Святослав Яров "Балтийский треугольник"

– За что пьём, товарищ адмирал? – поинтересовался капитан первого ранга.

– Ну, хотя бы, за то, что ты эсминец не угробил, – ответил Головко.

Что да, то да, согласился с ним Цветков, хоть и осознавал, что в сегодняшнем чудесном спасении корабля его роль не столь уж и значительна – всего-то сделал то, что должно было сделать. Остальное чистое везение. Ну, может, ещё и заслуга тех горе-подводников, которые из засады да с близкой дистанции, а, таки, ухитрились не попасть в такую немелкую мишень, как «Степенный». Вернее всего, опыта и выдержки не хватило – нервишки не выдержали, поторопились. Ведь, подпусти они эсминец ещё на пару кабельтовых, и хана кораблю! Тут уж никакое уклонение не выручило бы. Вот о чём он подумал в эту минуту, но промолчал, решил, что Головко – с его-то опытом! – в подобных объяснениях не нуждается, потому как всё это сам проходил. Они чокнулись и выпили. Приятное тепло разлилось в груди.

– Вот теперь рассказывай! – велел комфлота, отставив рюмку в сторону.

Цветков в подробностях описал события прошедшего дня. Адмирал слушал, не перебивая. Заканчивая доклад, Василий Васильевич невольно вновь испытал чувствительный удар по самолюбию от того, что довести дело до конца ему так и не удалось, вернее, ему этого не позволили… Он терпеть не мог, проигрывать, и то, что сегодняшняя многочасовая погоня закончилась безрезультатно, вызывало у закалённого в боях офицера чувство острой досады. Цветков почти не сомневался, если бы его не одёрнули, лодку, как говорится, живую или мёртвую, он непременно обнаружил бы и при необходимости добил.

– Эх, дали бы вы мне, товарищ адмирал, ещё часок-другой, я б её на блюдечке преподнёс в лучшем виде! – с плохо скрытым упрёком выплеснул наболевшее командир эсминца.

Головко понимающе кивнул.

– Будь моя воля, я бы дал. Да моего мнения никто не спрашивал, – посетовал комфлота и неожиданно разоткровенничался: – Не доложить об инциденте в Москву я не мог. Думал, примут к сведению и будут ждать, чем кончится. Так нет. Через два часа, как гром среди ясного неба: немедленно всё прекратить, эсминец вернуть в базу.

Цветков в недоумении уставился на адмирала. Вопрос «почему?» готов был вот-вот сорваться с языка каперанга, но Головко уже предварил его ответом.

– Мне растолковали, что сегодня День шведского флага. Национальный праздник. Шведы, видишь ли, ежегодно его отмечают как раз 6 июня. Наше политическое руководство и лично Никита Сергеевич… – имя и отчество Первого секретаря ЦК КПСС он произнёс без должного пиетета, скорее даже с некоторым пренебрежением, – …заинтересованы в установлении более тесных экономических, научно-технических и культурных связей со скандинавскими странами. В настоящее время обсуждается вопрос о визите товарища Хрущёва в Швецию, а тут такое! У людей праздник, а вы… ну, то есть, мы… затеяли что-то вроде боевых действий непонятно с кем в непосредственной близости от границ потенциально дружественного государства… Хочешь не хочешь, а вляпался ты в большую политику! – невесело ухмыльнулся Головко и проложил: – Наверху есть мнение, что цель сегодняшнего инцидента – воспрепятствовать налаживанию отношений между СССР и странами северной Европы, не присоединившимися к НАТО. Кто бы не стоял за этой провокацией, ситуация чревата международными осложнениями. Что нам, что шведам проблемы с разбирательством нужны сейчас, как рыбе зонтик. Ну и наши «чичерины» вроде бы по дипломатической линии уже всё утрясли и совместно со шведами решили, что эта история с непонятно чьей подлодкой не должна получить огласки.

Чувствовалось, адмиралу всякие там политические игрища не по нраву, да только плетью обуха не перешибёшь – указивка спущена с самого верха.

– Слушай и запоминай! – перейдя на официальный тон, жёстко изрёк Головко. – Никакой торпедной атаки на «Степенный» не было. Никакой погони не было. И возле Готланда тебя не было. А вот что было, так это – плановые стрельбы на полигоне боевой подготовки. Всё понял?

– Так точно! – подтвердил Цветков.

