Они наведываются туда в выходные и праздники, когда тепло или дорога не разбита распутицей и можно проехать на машинах. И фермер этот самый там жил. У него там хозяйство и поля. Мужик хозяйственный, как говорят, соль земли. Так вот, беда с этим фермером. Погиб он. У следствия основная версия – несчастный случай. Но дочь в это не верит. В общем, пока идет расследование, надо тебе частным образом разобраться. Вознаграждение обещают очень приличное. Ты же давно хотел в отпуск рвануть. Судя по озвученной мне сумме, сможешь охватить все теплые моря вместе взятые, а на сдачу еще и в Арктику, на Баренцево, скататься.
Но Петр прохладно отнесся к информации о неминуемо надвигающемся шикарном отдыхе. Он слушал и не верил, что вот так, в совершенно обычный день, точнее ранним утром, получит новости из родного края. Хотя для таких печальных вестей нет и не может быть каких-то особых дней. Он уже знал, о ком говорил Андрей: с Михаилом они знали друг друга с детства и были «закадыками». Пацанами гоняли в футбол, ездили на отцовских тракторах, воровали яблоки у соседа, вместе мечтали попасть в армию и дослужиться минимум до генералов. Как это часто бывает, детские мечты остаются в детстве – где-то рядом с самыми вкусными блинчикам, которые могла испечь только мама. Потом их пути разошлись: Петр уехал в город, чтобы поступить на юридический. А Михаил после армии вернулся домой, обзавелся крупным хозяйством и стал уважаемым человеком у земляков. Его авторитет и слово ценились выше обещаний местных властей. Наверное, и врагов немало нажил.
Был один случай, который Петр запомнил на всю жизнь, но никогда и никому не рассказывал. Однажды их с Мишаней на очередном воровстве яблок поймала соседская собака. Пес был не обычный – огромный и злющий, из тех, кого боялись все. Сложно сказать, к какой именно породе принадлежал этот мамонт, но в его предках наверняка числились демоны – в том деревенские обитатели не сомневались. Местные верзилы – и те предпочитали обходить Бурана стороной, даже когда зверюга сидела на цепи. А на привязь цербера сажали не часто – только когда Буран это позволял.
И вот как-то Петя с Мишей, проходя мимо сада Макара Алексеича, вспомнили, что у него растет яблоня, на которой созревают самые аппетитные в мире плоды. Огромные, красные, сочные. Достать такие – мечта любого пацана, особенно того, кто вырос в свободных деревенских условиях. Это же двойной праздник: с одной стороны, тебя ждут азарт и приключения, а с другой – еще и приз: вкуснющие яблочки. Какая мальчишеская душа останется равнодушной?! Вот и Петя с Мишей не могли удержаться. Что воровать яблоки – нехорошо в принципе, их заботило мало, да других и серьезных препятствий к лакомству они не видели. Разве только Буран – чудовище в образе пса. Друзья не знали, что в тот раз Макар Алексеич решил дать волю животному.
У них имелась «своя» доска в заборе, через которую легко было проникнуть на соседский участок к заветной яблоне. Со стороны не было видно, что доска сломана, поэтому хозяин даже не догадывался, как часто мальчишки лазили к нему и воровали яблоки.
Темнело, вокруг ни души. Маленькие юркие фигурки почти растворились в сумерках, но и ребятам было нелегко кого-то заметить в надвигающемся сентябрьском мраке. Это и стало решающим фактором.
Едва Буран учуял, что во двор забрались воры, в нем пробудились два древних инстинкта: выследить добычу и убить. Когда пес увидел, что жертва не одна, инстинкты взыграли сильнее. Буран затаился в кустах и стал выжидать лучший момент для нападения. Свирепостью он больше напоминал волка, чем домашнюю собаку, так что для него это была самая настоящая охота. Его целью было убить, а не пугнуть или позвать хозяина. Тем более что хозяином пес считал совсем другого…
Между тем мальчишки добрались до яблони и теперь решали, кому лезть на дерево первым. Они не знали, что находятся всего в полуметре от монстра, который держит их на своем дьявольском прицеле, ничем себя не выдавая. А пес будто играл с ними или ждал от кого-то команды.
