Сказки далёкого будущего
Василий Московский
Истории, как осколки витражей, каждый из которых рассказывает свою историю. Историю, принесённую солнечным ветром с далёких звёзд. Историю о мирах, в которых жизни приходится пробивать себе путь сквозь руины. Истории, о мирах, пожираемых пламенем умирающих звёзд, о мирах, которыми правят древние, могучие существа, непонятные человеку.Каждая история – это кусочек мозаики, складывающийся в единое, многоцветное полотно.
Василий Московский
Сказки далёкого будущего
Ковчег
Воздух окутывал плотным, тяжёлым одеялом. Давил. Душил. Стискивал в липких, влажноватых объятиях. Не помогала даже система кондиционирования, которая уже начинала барахлить. Да и зачем она уже нужна – все равно бункер в скором времени превратится в одну огромную печь крематория, в склеп, в котором, в удушливом жару, задохнутся последние двести человек.
Антон закрыл крышку портативного компьютера. Провел по лбу тыльной стороной ладони, стирая испарину. В голове мутилось. Тело наливалось противной свинцовой тяжестью. Хотелось зевать. Не хотелось двигаться. Что хуже всего, мысли путались и мешались в голове. А, ведь, он был уже так близок к цели. Работа летела к концу. Оставалось только завершить код и приступать к воплощению замысла. Как же хотелось, чтобы все поскорее кончилось. Провонявшая потом майка липла к исхудавшему ссутуленому телу. Так же и штаны. Босые ноги – это были ступни не тридцатилетнего мужчины, а мальчика-подростка, – касались гладкого бетонного пола, давно уже утратившего приятную прохладу. Все вокруг пронизывало удушливое, вязкое, влажное тепло, провонявшее человеческими телами и их выделениями, и грязной одеждой.
А на поверхности свирепствовал жар умирающего Солнца. Словно люди, оно ощущало неотвратимость приближающейся гибели. Словно люди, из последних жалких сил боролось с отчаянием и кричало, надрывно выло, исторгая волны убийственного красного жара, тщетно взывая о помощи и милосердии.
Раздался скрип пружин. Тихий полувздох, полустон.
Аня.
Антон повернулся к ней. Призрак. Тень человека…и, наверное, когда-то можно было бы сказать, красивого человека. Как могло бы быть. Спутанные светлые волосы, липнущие к бледному, обтянутому кожей, точно рисовой бумагой, черепу. Тонкие, бледные, сухие губы. Рубашка, липнущая к костлявому телу, распахнутая на груди. Раньше такой вид сочли бы вызывающим, или бесстыдным… Но теперь уже было не до условностей. Иссохшая грудь едва вздымалась, исторгая отрывистые хрипы. Голые ноги, тощие бедра, обтянутые кожей колени, напоминали тонкие ветви сухого дерева, так же как и руки…это были руки скелета, по насмешливой случайности, ещё живого.
Антон мучительно медленно протянул руку к термосу с водой. С напрягом придвинул к себе. Медленно, медленно, напрягая последние силы, встряхнул. Внутри соблазнительно булькнуло. Вода. Даже ещё прохладная. Ане должно хватить. А ему хватит и губы смочить до следующего пайка.
Вода в бункере кончалась. То, что удавалось собрать из конденсаторов, было катастрофически мало.
Но это уже никого не волновало.
Антон с усилием встал. Взял железную кружку, и налил воды на донышко. Сухое горло горело. Инстинкт бешеным зверем вцепился в него. Он едва подавил импульс сделать глоток.
Он подошёл к кровати, на которой бессильно, сломанной куклой лежала Аня, и, приподняв ей голову, дал воды.
Девушка немного ожила.
Облизав губы, она хрипло спросила:
– Не спал?
У Антона были силы только покачать головой.
Аня бессильно опустила голову на мокрую от пота подушку.
– Ты умрёшь раньше всех.
– Мне нельзя, – тихо сказал Антон, не узнавая своего голоса. – Я должен закончить работу.
– Твоя модель?
Антон кивнул.
– Ты как одержимый, – тихо сказала она. То, что некогда было ее лицом исказило что-то, что можно было бы назвать улыбкой. Антону это нравилось. Голубые глаза Ани тогда наполнялись светом, и она становилась красивее. – Пытаешься докопаться до сути мироздания. А мы все равно все умрем. Зачем?
