Зульфия Штрак. КАМНИ
– Пора спать, джаным, завтра будет новый день, – мама наклонилась, чтобы поцеловать Мерием. Та надула щеки, с головой укрылась и отвернулась к стене. Малышка Эсин хотела повторить то же самое за старшей сестрой, но в последний момент развернулась, крепко обняла маму и через несколько минут уже спала.
На следующий день к ним в гости зашел любимый дядя Аяз, живший на соседней улице.
– Ты знаешь, который час? – спросил он у Мерием.
Та стушевалась.
– Не умеешь определять время? – Аяз удивленно посмотрел на девочку. А потом за пару минут научил.
– Возьми! – он протянул ей синий амулет в форме глаза. – Это Назар. Береги его, он приносит удачу.
От радости всегда сдержанная Мерием приняла участие в концерте, который затеяла младшая сестра Эсин. Вертелась на одном месте, голова кружилась, и почему-то было немного стыдно, но она уже вошла в раж – как же трудно остановиться! Отсюда и разногласия с мамой. Спать не хотелось, за дверью слышны голоса папы и дяди Аяза…
Тук-тук, тук, тук, тук. Мерием открыла глаза, не сразу сообразив, откуда идет звук. Тук-тук – стучали колеса поезда Измир-Эскишехир, в котором она ехала на встречу с Эсин по пути в Стамбул.
Ей часто снился этот звук и темнота. Однажды, заснув обиженной девочкой в своей комнате, она проснулась в каменном мешке. Мерием теперь уже не помнит, откуда ей было известно, что нужно беречь силы и не стоит кричать, и как удалось уговорить не плакать восьмилетнюю Эсин. Слышала ли она этот звук рядом или сама догадалась – стучать синим стеклянным камнем по нависшей над ними плитой, чтобы их услышали. Правой ногой старалась удержать панель – казалось, она вот-вот опустится на них. Когда рука и нога затекали, Мерием просила сестру немного пошуметь, затем все повторялось снова.
Резкий свет на несколько секунд ослепил ее, а потом она увидела плачущих людей. Мерием обняла Эсин и вдруг заметила рядом с ней любимый мамин цветок – адлай. Обрушились стены, плиты, перекрытия, а его колосовидная кисть и корни не пострадали, разбился только горшок. Так, в обнимку с этим цветком, и забрала их к себе в Стамбул бабушка Акджан.
Чуть позже Мерием узнала, что их Измитское землетрясение унесло больше семнадцати тысяч жизней, что там погибли родители и семья дяди Аяза, что их спасли соседи. Не дожидаясь техники, те вручную разбирали разрушенные дома, сбивая руки в кровь. Оказалось, что они просидели под завалами девять часов, а маленький камень спас им жизнь. Теперь он стерся, осталась только кисточка и узкая полоска синего стекла.
Правая нога ныла, пришлось снять сапог и приложить ее к холодному полу. Боль немного утихла. Тук-тук, тук-тук. Поезд продолжал уносить Мерием в далекий детский Стамбул.
Бабушка Акджан жила на Истикляль. Тогда, в конце девяностых, улица отстраивалась заново, постепенно приобретая черты, знакомые сегодня. По ней уже ездил красный трамвайчик, собирая на подножку чумазых местных детишек. Узкие соседние улочки, цветы в горшках, пальмы с попугаями, лавки с коврами, сладостями и специями, море кафе и ресторанов с приставучими зазывалами.
Акджан устроила девочек в Галатасарайский лицей. «Если бы у меня была возможность учиться, – постоянно говорила она, – я бы сделала сто шагов вместо одного».
Бабушка часто готовила манты и яблочный чай. Иногда во время Рамадана, накрывая стол впопыхах, она спрашивала:
– Мне показалось, или я отхлебнула немного чая?
– Нет, нет, – отвечали девочки, – мы ничего не видели.