Солнце зашло, стало совсем темно, в небе показались отблески зарницы. Внезапно быстро похолодало. Парнишки даже отвлеклись от яблони, почувствовав, как мороз пробрался под одежду. Вроде только начало сентября, и тепло еще держалось с лета, так откуда взялась такая холодрыга? Кроваво-красные всполохи как будто добавляли инфернальности, но мальчишки были слишком юны, чтобы обратить внимание на эти тревожные знаки судьбы.
– Мишаня, ты не замерз? – Петя решил схитрить и плавно подвести товарища к проблеме. Мальчик зябко ежился в футболке и начинал подумывать, что с затеей пора завязывать.
– Совсем нет, – Миша и сам стучал зубами от холода, но легко раскусил уловку друга.
– Так, ладно. Пока мы тут оба в сосульки не превратились, давай лезть на яблоню, – примирительно сказал Петя, подумав: раз его друг такой храбрый, то и он сможет. Он же мужчина.
– Ты видишь тот нижний сук? Я до него допрыгну и ухвачусь. Как только я повисну и крикну «давай», ты схватишься за мои ноги и по мне заберешься на яблоню. А потом подтянешь меня на дерево. Идет?
Миша придумал отличный план, да и Петя уже готов был согласиться на что угодно, лишь бы быстрее закончить дело. Он совсем закоченел. «И как только Мишаня не мерзнет?» – вертелось в голове мальчика. Но друг есть друг и надо идти до конца.
И вот Мишка ухватился за ветку и повис. Закрепившись, он решил, что сук надежный и спокойно удержит двоих, и крикнул другу, чтобы тот лез на него.
Петя подпрыгнул и ухватился за ноги друга. За мгновение до того, как он собрался карабкаться по Мише вверх, рядом раздался громкий шорох. Петя обернулся и застыл от ужаса: из кустов на него выскочила огромная черная собака с серебристыми подпалинами и с белоснежным оскалом.
Пете хватило секунды, чтобы взлететь на дерево. Он протянул руку Мише, чтобы помочь другу забраться на безопасную высоту. Пес прыгнул, но промахнулся, не успев ухватить никого из ребят, и зарычал. Рык Бурана напоминал волчий – такой же гулкий и страшный. Парни инстинктивно прижались друг к дружке. Поняв, что добыча слезать не собирается, монстр улегся под деревом, притих, но не перестал, злобно ощетинясь, наблюдать за мальчишками.
Несколько раз цербер принимался рычать, словно понимал, что пацанов это сильно пугает. Казалось, ему это нравится. Для Бурана охота превратилась в игру, и он собирался ждать до конца и победить.
Мальчики просидели на яблоне всю ночь, прижавшись друг к другу – то ли от ледяного холода, то ли от страха перед ужасным зверем, то ли от осознания, что надежды на спасение нет. Пес ни на секунду не опустил голову и изредка грозно порыкивал, глядя на испуганных воришек.
Понемногу светало: черное небо становилось сизым, подкрасилось розоватыми отблесками рассветных лучей. С земли начал подниматься туман. Белесая дымка заволакивала все пространство вокруг, и даже страшный Буран уже не казался таким черным – он будто растворялся в тумане.
И вдруг пес громко завыл, совсем по-волчьи, протяжно. Мальчишки не сомневались, что так воют волки: оба ходили на охоту с отцами и кое-что понимали в звериных звуках. От неожиданности они крепко обнялись, желая почувствовать дружеское присутствие и хоть какой-то намек на надежду.
– Мишаня, ты слышишь это? – Петя хотел убедиться, что все это не галлюцинации после ночной дремоты.
– Не может Буран так выть. Он ведь пес, а не волк, – пробормотал его товарищ.
– А ты в этом уверен?
– Не говори ерунды. Он же на цепи, у Макар Алексеича сторожит, значит, это дворовая собака, – пытался успокоить себя и друга Миша.
– Ну да, – Петя подумал, что пора брать себя в руки и не поддаваться страху. Он же мужчина. Девчонки узнают – засмеют.
