности, электроники, жилища, автомобиля, работы, коллектива, любовников, политики, веры…

Картонный футляр – бесконечная матрёшка, в которую можно поместить весь мир.

Картонный футляр – будет выброшен, сожжен, потерян, забыт… И как человек, и как отдельная Вселенная.

День седьмой.

– Вот и всё!.. Вот и всё… Ты больше никогда не будешь прежним. Ты больше никогда не сможешь стать прежним. Плохой пародией на себя – да.

– О чём ты?

– Я о том, что ты смотришь в отражение и видишь нового нас.

– И что это значит?

– Что тебя больше нет.

– Почему?

– Потому что ты, а теперь мы, переродились после твоей гибели. Ведь ты умер, предав свои принципы.

– Вот дерьмо!..

– Да… теперь ты, мы – дерьмо.

День восьмой.

Необходимая добродетель – нечто, похожее на укол адреналина, когда ты чувствуешь, что направляешься прямо в ад. Совершаешь этот акт реанимации не в качестве благонаправленного деяния, а в рамках отчаянной попытки зацепиться, удержаться и не пропасть… Не думаешь об этом, просто знаешь, что твой поступок – отговорка собственной черствости, циничности, съедающей изнутри.

Только осознание отсутствия необходимости в необходимой добродетели может освободить от ярма самопрезрения… Только чистая добродетель способна на это.

День девятый.

Недавно встретил человека. Прозвал его «салфетка», и холодная рука ужаса погладила меня по спине.

«Никогда не позволю стать себе таким, – мелькнула мысль, и вновь ужас прокатился по всему телу. – Никогда не посмею воспользоваться таким… ведь это страшно, очень…»

И потом еще одна мысль влупила мне с ноги прямо в голову:

«Что же тебя таким сделало? Что случилось? Что тебя сломало?! Скажи мне, чтобы я смог отгородиться от этого…»

День десятый.

И вот я стою на поребрике и всматриваюсь в воду, выпавшую осадками на проклятый город. Я уверен в том, что она очистится… Рано или поздно вновь станет кристальной и вновь сможет даровать жизнь другим живым организмам. А пока что это – яд. Чистый яд, без примеси… хотя если подумать, вода, содержащая в себе масло, копоть, грязь и многие другие элементы и соединения.

И вот я стою и думаю о том, что человек – это та самая вода, которая со временем превращается в яд и может уничтожить как другую воду, так и жизнь вокруг.

День одиннадцатый.

Прощаться всегда тяжело… не хочется. Просто ухожу, и все. Чтобы последними словами не вышло какого-нибудь выражения типа: «Ну, давай там» или «Удачи! До встречи…» Так же, по этой самой причине, я не здороваюсь. Мне так проще, мне так легче… представлять, что жизнь – один неразрывный день, в котором нет надобности говорить «прощай». В котором нет надобности здороваться… Просто представляя, что любой промежуток времени бесконечно мал, жить и наслаждаться общением.

День двенадцатый.

Пыль состоит из смерти. Смерть – есть пыль, которая со временем наполняет и тело, и душу. Время от времени необходимо делать уборку, соскребая с себя отмершие, отслужившие частички. Только так можно вдохнуть капельку жизни, частичку свежести, молодости… немного вчерашнего себя в себя настоящего.

Если же не заниматься собой, не убирать осевшую пыль, то будучи захламлённым, будучи помеченным печатью из пыли, её – то есть смерть – можно привлечь и уйти в бесконечность раньше отведённого срока.

День тринадцатый.

Туман спустился и окунул город в пелену самых низких облаков, которые только можно представить. Он скрыл собой грязь, скопившуюся и загрязнившую ливневки…

Скоро, чувствую, сильным дождем разверзнутся небеса и вода, хлынувшая сверху, смоет не только мусор с канализационных решеток, но и остальную грязь, что сама выстроила лабиринт, в котором скопится жидкость и вдоль стен которого понесет мешки с костями.

День четырнадцатый.

Глаза открываются от резкой боли, которая идёт изнутри плечевого сустава. Это чувство подбрасывает, заставляя сесть на краю кровати и схватиться здоровой рукой за ту, которую разрывают изнутри. Стараюсь дышать медленно… это помогает бороться с внезапной болью.

Справа, около кровати, стоит небольшая тумбочка. С неё дико, остервенело начинает орать будильник: «Это начало твоего рабочего дня!»

– Доброго утра, – срывается с губ, и, спустя небольшую паузу, одно емкое выражение довершает сказанное.

День пятнадцатый.

Я встретил её, и тут же капелька холодного пота скользнула вниз, вдоль линии позвоночника, по горячей коже. Я увидел её глаза-бусинки, что вперились в меня и с жадностью разложили по производным. Я услышал её медленное приближение по тонкой нити, которую та старательно сплела вокруг моего уставшего, измученного тела. Я почувствовал, как руки с короткими и очень тонкими пальцами обвили меня и прижали к прохладному телу, и сердце в груди забилось сильнее. Сквозь страх я возопил:

– «МАБ!»

И тут же проснулся.

– Не сегодня… – предплечье легко вошло в ямку переносицы, закрыв глаза. – Я сам решу, когда пойти с тобой… королева Фей.

День шестнадцатый.