После вечернего намаза бабушка открывала маленькую зеленую тетрадку, в которой писала грустные истории в стихах. Она начинала протяжно их напевать. Песни получались длинные, и девчонки засыпали, не дождавшись конца.
Нене[7 - бабушка (в переводе с тур. языка)] выводила слова на арабском языке справа налево. Мерием всегда удивлялась, когда Акджан просила ее заполнить адрес на конверте для письма сестре в Измир: «Как можно не уметь писать на турецком, освоив такую вязь?!»
Со временем тетрадь затерялась.
– Ах, как жаль, что она не сохранилась! – сокрушалась Мерием. – Выучив арабский, я могла бы прочитать ее баллады!
Адлай, мамин цветок, прижился на новом месте. Девчонки радовались каждой его бусинке и, наконец, набрав тридцать три штуки, сделали бабушке четки-теспи. Они бережно прокалывали каждую горошинку горячей иглой, раскаленной над огнем. К четкам Мерием привязала кисточку от своего оберега, который носила на тонкой шнуровке вместо подвески.
– Маш Аллах! – удивилась Акджан, увидев подарок.
Она берегла четки до самого конца и всегда пользовалась только ими.
Мерием любила смотреть на камни. Даже сейчас она не смогла бы объяснить себе, чем ее привлекал Милий – столб, выставленный напоказ во дворе собора Святой Софии. Ведь вокруг столько колоритных мечетей, храмов и музеев! Ей же почему-то нравились именно руины. Она могла часами бродить у церкви Святой Троицы. Эсин часто увязывалась за ней. Однажды, чтобы спокойно посидеть возле разрушенных стен, Мерием построила из песка маленькую квартирку со столом, стульями и кроватью. Она украсила ее цветами и выдавила аккуратные, едва заметные следы, сказав, что тут живут крошечные человечки. Если не шевелиться и сидеть бесшумно, они появятся. Сестры тихо провели полдня среди древних камней и почерневшего дерева.
Мерием всегда нравилась красота разбитого источника, полуразрушенного деревянного особняка столетней давности, изъеденная временем стена мечети, затейливое переплетение чинар – красота случайная и поэтому настоящая.
– Нене, почему разрушили церковь? – спрашивала она у Акджан.
– Великий город потерял свои краски, потерял свой голос, – с горечью отвечала бабушка, вспоминая Стамбульский погром пятьдесят пятого года. Ее муж Азат стоял тогда перед мятежниками, с удивительным мужеством защищая соседа грека, и говорил толпе: «Уходите отсюда! Они живут здесь шесть поколений. У вас нет права их беспокоить!»
Эти слова были последними в его жизни. Акджан и дети спрятались в углу, поэтому и выжили.
Бабушка умерла восемь лет назад, когда девчонки уже оперились. Мерием стала археологом. Теперь она живет в Измире и занимается любимыми камнями на центральной площади древней Смирны. Эсин – медсестра. Она растит двух дочерей: худую и строгую, как Мерием, и веселую кругленькую, как сама.
– Поехали в Стамбул! Пройдемся по Истикляль, – недавно предложила Эсин, позвонив сестре. – Поставим фонтанчик с водой для нене рядом с родительским. Прохожие попьют из него и помолятся. Наверху все будет зачтено.
Мерием согласилась. «Хорошо, что едем в марте», – подумала она.
Ей нравился Стамбул в холодную погоду, когда город из терра-сиенны превращался в серебристо-голубой, а народу становилось меньше. Она вспомнила свое первое впечатление: как вышли из поезда на перрон и очутились в центре людского потока. Тогда ее поразило, что практически все женщины были одеты в темные абаи и паранджу. До сих пор картинка перед глазами – черная толпа.
«Люблю ли я этот город? – в каждый свой приезд пыталась разобраться она. – Стамбул с первых моментов поражает и не отпускает до самого отъезда».