Вой прекратился так же неожиданно, как и начался. Вдруг на расстоянии метра от пса, из кустов, где раньше в засаде сидел Буран, из тумана выплыла еще одна темная фигура. Мальчишки могли поклясться, что странный силуэт именно выплыл, потому что ног они не видели.
– Мишаня, смотри, у него что, ног нет?
– Не-не знаю, – Миша начинал терять мальчишеский запал: у него от холода и страха стучали зубы.
– Да ну не, не может быть, – Петя окончательно овладел собой, чувствуя ответственность и за себя, и за товарища. – У нас тут просто высоко и темно, а из-за тумана плохо видно.
Странная фигура не стала приближаться к ребятам, свистом позвала собаку и поплыла к деревьям на окраине сада. Буран с готовностью вскочил и побежал на зов. Мальчишки толком ничего не разглядели, только услышали мужской голос, очень низкий и гулкий, как будто кто-то уронил в глубокий колодец монетку, и она падает в бездну, ритмично, с раскатистым эхом ударяясь о края. Это голос сказал псу:
– Пойдем, мой мальчик, еще не время. Он еще не готов.
Потом мужчина и собака исчезли совсем. Мальчишки испуганно переглянулись, и Петя нарушил тишину первым:
– Мишаня, ты видел, какие у него глаза? – Петя еще приходил в себя от увиденного. – Ага, какие-то огромные и черные. Так разве бывает?
– Может, он это… больной? Слушай, а может, это Макар Алексеич? Мы просто не узнали его в темноте?
– Не похоже, Петь. Это какой-то Темный. Не знаю, как назвать.
– Да, наверное. Знаешь, а давай сейчас поклянемся друг другу, что никому и никогда не расскажем, что видели?
– Думаешь, что нам за яблоки попасть может?
– Не нравится мне этот Темный. Вот ты мне скажи, почему его Буран, как хозяина, слушается?
– Точно! Давай. Заруба на век – никто и никогда не узнает, что мы видели и делали сегодня.
Мальчишки слезли с дерева и скрепили клятву по-взрослому крепким мужским рукопожатием. И оба сдержали обещание: никто о том случае не узнал.
Глава 2. Макарьево
Петр любил раннее утро на трассе. Основной трафик начнется не раньше восьми, а сейчас на часах пять минут седьмого. Из машин на дороге лишь одиночные фуры, да и те – редкие залетные птицы. Поэтому можно не только смотреть на угольно-черный асфальт и в зеркала заднего вида, но и наслаждаться осенними пейзажами под уважаемый еще с юности блюз-рок.
Он остановил «Форд Эксплорер» и вышел, звонко чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся. Ему хотелось, как алхимику, смешать сигаретный дым и обжигающий октябрьский морозный воздух. Дым от первой затяжки вышел через ноздри. Он затянулся еще пару раз, прежде чем увидел, что столбик пепла с сигареты упал на его шикарные казаки. Это была его любимая обувь. Он не изменял ей, даже когда работал в органах, за что Андрей Андреевич часто ругал подчиненного. Казаки в уставную форму не входили, но Петру нравилось бряцание металлической цепочки по коже сапога и каблуку. Он ничего не мог с собой поделать. Этот звук давал ощущение, что он свободен. Всегда был и всегда таким останется. Сигарета и казаки – как символ его внутреннего стержня и самодостаточности. «Да, я служу в органах, но я сам по себе. Ничто не может этого изменить», – тогда это была его Cuba Libre, собственно, за глаза его так и называли его сослуживцы. Жизненное кредо. О том же говорили и его вечная ухмылка в уголке рта, и независимый стиль расследования. Он так и не сработался ни с одним из коллег в отделе. Как будто всем своим видом он кричал «За свободную Кубу!» и был готов отстаивать этот девиз, как повстанцы в горах Сьерра-Маэстро. А где-то на фоне играла знаменитая песня сестер Эндрюс про этот легендарный сладковатый напиток.