– Мне кажется, если все получится, – терпеливо объяснил Антон, присаживаясь рядом, – Тогда, мы спасемся. Мы шагнем вперёд. Эволюционно. Сможем сбросить с себя бремя наших тел, преодолеть нашу слабость и уязвимость. Преодолеть время и пространство. Слиться со Вселенной. Самим стать Вселенной. Тогда мы шагнем в бессмертие.
Аня улыбалась. Ласково положила бледную, костлявую кисть ему на колено. Антон нежно укрыл ее руку своей – тощей, как у старика, с нестриженными ногтями.
– Ты романтик. Наверное, последний…
Романтик? Антон не знал…
Сколько себя помнил, Антон жил в бункере. Видел, как менялись люди. Как сплочённость, замешанная на надежде, сменилась разнузданной вседозволенностью и правом сильного. Как это карликовое общество разделилось на враждующие, неустойчивые группировки, грызущиеся друг с другом. Как нарастал хаос и безумие, когда человек становился для человека злейшим врагом. Как люди убивали друг друга. Издевались друг над другом просто так, ради забавы. Как вырывали друг у друга воду, консервы. Он видел как людей выгоняли на поверхность. Часто по ночам он слышал вопли несчастных…
Кстати, именно тогда он и подобрал Аню. Ее хотели убить, как самую слабую и больную, чтобы не переводить на нее еду и воду. А Антон не дал. Взял под свое шефство. Он был одним из инженеров, которые чинили конденсаторы, следили за кондиционирующими установками и электроснабжением, и поэтому его немного уважали и не трогали. Даже в безумии анархии понимали, что есть вещи, в которые лучше не вмешиваться, если хочешь выжить. Поэтому, хоть и посмеялись над ним, но трогать не стали.
– Не буду спрашивать, зачем тебе эта дохлая сучка, – со смехом сказал тогда главарь банды, – Хочешь, забирай себе. Но не рассчитывай на харчи. Корми и пои ее сам, как знаешь.
И больше его не трогали.
А, тем временем, их пародийный мирок все больше сходил с ума. Тут и там появлялись безумцы, которые портили системы жизнеобеспечения. Портили еду. Сливали воду. Резали себе вены. Резались. Стрелялись. Поджигали себя живьём, превращаясь в живые факелы. Калечили себя. Выкрикивали такое, от чего кровь стыда в жилах. Призывали покаяться. Или завывали о том, что Бог их всех покинул…
И число безумцев увеличивалось.
И их убивали…сначала с ужасом перед их заразным безумием. Перед тем, во что превращается человек, теряя остатки достоинства. С чувством брезгливой жалости и отвращения. А потом, просто…как надоедливых насекомых.
Антон видел, как некоторые рвались на поверхность. Они бормотали что-то о прощании с солнцем. Они кричали и вырывались, когда их пытались остановить…
И такие пугали Антона больше всего…пугали своей тупой обречённостью. Своей жуткой сосредоточенностью и одержимой целеустремлённостью. Как маленькие грызуны из прошлого, что временами, поддаваясь всеобщей истерии, стайками неслись к водам ещё живых тогда морей и бросались навстречу своей гибели…
Антон думал, что бункер сожрёт сам себя. Но, внезапно, эпидемия безумия прекратилась.
Люди словно выгорели. Наступило что-то вроде тупого оцепенения и апатии. Бессильное, смиренное отчаяние перед неотвратимостью мучительного конца.
Только Антон продолжал вести рассчеты. Продолжал брать нужные детали. Продолжал конструировать…
Он бросил взгляд на высокую конструкцию у стены, напоминающую овальную рамку зеркала без стекла, поблескивающую в тусклом освещении.
– Завтра…завтра должно быть готово.
Аня хотела что-то сказать. Но, не стала. То ли сил не хватило. То ли просто не захотела его огорчать.
Он и сам почти потерял веру. И частенько задумывался о том, а не ошибся ли он? Он считал себя одним из тех, кто сохранил рассудок во всеобщем сумасшествии и помешательстве. Может быть, это иллюзия, и он тоже сошел с ума? Только, по-своему.
От этих мыслей хотелось плакать.
Шаркающие шаги.
– Антон? Привет, Аня!
Он поднял глаза.
Перед ним стоял ссутулившись человек с лицом, напоминающим восковую маску. Редкая щетина. Спутанные колтуны темных волос и лихорадочно блестящие глаза. Петр.