Эти три дня обещали быть особенно хорошими. Мерием уже видела, как вместе с сестрой сидит на траве в парке и любуется красивой магнолией, как не спеша поднимается на Галатскую башню с фиолетовой подсветкой. Она вспоминала, какой вид открывается со смотровой площадки: на переднем плане Галатский мост и пролив Золотой Рог, за ним – Новая мечеть, Святая София и Дворец Топкапы. Вдали виднеется Мраморное море. Через пролив с разной скоростью проплывает множество суденышек и пароходов, а ночью, укрывшись одним одеялом на двоих, можно, как в детстве, болтать до самого утра.
Нога успокоилась окончательно, поезд прибыл в Эскишехир, за окном мелькнула Эсин. Мерием улыбалась и шептала их детскую клятву: «Привет, родная! Мы с тобой одной крови».
Алёна Стимитс. ФИАСКО
Суббота, 22 мая
Сегодня я опять его выследил. Мерзавец преспокойно ехал в метро, делая вид, что меня не замечает. Корчит из себя порядочного: тут подвинулся, там уступил место. Блеф! Уж я-то знаю его гнусную натуру! Такие бьют исподтишка – сначала входят в доверие, честно смотрят в глаза и только потом, усыпив бдительность, показывают свою истинную сущность.
Я вышел на площади Таксим и пошел по направлению к Тарлабаши. Специально выехал пораньше, чтобы успеть до наплыва людей. Рынок люблю, а вот туристов не жалую. Не мотался бы, да больно уж вкусный у них тулум. Лучший сыр в городе, так я вам скажу.
Пятница, 4 июня
День как день, а вот вечер полностью испорчен. Открываю газету, и – что вы думаете – его харя красуется аж на первой полосе! И куда только катится мир?!
А я? Я даже носа сегодня не высунул. Стамбул задыхается от жары. Спасаюсь почти ледяным айраном. Сначала, как в детстве, ложкой подцепляю соленую пенку. Держу ее во рту, нёбом ощущая кисловатый привкус. Потом медленно тяну все содержимое бокала. И вот ведь что интересно: рот горит от холода, а в голове пульсирует, жаром отдает одна и та же мысль – скоро, скоро я с ним расквитаюсь. Найду способ. Вы не думайте, я не бездействую. Мне нужно лишь немного времени.
Понедельник, 21 июня
Сегодня произошло кое-что из ряда вон выходящее. Я решил поехать в Кадыкёй – побродить по букинистическим лавкам и антикварным магазинам. В прошлый раз видел там пару интересных вещиц и вот уже неделю раздумываю, купить ли. Нарды, конечно, знатные: мозаика, перламутр, ручная работа. Но с ними можно и повременить. В конце концов, такие иногда встречаются и на других рынках. А вот подсвечник никак не выходит у меня из головы… Я даже хокку сочинил:
Черная кошка игриво спинку прогнула,
глядя на чашу.
Достать лапой пытается…
Изящная работа, что и говорить. Но не это меня зацепило, не это. Поза ли, взгляд… Озорная красавица уж слишком напоминает мне Айше. Она бы и сейчас крутилась рядом. Ластилась у ног, обволакивая все вокруг своим присутствием. Заполняя собою пространство. Приветствуя мое появление мягким воркующим напевом. Вопрошающе заглядывая в глаза… Ах, если б только не тот злосчастный день!
Впрочем, я отвлекся. Начал-то про поездку. Вы не хуже меня знаете, что в Кадыкёй ходят паромы. Я сел на один из них и уставился в окно. Погода великолепнейшая. Волны Босфора задорно бьют о борта трамвайчика. Я поворачиваю голову, чтобы убедиться, что остальным пассажирам так же хорошо, как мне, и… Угадайте, кого я вижу? Его! Рядом, на соседнем сиденье. Тут же накатывает тошнота. Подступает к горлу, почти выплескивается наружу. Я теряю контроль. Еще чуть-чуть – и залуплю! Заеду по его бесстыжей глумливой физиономии! Но нет, нет… нужно остыть… не здесь и не сейчас. Слишком много свидетелей.