Только в октябре небо такое голубое и пронзительное – конечно, если нет облаков. Почему? Физического объяснения этому явлению Петр не знал, но нашел свою философию. Октябрь – последняя возможность насладиться уходящим теплом и ярким солнцем. Это как сорок лет у человека: ты уже знаешь, что молодость с ее необузданностью и спонтанностью прошла, но еще остается безграничная уверенность в себе, своих силах, своем жизненном опыте.
Солнце с самого утра светило ярко. Оно стремительно окрашивало деревья в желто-красную палитру, но уже не грело, как бы намекая, что это все и тепла ждать не стоит. Зимой нас ждет только ледяное светило. С другой стороны, оно давало надежду. Никак не верилось, что такого аквамарина больше не будет. Да, пора готовиться к пасмурным дням и белесой стуже – на месяцы, а возможно, и дольше. Но все-таки солнце и краски вернутся весной. Может, ты ее уже не застанешь, но после тебя останутся другие, которые точно дождутся тепла и света. В этом и заключается великая природная мудрость в необходимости смерти и последующего перерождения.
«Что вижу я сейчас на этом небе? – думал про себя Петр. – Что принесет мне это дело?»
Странно. Обычно он знал ответ. Было это каким-то волчьим инстинктом или профессиональным чутьем, но он всегда знал, чем обернется для него новое расследование. Станет оно победой или поражением, даст что-то или, наоборот, заберет, приведет кого-то нового в его жизнь или отнимет. А сейчас он не был уверен – все было как в тумане, интуиция молчала. Это сильно озадачивало Петра, выбивало из колеи. Он успокоил себя тем, что дар предвидения подточили ночные кошмары.
– Какая уж тут интуиция, если почти каждую ночь просыпаешься с чугунной головой. Может, Андрей прав и стоит выбрать, к какому морю ехать?
С мыслью об отдыхе детектив сел в машину и уже почти уговорил сам себя куда-нибудь рвануть после этого дела.
За окном сменяли друг друга однообразные пейзажи. Рассветное солнце скрывалось в тучах, и ландшафт сразу выцвел, окрасившись в однотонно-серый. Петр не сразу заметил, что по мере приближения к Макарьево небо становилось угрюмее и темнее, по-осеннему грузным. Все вокруг казалось беспросветным, словно мрак отражался в деревьях, домах, животных, людях.
– Хоть бы дождь заморосил, было бы не так муторно, – Петр начинал склоняться к тому, что ничего хорошего его не ждет. Особенно после таких новостей и кошмаров.
Наконец-то унылая трасса начала сменяться деревнями. До Макарьево дорога проходила через четыре небольших поселка. Настроение Петра немного улучшилось: разноцветные домики разбавляли безликий серый пейзаж. Деревушки выглядели пустыми – только одинокие путники да местные на велосипедах. Но это нормально: по осени праздно сидящих на завалинках или гуляющих среди бела дня тут отродясь не наблюдалось. Люди занимались делами: кто в доме, кто на огороде или заднем дворе, кто в поле. Это вам не город, где можно целый день горбиться за компьютером и вздыхать, а на селе кругом бесплатный фитнес-зал, да еще и на свежем воздухе. Рай для упоротых зожников, если, конечно, они не чувствительны к однообразию, тяжелой работе и ограниченности в общении. А чтобы жить в деревне, и правда, нужна хорошая физическая форма. Только вряд ли полевые работы можно приравнять к модным тренировкам. Городской житель проведет в спортклубе часок в свое удовольствие, а потом с чувством выполненного долга топает в душ. А тут повкалывал час – шагаешь пахать дальше. Можешь водички в перерывах попить. Зато вечером банька – с условием, что ты ее построил. На любой чих нужна сила, выносливость и готовность к вечной борьбе за комфорт.
Петр подъезжал к Макарьево – родной земле, где он не был много лет. Родители тоже давно перебрались в город, поэтому даже повода не было сюда заглядывать. Да, сердце екнуло… Вспомнилось босоногое беззаботное детство. Вспомнилась любимая бабушка – детектив как будто услышал ее ласковый голос:
– Петрунечка, ты куда убежал? Опять с Мишкой носились в полях?
