Будут каяться в грехах
И свои родные денежки
Тратить в храмах, кабаках.
Воскресенье же прощеное!
Надо гадов всех простить,
За злодейства совершенные
Их жалеть и полюбить.
И тогда-то ждет спасение!
Не ругай худую жисть,
А в прощено воскресенье
Всех прости и застрелись.
Это я шучу, конечно,
Воскресенье – чтоб воскрес!
На блины и на яешню
Смотрят ангелы с небес.
Вспоминают, как в той жизни
Были в праздники пьяны
И родной своей отчизне
В пьянке и в бою верны.
Села, список составляю —
Тех, кто в душу мне плевал…
Всем – амнистия! Прощаю!..
Бог мне гордости не дал.
Колибри мои, верлибри
Колибри мои, верлибри,
В наряде из ярких перышек,
Мелкие, очень юркие,
Руками ты их не поймаешь,
Скорость их запредельна.
Язык раздвоенный длинный
Им помогает войти в пике,
Дразнят больших двукрылых,
Хихикая над орхидеями…
Странные, уникальны
Мгновенною остановкой
И могут лететь обратно
Первоначальному замыслу.
Рождаются от удивления.
Сон неземной
И сон такой чудной приснился
Недавно мне. Его я вспоминаю…
В нем я была – и ты, сорокалетний.
Ты ясными глазами смотрел в глаза мои.
Щетинистый, колючий подбородок
Я целовала, ты удивлялся мягкости
Волос моих, что по плечам струились.
И было ожидание какой-то вечной,
Неземной любви и непривычного
Душе моей покоя… Да что такое?
Проснулась я и поняла,
Что раньше я тебя совсем не знала.
А может, ты и был мой бывший муж.
Такой чужой, неблизкий, незнакомый.
Жажда
В городе смог,
жаркого лета разгар.
Залезть в фонтан ужасно хочется,
чтобы смыть смог —
нет, не загар,
печать моего одиночества.
Не утолить
жажды твоих поцелу
ев долгих и запаха роз
не искусственных…
Дева в фонтане на углу
в жару и в мороз
стоит нагишом бесчувственно…
Есть потаенные страницы
Есть потаенные страницы
В печальной повести моей,
Да и тебе, мой друг, не спится
От скрытых в прошлом горьких дней.
Они взывают голосами
Ушедших дат и стертых лиц,
И все сдаешь, сдаешь экзамен,
Но неуд вечный клонит ниц.
Стоишь у страшного порога —
И никого вокруг, и тьма.
Готовишь в покаянье к Богу
Лукавства жалкие слова…
Страницы тайныя печали,
Не вырвать мне из сердца вас.
Покрыто мраком, но едва ли
Яснее видно, чем сейчас.
Я снова б жить не захотела,
Не переделать жизнь теперь.
Вот доносить свое мне тело,
Печальку будущих потерь.
Люба, Люба…
Люба, Люба, девчонка несмелая,
Хохотушка с печалью в глазах…
Отзвенело ли? Отскрипело ли?
Отмечталось о чудесах?
Ах, старуха моя, бедокурая!
Все хохочешь, прищурив глаза…
Встанет утро когда-нибудь хмурое,
И застынет твой век на часах.
Завороженно в осень я смотрюсь
Завороженно в осень я смотрюсь.
Исчирканы листы березы нотами
Мелодий птичьих, в них восторг и грусть
С родительскими вечными заботами.
А может, то синичкины стихи,
В них гимн природе и любви возвышенной…
Неужто жалким ворохом трухи
По осени все станет, словно лишнее?
Умолкла, затаив годов отсчет,
Кукушка, друг своей печали вечныя.
Я подожду. Нескоро срок придет,
Чтоб стать опять и юной, и беспечною.
Прикажите мне жить
В. Ч.
Прикажите мне жить.
Я теряю ветрила,
Прикажите мне плыть —
не сдаваясь, грести,
Чтоб и солнце мне в очи светило,
И звенела прохлада на долгом пути.
Чтоб сияла вершина горы на рассвете,
Белоснежной чалмою рисуясь, маня,
Чтоб зимою не грезить о теплом о лете,
А пылать на морозе – от Духа огня.
Прикажите… Я знаю – уже исцелилась,
Нужно петь и смеяться, и даже скорбя.
Я смогу. Веря в чудо – влюбилась,
И теперь я плыву… за тебя и себя.
Когда друзья уходят, не прощаясь
Когда друзья уходят, не прощаясь,
В неведомые дали, навсегда —
Попробуй-ка ты жить, не огорчаясь,
И говорить, что горе не беда.
Беда, беда! Никто не обогреет
Теплом и светом родственной души…
Когда твой друг отчаянно стареет,
Слова любви сказать ему спеши.