– Вот и ладно. С личным составом проведи разъяснительную работу, чтоб помалкивали…

Огромные напольные часы, стоявшие в углу, глухо пробили один раз. Цветков покосился на циферблат. Полдвенадцатого. Командующий проследил за его взглядом.

– Поздненько уже, однако, – заметил он и предложил: – Ну что, по стремянной и до дому до хаты!

– По какой стремянной? – не понял Цветков.

– По стремянной чарке, – уточнил Головко, вновь наполняя рюмки коньяком. – Неужто, не слыхал о такой?

Каперанг отрицательно помотал головой.

– Ты откуда родом? – поинтересовался адмирал.

– Псковский, – ответил Цветков.

– Ну, ясно! Откуда ж тебе знать! А я – из терских казаков, – пояснил Головко. – У нас, когда провожаешь гостя, положено выпить чарку перед тем, как он поставит ногу в стремя. Вот эта чарка и есть стременная. – Улыбнулся Головко, протянув ему рюмку…

Не то чтобы Василий Васильевич позабыл об инциденте, произошедшем 6 июня неподалёку от Готланда, но, в точности следуя распоряжению комфлота, честно старался о погоне за неизвестной субмариной и непонятно даже успешном или не очень бомбометании лишний раз не вспоминать, и уж тем более никому о нём не рассказывал. Однако обстоятельства сложились таким образом, что Цветкову о том случае напомни там и тогда, где и когда он этого меньше всего ожидал.

Через год с небольшим после описанных событий эсминец Краснознамённого Балтийского флота «Степенный» прибыл с дружественным визитом в Хельсинки. Наверняка целесообразность подобного шага была продиктована соображениями политического свойства, но Цветкова в нюансы никто не посвящал, да они его и не интересовали. Как человек военный, он просто взял под козырёк. Приказано – исполнено! И 7 августа 1958 года вверенный ему боевой корабль во всей своей грозной красе встал на рейде столицы Финляндии.

Понимая во внимание то обстоятельство, что военно-морской флот СССР – отнюдь не то же самое, что Российский императорский, а также то, что советские офицеры Морского кадетского корпуса не заканчивали и, следовательно, иностранными языками едва ли владеют, финны проявили разумную предупредительность. Перво-наперво они ещё до начала любых мероприятий, связанных с визитом «Степенного», прислали на эсминец переводчика, вернее облачённую в военную форму переводчицу сержанта Кейсу Карьялайнен. Острые на язык матросы моментально окрестили рослую, светловолосую, чуть мужеподобную девушку в форме сержанта «девушкой с веслом». Она и впрямь как нельзя более походила на роль натурщицы для создания пресловутой парковой статуи… Как бы там ни было, а дело своё она знала – русским владела получше, чем иные члены экипажа. С этого момента сержант Карьялайнен везде и всюду неизменно сопровождала Цветкова и его офицеров с целью устранения языкового барьера и обеспечения взаимопонимания, что ей прекрасно удавалось.

После того, как отгремели бравурные марши и отзвучали приветственные речи, финские морские офицеры посетили советский эсминец и не без зависти внимательнейшим образом его осмотрели. Что ж, интерес объясним – у них-то в распоряжении ни единого корабля такого уровня не было. Да и вообще, назвать ВМС Финляндии военным флотом у Цветкова просто язык не поворачивался. Два десятка минных заградителей и сторожевиков – это ж курам на смех!

Отчасти поэтому принимающая сторона, не имея возможности похвастать военно-морской мощью, ограничилась ответным приглашением русских моряков на базу отдельной Уусиманской бригады морской пехоты. Там, на полигоне бравые финские вояки продемонстрировали преодоление полосы препятствий, постановочный рукопашный бой и прочее в том же роде, а гости, отдавая дань традиции, терпеливо взирали на эту показуху. Ничего не поделаешь, у людей в погонах – неважно, из флотской или из армейской они среды, – издавна так принято.

Зато, с культурной программой финны не оплошали. Первая половина следующего дня была посвящён посещению Национального музея Финляндии и экскурсии по крепости Свеаборг. Вечером офицеров эсминца сводили на «Лебединое озеро» в Александровский театр… Словом, всё шло своим чередом: запланированные официальные мероприятия чередовались в соответствии с планом. Время пролетело незаметно. Завершающим аккордом визита стал прощальный фуршет, устроенный принимающей стороной накануне отбытия «Степенного» в родные палестины. Актовый зал Суомен пуолустусминистериё, то бишь здешнего министерства обороны, заполнило десятка три высокопоставленных офицеров всех мастей – присутствовали не только моряки, но и представители других видов вооружённых сил Финской республики. Разумеется, всё военнослужащие были в парадных мундирах. Многие пришли с разнаряженными жёнами.