А вот и деревянная церквушка. Петр хорошо помнил ее: они с бабушкой частенько наведывались туда. Бабушке жалко было будить внука с первыми петухами, поэтому обычно они ходили на позднюю литургию. Хотя Петя больше любил именно ранние службы. Он помнил, как они вставали затемно, как стояли в полупустом храме. Народу в церкви было не много, потому что рабочий день в деревнях начинается рано. Да и не особо религия тогда поощрялась, хотя местные власти относились к службам спокойно. Но у бабушки был свободолюбивый характер, который и передался внуку – все делать по-своему, без оглядки на мнение окружающих. Она всегда учила Петрунечку думать только своей головой, говорила, что никто не пройдет тот путь, который предназначен ему. Никто в равной степени не поймет его печалей и радостей, никто не поднимет тот груз ответственности, который уготован ему, никто не испытает то счастье, которое отмерено на его веку. Но и отвечать за это будет только он один.
Здание церкви было небольшим и мало напоминало классический православный храм. Так, скорее избушка с зелеными куполами-маковками. Ее и построили относительно недавно, где-то в пятидесятых годах прошлого столетия. И это, на самом деле, удивительно, учитывая, что к тому времени почти все церкви были или уничтожены, или эксплуатировались как зернохранилища, склады, библиотеки, дома культуры и прочее. А тут невиданный факт – как-то получилось при непростой политической ситуации деревенским жителям договориться с местной поселковой властью. А когда приходили проверки из города или из столицы приезжали, то обычно случался такой диалог:
– Что это тут у вас, церковь отстроили? Кто позволил?
– Да какая ж это церковь? Помилуйте! Это так, прийти с местным старцем переговорить о своих проблемах. Он помогает нашим мужикам в запои не пуститься.
К слову, в поселке тогда действительно не водилось запойных пьяниц, жили трудяги, честно работали, планы в колхозе выполняли исправно. Этот колхоз при Макарьево даже миллионником считался. По всем показателям – настоящие передовики производства. Кроме церквушки и придраться-то к деревенским не с чем было, да и незачем. Вот проверки и стали приходить все реже, потом и вовсе прекратились. Петр даже не помнил, кто решил воздвигнуть эту церквушку и на чьи деньги. Не задавался он по малолетству этим вопросом. Как будто всем миром строили.
Петр решил остановиться у храма, заодно и свечку за Мишаню поставить. Он вышел из машины, повернулся к ней, чтобы включить сигналку. Форд в ответ утвердительно крякнул, и Петр понял, что можно идти. Он развернулся и обомлел.
Из церкви выходил человек, квадратный во всех смыслах слова. Детективу, конечно, приходилось сталкиваться с инвалидами, с людьми, страдающими разными физическими и ментальными расстройствами. Но индивидуума с таким уродством Петр еще никогда в жизни не видел и представить не мог, чтобы он был способен как-то адаптироваться в обществе. Тем более в деревне, где нет должного медицинского ухода и присмотра. «Скорее всего, у него есть заботливые или обеспеченные родственники», – с надеждой подумал сыщик. Петр даже не сразу сообразил, что откровенно таращится на удивительного в своем безобразии незнакомца, до конца не понимая собственные эмоции. Долгая дорога давала о себе знать: детектив потянулся в карман за куревом. Механически нащупал зажигалку, поднес сигарету к губам и с жадностью затянулся.
Тот, перед кем Петр застыл, был невысокого роста и невероятно широк в плечах. Ноги короткие, таз массивный, огромные мускулистые руки, непропорционально крупная голова, темные длинные вьющиеся волосы, лицо покрыто красными пятнами. У Петра даже возникла нелепая ассоциация с материками, настолько эти пятна были большие и бесформенные. Потом он себя одернул, но выбросить этот образ из головы уже не мог. Человек перед ним не был полным, просто необычное строение туловища делало его фигуру совершенно квадратной.