Словно догадываясь о том, что он находится в опасной близости, жалкий трус вскакивает и исчезает. Но лишь для того, чтобы через пару секунд материализоваться в другом конце салона, представляете?
Причалили. Вместо привычного маршрута я последовал за ним, но он быстро смешался с толпой и растворился. Какой уж тут подсвечник! Вернулся домой ни с чем.
Среда, 7 июля
Когда Хатидже была жива, она частенько повторяла: «Терпеливый дервиш добился желаемого». Вот так и я – потихоньку иду к своей цели. Теперь мне известно, где он живет.
Суббота, 7 августа
Ну и дела! Пока я мотался в Измир по делам фирмы, мерзавец завел твиттер. Постит фоточки: отдых у пролива, ланч на Истикляль… Еще и кучи восторженных отзывов собирает. Народ, похоже, просто помешался. Я разбавил их щенячий восторг ложкой дегтя – накинулись, как коршуны. Что ж, посмотрим, чья возьмет. Мой план почти готов. Остались детали.
Воскресенье, 8 августа
Я таки купил подсвечник. Представляете, столько времени прошло, а он все стоял и ждал меня! Я уж и не надеялся. Ходил-высматривал что-нибудь интересненькое и вдруг вижу – кошка эта выглядывает из-за угла. Словно зовет.
Притащив трофей домой, я долго искал ему место. Верите ли, у меня вся квартира заставлена разного рода вещицами, в основном старинными. В них теплится энергия многих людей, живет дух времени. Когда пустота перестает кричать, уже не так грустно возвращаться в дом, так ведь?
Я водрузил хвостатую проказницу на полочку в прихожей. Будет меня встречать.
Хатидже, конечно, посмеялась бы. «Если время с тобой не ладит, ты поладь с временем», – так, кажется, она говорила. Но мне и время не в силах помочь, так что ладить с ним проку нет. Ах, если б только не тот злосчастный день!
Суббота, 14 августа
А он не промах! Скорешился с каким-то миллионером. Якобы тот подарил ему автомобиль. Личный водитель, кожаный салон, мини-бар… Брешут, конечно, но на всякий случай надо поторопиться. И знаете, я готов.
Завтра решающий день. А сейчас пойду выпью бозы, соберусь с мыслями.
Воскресенье, 15 августа
Ликую! Все прошло как нельзя лучше! Наконец-то он получил сполна. Впрочем, давайте расскажу по порядку.
Почти неделю я наблюдал за его передвижением. Он часто выбирает зеленую ветку и едет от площади Таксим до Еникапы. Оттуда – на морском трамвае в Кадыкёй или Бостанджи. Бывает, что берет и паром до Ялова. Путешествует чаще утром, когда в метро нет толкучки.
Выследив его в центре, я сел в тот же вагон. Незаметно достал камеру и сфотографировал. Он заметил. Повернулся и некоторое время изучающе меня рассматривал.
В этой части вагона людей почти не было. Я достал пакет и быстро осуществил задуманное. Тут уж паршивец почуял неладное – вскочил и направился к дверям. Оттуда укоризненно на меня пялился, словно пристыдить хотел.
На первой же остановке он вышел. Что ж, мне даже на руку. Я еще раз сделал пару фотографий и тоже двинулся к выходу.
Суббота, 21 августа, газета «Star», Стамбул:
Жители Стамбула возмущены: любимую собаку незаслуженно обвинили
В июле мы уже рассказывали вам про бездомного пса по кличке Боджи, который самостоятельно передвигается по городу: в метро, на автобусах и даже на морском трамвае. Четвероногий путешественник без проблем поднимается по эскалатору, любезно пропускает выходящих пассажиров, уступает место детям и женщинам и покидает вагон на нужной станции.