Цветков и иже с ним – то есть четверо старших офицеров эсминца – в грязь лицом не ударили. Поблёскивая позолотой погон и ремней с подвешенным к ним кортиками, они явились в белоснежных парадно-выходных мундирах, само собой при орденах и медалях. Всё чин чином! Правда, непривычные к подобным вечеринкам советские офицеры поначалу чувствовали себя скованно, но постепенно освоились. Созданию непринужденной атмосферы в немалой степени способствовали напитки и закуски на столах в сочетании с лёгкой музыкой. Прозвучал обязательный в таких случаях тост за укрепление добрососедских отношений между Советским союзом и Финской республикой. Все выпили по бокалу шампанского. После этого собравшиеся были предоставлены сами себе: выпивали, закусывали, переговаривались.

Едва Василий Васильевич по совету сержанта Карьялайнен, которая, разумеется, неотступно сопровождала русских гостей и здесь, вознамерился попробовать знаменитый финский бутерброд с копчёной олениной, как краем глаза заметил, что к нему приближается высоченный, под два метра ростом, морской офицер. Не финн, сразу определил Цветков по паре бросающихся в глаза отличий: китель темно-синий, а не чёрный; галунная нашивка на рукаве иная. По наружности типичный скандинав – вероятнее всего, швед, резонно предположил капитан первого ранга. Потому как Швеция в отличие от тех же Дании и Норвегии, в НАТО не входит, и присутствию представителя шведского военного флота на фуршете с участием русских моряков, с натяжкой, но можно найти объяснение. Только не очень понятно, с чего он на меня нацелился?

– Эрлогскаптен Гьёрн Торнквист! – подойдя вплотную к Цветкову, отрекомендовался офицер, прищёлкнув каблуками и резко кивнув головой.

Василий Васильевич в долгу не остался и представился в ответ, по-русски, естественно:

– Капитан первого ранга Цветков.

– Ду ю спик инглиш? – вежливо поинтересовался Торнквист.

Василий Васильевич отрицательно помотал головой – в английском, как, впрочем, и в других иностранных языках он был не в зуб ногой. Ну не сложилось у него с этим делом, что ж поделаешь! По молодости не до того было, а потом, после войны, вроде как, уже поздновато стало учиться. Так что, весь его запас иностранных слов сводился к набору международных морских терминов и нескольким фразам на немецком…

На лице офицера появилось озабоченное выражение. Тем не менее, он, не оставляя надежды добиться понимания, снова предпринял попытку хоть как-то объясниться, заговорив уже на своём родном языке:

– Фура арет ихэг Готланд… – настойчиво произнёс Торнквист так, будто хотел о чём-то напомнить своему визави, и, ткнув себя указательным пальцем в грудь, добавил: – Свенск ягарэ нумер эльва… Эльфтэ мит фартиг…

Цветков, разумеется, снова ничегошеньки не понял, но уже нашёл решение возникшей проблемы.

– Момент! – произнёс Василий Васильевич одно из немногих слов, понятных кому угодно и где угодно, и поискал глазами переводчицу.

Сержант Карьялайнен мило беседовала с какой-то дамой всего в паре метров от них.

– Кейсу! – негромко позвал её Цветков, а когда та оставила свою собеседницу и подошла, попросил: – Помогите, пожалуйста.

В отличие от него, сержант-переводчица и Торнквист сразу нашли общий язык, и определённо это был не финский.

– Его зовут Гьёрн Торнквист… – для начала сообщила Кейсу.

– Да я уж и сам догадался… – пробубнил Цветков, которому, честно говоря, неловко было за своё абсолютное невладение хоть каким-нибудь языком, кроме родного.

– Он – эрлогскаптен… по-вашему капитан третьего ранга… Шведского королевского флота, – невозмутимо продолжила Карьялайнен.

Ты гляди-ка, не ошибся я, насчёт шведа, подумал Цветков и уважительно заменил, обращаясь к Кейсу:

– Вы, стало быть, и по-шведски говорите!

– Шведский у нас – второй государственный язык, – снисходительно пояснила та.

– Извините, не знал, – признался Цветков и поинтересовался: – А что офицер шведского флота делает в Финляндии?