Но через пару мгновений в глаза бросались уже не пятнистая физиономия и необычные пропорции тела, а то, что человек держал в руке. Лицо такое же широкое, как и верхняя часть туловища, было круглым, с большими карими глазами. Вернее, с одним большим здоровым карим глазом. Второй свисал на какой-то тонкой ниточке – то ли лоскуте кожи, то ли на зрительном нерве – прямо в ладонь инвалида. Тот держал глаз спокойно и как-то отстраненно. Создавалось впечатление, что эта «особенность» никак не мешала уродцу, скорее он относился к ней как к данности, как, например, обычные люди, когда им нужно нести из магазина сумку с продуктами. Что ж, кто-то носит сумки, а кто-то – глаз.
Квадратный Человек пристально следил за Петром здоровым глазом. Казалось, этот орган – единственное, что у бедняги было здоровым, поэтому наблюдение получилось прицельным. Он так сверлил детектива взглядом, что тому стало не по себе. Петр даже на мгновенье подумал, что его новый знакомец пытается прочитать или уже читает его мысли. Это как проверка рентгеном сканера в аэропорту: он никак с тобой не связан и никак не соприкасается, но точно знает, что у тебя внутри и с чем ты к нему пришел.
Петр оправился от шока и уже хотел заговорить с инвалидом, но тот его опередил:
– Ты знаешь, каково это – в клетке торчать? Когда ты как птица, которой нужно летать и радоваться жизни, а ты просто бьешься головой о каменные стены и не можешь выбраться? Когда ты видишь небо, ты знаешь, что небо там, а выбраться из клетки не можешь? Ты кричишь во весь голос, но никто тебя не слышит? Ты понимаешь, как это сводит с ума? А потом ты медленно и мучительно умираешь в своем глухом одиночестве, – громко прокричал уродец.
– Что? – Петр явно не ожидал такого начала разговора.
– Найди того, кто в клетке сидит!
С этими словами Квадратный Человек поднял вверх палец и пристально посмотрел на оторопевшего детектива. Потом он быстро развернулся и рванул вдоль по улице. Такой прыти Петр тоже не ожидал. Ему-то казалось, что уродец будет еле тащиться, перебирая коротенькими ножками и спотыкаясь о висящий на тонкой ниточке глаз. Но калека оказался невероятно проворным и гибким. Закинув глаз за спину, он стремительно скрылся из виду, оставив сыщика в большом недоумении.
А Петру было над чем подумать. Таких уродств он еще никогда не видел и не понимал, как столько отклонений могут совмещаться в одном человеке, совершенно не мешая ему в физических действиях. Но, похоже, бедолага страдает ментально: выкрикивает странные вещи, пялится на прохожих.
– А может, в этом есть своя логика? – рассуждал сам с собой детектив. – Да, с точки зрения здравого смысла, он выкрикивал какую-то непонятную чушь. Но с другой стороны… Ведь такие изъяны не позволили бы двигаться со скоростью и грацией дикой кошки и вообще ходить самостоятельно. А этот несчастный так от меня сиганул, что ему позавидовал бы сам Усейн Болт. А что, если предположить, что этот товарищ говорил не какой-то бессвязный бред, а намекал на конкретные факты, имеющие отношение к?.. К чему? Ко мне, к делу? Что это значит? Если, конечно, это действительно что-то значит…
Когда впечатления от встречи со странным церковным юродивым улеглись, Петр вернулся к реальности и почувствовал приятный аромат свежей выпечки. Он вспомнил, что сегодня не завтракал. Просто сразу же после звонка Ведищева прыгнул в машину и поехал в Макарьево. Не было аппетита, зато было желание быстрее со всем разобраться. Петр огляделся и увидел небольшой угрюмый домик с вывеской «Магазин потребительских товаров». Правда, в надписи отсутствовало сразу несколько букв, но прочитать название было несложно. Оттуда и шел умопомрачительный запах булочек.
Детектив был уверен, что печальную историю с гибелью Мишани где только и как только в Макарьево ни обсуждали. Конечно, будет много слухов и откровенной ерунды, но начинать с чего-то надо.
– Значит, оттуда и начнем. Заодно и позавтракаю, – Петр уже предвкушал, как купит пирожков с пылу с жару и разговорит местную продавщицу на подробности.