Долгое время стамбульцы были уверены: у Боджи есть хозяин. Затем выяснилось, что пес – всего лишь бездомный турист. Власти города взяли его под свою опеку. Так Боджи обзавелся ошейником с GPS-датчиком, который помог установить, что собака за день проезжает около тридцати километров. Пес даже получил почетное звание официального талисмана стамбульского метро и обзавелся аккаунтом в соцсетях.
И все бы хорошо, но на прошлой неделе один из недоброжелателей решил подставить всеобщего любимца, подкинув собачьи экскременты прямо в вагон, где в тот момент находился пес. А чуть позже в сети появились посты в стиле: «Какой нехороший Боджи, наделал кучу прямо на сиденье». Стамбульцы тут же возмутились:
«Наглая провокация…»
«Просим наказать вредителей…»
«Боджи, мы не дадим тебя в обиду!»
Уже обнародована запись, на которой отчетливо видно, как некий мужчина вытряхивает собачьи фекалии рядом с миролюбивым псом.
А что же Боджи? Он, кажется, только выиграл от чудовищного поступка своего недоброжелателя. Кое-кто из меценатов обещает взять собаку под свое покровительство. Будем следить за дальнейшими событиями!
Воскресенье, 22 августа
О, как всполошились жалкие писаки! А ведь все беды из-за бездомных собак!
В тот солнечный день мы ехали на машине. Хатидже на соседнем сиденье. Что-то напевает, поглаживая Айше. Нежные руки. Чарующий голос. Смех… Какой-то бродячий пес вдруг выскочил на трассу.
Я вывернул руль, и машину понесло в сторону, прямо на фуру, стоявшую на обочине…
Примечание автора: пес Боджи действительно живет в Стамбуле и путешествует по городу самостоятельно. О его передвижениях рассказывают многие газеты мира. На сегодняшний момент в Стамбуле обитает около 255 тысяч бродячих собак, и их количество постоянно растет. Турецкое общество раскололось на защитников и противников бездомных животных, и они никак не могут прийти к консенсусу.
Татьяна Парамонова. НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ДО ОСЕНИ
В прощальные дни лета солнце низкое. Смотрю в маленькое зеркальце – лучи падают на лицо под прямым углом и подчеркивают, выделяют черты, наполняя их легким золотистым цветом, навевая воспоминания.
Лет пятнадцать назад, за несколько дней до сентября, я тоже поймала свой взгляд в зеркале. Стрижка, потерявшая форму, совсем мне не шла, как и цвет волос «зимний каштан», с отросшими корнями, в которых блестела ранняя седина. Очки. Их пора было заменить – выглядели несовременно, единственный плюс – отблеском маскировали усталый взгляд.
Однако это все мелочи по сравнению с россыпью крупных красноватых прыщей, которые плотной стайкой начинались слева на носу, спускались на губу и тянулись вниз до подбородка, постепенно сходя на нет. Некоторые уже чуть подсохли, а большинство – свежие, будто только что распустились. На правой стороне тоже есть, но поменьше. У подростков считается обычным делом, а вот в сорок пять?!
Но даже такая малоприятная картина не портила мне настроения – проблемы и неприятности этого лета остались позади. На работе завершилась серьезная проверка, и, главное, сын зачислен в вожделенный институт. Да, в конце августа. Во втором потоке, потому что в первом срезался по глупой случайности.
В начале июля, когда он не поступил, мне казалось, что мир рухнул. Ночью накрывала бессонница, сердце билось, не хватало воздуха… Муж почему-то не разделял моей паники: «Поступит через год, прекрати нервничать, на тебе лица нет!»
Успокоиться я не могла, и как результат появился то ли нервный дерматит, то ли нейродермит, а может что-то другое, не знаю. К врачу не пошла, просто купила мазь с салициловой кислотой, чтобы хоть что-то сделать, и, вполне ожидаемо, она мне не помогала. Я старалась меньше на себя смотреть, лишь изредка то мазать, то припудривать прыщи, хотелось вообще о них не думать – мне было совершенно не до красоты.