Торнквист объяснил, что его корабль вчера зашёл в Упинниеми для устранения кое-каких неисправностей, а сам он был приглашён сюда лично командующим ВМС Финляндии, как представитель дружественной державы.

– Понятно. – Снова кивнул Цветков.

Швед, воодушевлённый возможностью, донести-таки до русского то, что он намеревался сказать, разъяснил в чём дело.

– Господин Торнквист говорит, что узнал ваш корабль. Год назад, в начале июня, он уже видел его у острова Готланд. Вы тоже должны помнить шведский эсминец с бортовым номером «11». Эрлогскаптен им командует, – перевела Карьялайнен.

Выходит, это – тот самый «швед», имея в виду эсминец, сообразил командир «Степенного». Что ж делать-то? У меня приказ: ни с кем на эту тему ни полслова.

– Скажите господину Торнквисту, что он ошибся. – Попытался откреститься от прошлогодних событий Цветков. – В начале июня прошлого годя я действительно выходил в море, но у Готланда не был… Мой эсминец производил стрельбы много южнее… – сказал он, всем своим видом давая понять: эх, парень, и рад бы я потолковать с тобой про ту встречу, да не могу.

Кажется, швед понял его и принял правила игры.

– Бог мой, я действительно всё напутал! – при посредстве переводчицы, охотно признал свою ошибку Торнквист: – Конечно же, южнее. Я наблюдал издали. Вы прекрасно отстрелялись.

Ироничный взгляд шведа говорил красноречивее всяких слов. Похоже, мы с ним в одинаковом положении: у обоих руки связаны, предположил Цветков. Ну а как иначе! Если ничего не было, так ничего не было для всех: и для нас, и для них. Все участники должны помалкивать. А вдруг ему что-нибудь известно о дальнейшей судьбе той субмарины? Порасспросить бы. Да как? Что ж, прибегнем к эзопову языку.

– Не уверен, что так уж прекрасно, – возразил Цветков. – Мне результат не известен.

– О, поверьте мне, стопроцентное попадание! – Для большей убедительности швед сжал правую ладонь в кулак и поднял вверх больной палец.

– Говорите так, как будто вы сами обследовали мишень. – Усмехнулся Цветков.

– Нет, конечно. Мне настойчиво порекомендовали не проявлять излишнего любопытства. Тем более, что это целиком ваша заслуга, – Подыграл ему Торнквист, прибавив с нажимом. – Но мишень поражена и затонула. Не сомневайтесь. При желании это легко проверить.

Даже полунамёками они всё-таки сумели объясниться, и прекрасно друг друга поняли. Цветков поблагодарил сержанта Карьялайнен за помощь и отпустил восвояси. Едва ли она уразумела скрытый смысл этого странного дилога. Финка ушла, а швед взял салфетку и, написав на ней что-то молча протянул своему собеседнику, после чего откланялся. Сунув бумажку в карман, Василий Васильевич воровато осмотрелся – если замполит заметил, настучит непременно. Но Кудрявцев находился в другом конце зала – они со старпомом что-то оживлённо обсуждали. Удалившись в укромный уголок, подальше от посторонних глаз, Цветков развернул салфетку. «56°37.50'N 18°18.20'E», и больше ничего. По всей вероятности, это были координаты точки, где затонула та чёртова подлодка…

Утром хорошо просыпается только сахар мимо чашки

Пробуждение обернулось сущей пыткой. Едва Наташа открыла глаза, как на неё обрушилась масса, деликатно выражаясь, малоприятных ощущений. Ладно бы всё ограничилось только чудовищной слабостью во всём теле и сухостью а-ля Сахара во рту. Если бы! Голову словно стальным обручем сдавило, и в то же время изнутри толчками рвалась наружу колючая изнуряющая боль. В наивной надежде унять мучительную пульсацию в недрах черепной коробки, Наташа опять смежила веки. Не помогло.

Отвратительная штука – похмелье. Сомневаться в причинно-следственной связи между нынешним плачевным состоянием души и тела и вчерашним походом в ночной клуб, увы, не приходилось. Наташа попыталась восстановить хронологию событий. Часов в десять вечера они со Светкой приехали в «Лиловую медузу» и, устроившись в уютном уголке, начали с безобидного шампанского. Чуть позже перешли на мартини. За ним последовал, кажется, коньяк, а может водка… Ну, или наоборот. Потом пили текилу – это было последнее, что Наташа отчётливо помнила. Дальнейшее окутывал непроглядный густой туман неопределённости, в котором, вне всякого сомнения, сгинуло немало любопытных подробностей.