Раздумывая об этом, Петр бросил сигарету и вошел в «Магазин потребительских товаров». Внутри царил полумрак: шторы занавешены, горели только электрические светильники, расставленные по периметру. В витрине иллюминация с теплой подсветкой выхватывала из темноты продукты и бытовую химию. В углу около кассы стояла маленькая настольная лампа. Около нее лежала большая потрепанная тетрадь, на которой еще можно было прочитать стандартную надпись «Для записей». Несмотря на обилие искусственного света и необычного сумрака, в помещении чувствовался уют. В какой-то момент детектив решил, что комната больше похожа на холл элитного массажного салона, куда гости приходят отрешиться от всего, что связывает их с реальностью.
Петр сразу же увидел янтарную свежеиспеченную выпечку. После изматывающей ночи и двух часов за рулем он продал бы душу за чашечку кофе и пирожок с мясом.
– Доброе утро. А с чем у вас пирожки эти? – Петр указал на три подноса с выпечкой. Он мог поклясться, что видит, как от них идет пар.
– Петя, это ты, что ли? – красивая блондинка смотрела на детектива, слегка щурясь, будто пытаясь разглядеть его получше.
– Да… Я вас знаю? – Петр тоже пригляделся к женщине за прилавком. Вроде знакомое лицо, но он не мог вспомнить, кто это.
– Петя, это я, Маля, Маланья Артемьева. Помнишь? Дом моих родителей стоит рядом со школой.
Петр помнил этот большой и богатый дом. И гостеприимный. Ребятишками они всей ватагой частенько забегали к Антону Макарычу и Прасковье Андреевне после уроков полакомиться чем-нибудь вкусненьким. И ведь каждому доставалось несколько вкуснейших коврижек, растягаев, булочек, шанежек и много чего еще, несмотря на то, что мальчишек в компании было семеро. И младшую дочку Артемьевых он хорошо помнил. Маля была младше их всех, поэтому пацаны считали ее несмышленышем и редко брали в свою компашку. Но девчушка была живчиком и постоянно крутилась возле взрослых ребят, особенно возле Пети. Или ему это тогда только казалось?
– Маля, конечно помню. Похоже, талант печь пироги тебе передался от Прасковьи Андреевны.
– Да, что есть, то есть. Каких тебе? У меня тут с мясом, сладкие и с луком-яйцом.
– Два с мясом. А кофе есть?
– Вообще-то я не делаю кофе, это все-таки магазин. Но мы давно не виделись, почему бы и не угостить тебя вкусным кофе? Небось с дороги-то?
– Да, я к вам по делу. Слышала, наверное, про несчастье с Михаилом?
– Как не слыхала, об этом все Макарьево только и судачит. Мишаня не раз уж в гробу перевернулся. Покою не дают. …Ну, пойду кофе поставлю.
Маля ушла, а Петр поймал себя на мысли, что очарован ее певучим деревенским говором. Но только ли говор заставил его засмотреться на женщину? Маланья была хороша собой, ухожена, задорная улыбка не сходила с ее губ, а морщинки в уголках глаз только добавляли прелести.
– А вот и кофе, – Маля вынесла внушительный поднос. Кроме кофейника, там стояли тарелки с нарезанной колбасой, сыром и вазочки с несколькими видами варенья.
– Я должен на тебе жениться после этого, – Петр мурлыкал от удовольствия, как большой голодный кот.
Маля не ответила на шутку, только сверкнула недобро серо-зелеными глазами.
Петр в один присест проглотил пару пирожков и потянулся к кружке.
– Я ожидал максимум пакетик «три в одном», а тут еще и кофе вкусный. Прасковья Андреевна, помню, не любила его и не готовила, – Петр искренне радовался, что в глубинке может наслаждаться ароматной амброзией. Детектив был ценителем этого напитка.
– Верно. Мама кофе не признавала, считала его колдовским зельем. Поэтому и не любила. Сторонилась она всех этих черных дел, как она их называла.
– А что, был повод сторониться?
– Деревенские все верят в нечисть. Для нас это так же очевидно, как для вас интернет и оплата телефоном.
– А у вас, я смотрю, оплата все еще идет через тетрадку. Такого в городе точно нет, – Петр взглядом указал на тетрадь, которая лежала около кассы и лампы.