Антон движением головы велел говорить дальше.
– Я тут ищу… – Петр показал термос. – Я бы не стал просить…но Маше очень плохо. Можешь помочь?…если нет, я пойму…не волнуйся…просто больше ни у кого нет… Маша давно уже не спит…лихорадит ее…
Вот так всегда. Петр всегда был таким. Человеком, который ухитрялся удариться обо все выступающие углы, потерять все, что можно было потерять и собрать на свою голову все несчастья, которые только можно собрать. Но, человека добрее и умнее, способного в два счета устранить поломку и определить неисправность, или достать нужные инструменты и детали для Антоновой машины, ещё стоило поискать. И Петр был единственным, кто искренне верил в работу Антона и старался помочь.
И именно он назвал машину Антона Ковчегом. По образу древнего Ковчега, что спас людей во время Всемирного Потопа в незапамятные времена. И если тот Ковчег спас живых существ от воды, то этот спасет от огня. От огненного потопа…
Антон посмотрел на Аню.
Аня ответила движением век.
Антон встал, взял термос Петра, подошёл к столу и отлил воды другу.
– Вот, спасибо, Антон…не забуду…
– Сам-то попей. У тебя глаза больные, – хрипло проговорил Антон.
Петр отмахнулся. Его качнуло. Антон подхватил его под руку.
– Провожу тебя, – сказал он.
Они вышли в коридор между блоками. Тут, на полу лежали люди. Мужчины. Женщины. Точнее, лишь оболочки людей, по странной случайности продолжающие дышать и чувствовать. Жить. Они тупо пялились в полумрак. У многих не хватало сил даже на то, чтобы проводить друзей взглядом.
– Как твой Ковчег? – спросил Петр.
– Осталось совсем немного. Скоро буду опробировать.
– Ты веришь, что все получилось? – в вопросе, скорее, звучала надежда, чем апатичное недоверие.
– Не знаю. А что мне остаётся?
Петр тяжело вздохнул, силясь глотнуть больше воздуха в сдавленные лёгкие:
– Тяжко… – Он посмотрел на женщину, в лёгкой майке и мешковатых штанах, лежащую у стены. Интересно, она жива ещё? Петр горько всхлипнул. – Ты подумай… Знали же, что такое с нашим солнцем будет, что выгорит водород, выродится в гелий… И было у нас время, чтобы подготовиться. Настроить таких, вот, Ковчегов. Или же тупо лететь осваивать другие планеты… Помогать друг другу… Так нет же… Все истратили на войны… На уничтожение друг друга… На ракеты… На яды… На заразу… На то, чтобы было такое оружие, которое бы больше убивало людей… И на новый способы мучительства и истязания друг друга. А смерть вот она… Всех нас накрыла… И по сравнению с этим, все наши ракеты смешны… Палки да камни неандертальцев против огня поядающего… И деваться от неё некуда…
Мысли маленького ребенка. Но Антон не мог с ними не согласиться.
Антон довел его до койки. На соседней лежала истощенная, сточенная лихорадкой до костей, женщина. Она тяжело и прерывисто дышала. Так же, как и Аня. Странно, ведь, женщины должны быть выносливее…а страдали больше всех они…
Что мы с собой сделали?!
Антон попрощался с Петром и вернулся к себе.
Аня спала. Но и сон ее был удушливым и тяжёлым.
Ничего, потерпи, родная!
Антон сел за компьютер. Он не заметил, сколько времени прошло с тех пор, как он поставил последний символ кода.
Пора…
Трясущимися руками он проверил прочность конструкций и надёжность подключений.
Три раза вдохнул и выдохнул.
Он никогда не мог назвать себя верующим человеком, но сейчас, он начал молиться. Как умел…
Медленно-медленно, он подошёл к своему компьютеру и подключил его к Ковчегу.
Странная получалась конструкция. Оставшийся со старых времён сверхмощный компьютер, сопряжённых со сложной установкой, которая оттянет на себя все ресурсы бункера. Ну если ничего не получится! Тогда отключатся все системы жизнеобеспечения. Налаживать их будет очень трудно, если вообще получится. И, тогда, бункер превратится в склеп. Хотя…может, это и к лучшему…может, это лучше, чем сгореть, или свариться заживо?
Раздался протяжный гул.
Мгновение, и погас свет. Судорожно вздохнула Аня.