Само собой, никто в неё вышеперечисленные алкоголесодержащие жидкости различной степени крепости насильно не вливал, но кто-то же должен нести груз ответственности за теперешние её мучения, и виновный, разумеется, нашёлся. Всё из-за Светки! Дело в том, что с неделю назад Наташе пришлось пережить процедуру расторжения брака. Не то чтобы, это её сильно огорчало – муженёк, теперь уже бывший, был тот ещё фрукт, и расставание с ним скорее стало благом, нежели, драмой. Её брак, над которым домокловым мечом повисла перспектива разрушения едва ли не сразу после его заключения, тем не менее продлился три года. Странный это был союз. Ни особых чувств, ни взаимных интересов. Ладно бы ещё расчёт какой-никакой присутствовал, так и его не было ни с той, ни с другой стороны. Словом, чёрт-те что, а не семья! Вот спроси, зачем выходила замуж, ответа не найдётся. Хорошо, что сдуру детей нарожать не удосужились. Однако, вот так запросто взять да и поставить на трёх годах своей жизни жирный крест, чтоб нигде, ничего не защемило, крайне сложно.

Разумеется, подобное случается сплошь и рядом с множеством мужчин и женщин – люди сперва женятся, потом, по прошествии какого-то времени понимают, что совершили ошибку, и разводятся. Вроде бы такого рода жизненные перипетии давно должны перекочевать в разряд обыденных явлений, и перестать быть чем-то из ряда вон выходящим. Но они по-прежнему выбивают из колеи даже крепкие закалённые в семейных дрязгах натуры, что уж говорить о Наташе – рафинированной двадцатичетырёхлетней девушке, воспитанной в лучших традициях российской интеллигенции.

Вполне естественно, что первые несколько дней после развода она пребывала в препаршивом настроении. Тогда, само собой из самых лучших побуждений, в процесс вмешалась Светка – подруга детства, юности, а теперь уже и зрелости. Не фига киснуть! Было и прошло! Наплюй! Все мужики – козлы. Радуйся, что в твоей жизни одним козлом стало меньше. Тебе сейчас нужно развеяться, и наилучшее средство – напиться и забыться. Что, собственно говоря, вчера и было проделано: избавление от брачных уз отметили по полной программе… Как же голова болит! Господи, за что мне эта голгофа и утро стрелецкой казни в одном флаконе? – внутренне взмолилась она. Ну, зачем, спрашивается, было так напиваться?

Казалось бы, в столь разбитом состоянии человеку должно быть ни до чего, но что-то Наташу насторожило. Правда, насторожило как-то вяло, и, с учётом общей заторможенности безраздельно владевшей организмом, она долго не могла сообразить, что именно. Наконец, поняла: чёрное шёлковое постельное бельё. У неё такого отродясь не было. Следовательно, она не у себя дома. А где?

Для внесения ясности в этот вопрос, Наташа оторвала голову от подушки и осмотрелась. Вокруг было непривычно просторно: до белого бетонного потолка как минимум метров восемь, с трёх сторон необработанные кирпичные стены, с четвёртой некое подобие стены из стекла – правильнее сказать, окно во всю стену, какие обычно в промышленных зданиях бывают. Если бы не паркетный пол и явные признаки жилья, вроде мягкой мебели, расставленных там и сям однотипных торшеров, пары комодов, огромного телевизора в центре и длинной барной стойки, за которой, судя по купольной вытяжке с трубой, уходящей куда-то под самый потолок, была обустроена кухня, то помещение больше всего походило на какой-нибудь заводской цех. Стало быть, я нахожусь в каком-то лофте, решила она. Однако это мало что объясняло.

Наташа твёрдо придерживалась правила, просыпаться по утрам у себя дома, в своей постели, за исключением тех случаев, когда приходилось ночевать в гостиницах где-нибудь в другом городе или за границей. И то обстоятельство, что она оказалось не пойми где, и к тому же понятия не имеет, как сюда попала, побудил девушку к активности. Позабыв о терзавшей её жуткой мигрени, Наташа проворно вскочила с чёрношёлкового ложа в намерении выяснить, куда её занесло.

Делать этого определённо не стоило. Едва она приняла вертикальное положение, в глазах потемнело, её повело куда-то в сторону и кабы не изукрашенная причудливым узором кованная спинка кровати, за которую Наташа в последний момент успела ухватиться, не устоять бы ей на ногах.

– Эй-эй-эй! Только без резких движений, мадам! – предостерегающе донеслось откуда-то сбоку.

Незнакомый мужской голос пробился сквозь уже окутавшую сознание серую пелену полузабытья, и, когда Наташа вот-вот готова была рухнуть в лучшем случае на кровать, в худшем – на пол, её бережно подхватили чьи-то сильные руки и уложили обратно на шёлк.

– Между прочим, мадмуазель, – бог его знает почему, пробормотала Наташа, которая совершенно не рассмотрела того, кто так своевременно пришёл ей на помощь – не до того было.

– Ладно, ладно, – Накрывая её одеялом, успокаивающе произнёс голос. – С социальным статусом позже разберёмся. А сейчас тебе надо живой воды испить.

Он куда-то ушёл, а Наташа, лёжа на спине, некоторое время наблюдала, как покачивается далёкий-предалекий потолок. Незнакомец вернулся, приподнял её голову и, поднеся ко рту девушки стакан с чем-то шипящим и пузырящимся, велел:

– Пей! Это аспирин. Поможет или нет, не знаю, но хуже точно не будет.

Она покорно выпила.

– А теперь баиньки!

Наташа и не думала возражать…

Очнулась она ближе полудню – сквозь стеклянную стену видно было, что солнце почти в зените, и, следовательно, сейчас что-то около двенадцати. Чувствовала она себя значительно лучше. Вероятно поэтому в голову сразу полезли малопозитивные мысли. Докатилась! – в порыве самобичевания обрушилась Наташа на себя любимую. Напилась в зюзю. Утром обнаруживаю себя в постели у какого-то мужика. Хороша, нечего сказать! Вот уж точно, пьяная женщина с родни обронённому кошельку – всякий норовит подобрать. Хотя, кого тут винить? Никто меня не спаивал – сама надралась. Даже если между нами что-то и было, строить из себя жертву просто смешно. И потом, до секса вряд ли дошло, успокаивала она себя. Я, конечно, не очень одета, но бюстгальтер и трусики находятся тем, где им и полагается, то есть на мне. Сомнительно, чтобы кому-то взбрело в голову натянуть на девушку нижнее бельё, после того, как он ею воспользовался. И всё равно, уточнить не лишне было бы. Мало ли…

– Ну что, птичка? Ожила?

Наташа повернула голову на голос. Вполоборота к ней за барной стойкой стоял спортивного вида парень. Ну, как парень… Молодой мужчина лет тридцати в белой футболке. Высокий. Плечистый. В целом, вполне симпатичный. Вероятно, тот самый, кто давеча не дал ей мешком шмякнуться на пол. Судя по аппетитовозбуждающему запаху, он жарил яичницу с беконом на плите, которой Наташе с её ложа видно не было.

– Насчёт ожила, не уверена, – с сомнением произнесла она и поинтересовалась: – Давно мы на «ты»?

– Где-то с часу ночи, – прикинув, ответил он. – После того, как выпили на брудершафт и поцеловались.

Наташа смущённо кашлянула и, еле слышно пробормотала себе под нос:

– Надеюсь, что этим всё и ограничилось… – И, не то чтобы ей действительно хотелось это выяснить, а скорее, чтобы скрыть замешательство, уже громко спросила: – А при чём здесь птичка?

– Птичка-то? – переспросил парень, не отрываясь от приготовления истинно мужского завтрака. – Да, в общем-то, ни при чём. Мультфильм такой был. Может, видела? Там гриф предлагает страусу: эй, птичка, летим со мной, там столько вкусного…

Наташа никогда не относилась к поклонникам анимации, но, как ни странно, мультик, о котором шла речь, помнила. Прикольный такой.

– А ты, значит, – гриф? – спросила она. – И твоя стряпня – то самое вкусное?

– Вроде того, – согласился парень.

– Соответственно, я – страус… – мрачно подытожила Наташа и, приняв сидячее положение, грустно констатировала. – Что ж, очень может быть.

Она прислушалась к себе. Кажется, всё действительно не так уж плохо. Надо думать, благодаря воздействию аспирина, боль отступила, по крайней мере пока.

– Подозреваю, есть настоятельная необходимость нам познакомиться по второму разу, – снова подал голос парень из-за стойки.

– Это точно, – подтвердила Наташа.