Виктор Анатольевич Коробов "Второй срок"

– Ну чё, щас я тебя отп…., а потом пойдёшь к завучу, скажешь, что передумал.

Эта манера подростков много говорить полезна, если удаётся противника запугать. Но есть у неё и недостатки. Почему бы не попытаться их использовать? Я начинаю мямлить:

– А если у меня будет кровь, или если синяк, ведь тогда завуч…

Я неловко и с трусливым видом делаю семенящий шаг вперёд левой, потом правой, чуть быстрее, и снизу бью правым локтем. Попадаю, увы, не в подбородок, а по скуле. Почему локтем? А это удар слабаков. Не можешь бить сильно – бей локтем. Не случайно этот приём очень популярен в юго-восточной Азии, где много небольших тощих мужчин. Тут же продолжаю левым локтем, уже сбоку. Увы, зацепляю его руку и удар не получается. А вот повторный удар правым локтем, тоже сбоку, приходит в ухо. Он делает два шага назад и опускается на одно колено. Снова шаг левой и правой ногой целю в нос. На этот раз попадаю по носу снизу. Наверно, это больно, Паша не падает, но закрывает лицо руками и скулит как щенок. Я сразу ухожу, вот-вот звонок прозвенит.

Один урок мой противник пропустил, но на следующий пришёл. Нос у него на месте, кровь уже не идёт. Под левым глазом есть синяк, но он низко, почти на уровне рта, и не яркий. В общем, выглядит приемлемо.

На следующей перемене я громко рассказываю анекдот про альпиниста и апостолов Петра и Павла. Последнюю фразу «козёл ты всё-таки, Павел, и шутки у тебя козлячьи», произношу особенно выразительно.

Я не думаю, что противостояние закончилось. Он сильнее, а я ни одного удара толком пока не поставил. Надеяться можно на неожиданный удар. Карате как раз изначально было рассчитано на бой из одного-двух ударов. Эх, где моё прошлое кабанистое тело, так подходившее для коротких ударов вблизи. Впрочем, если вспомнить, каким я был в 15 лет… Не то, чтобы слабым – подтягивался 14 раз, а Виталик и один вряд ли может – но трусливым и неумелым – это точно.

Но опасность подкралась с другой стороны: комсорг класса, Света Русакова, собрала нас, весь класс, после уроков.

– Чесноков, расскажи нам о твоей драке с Лазаревым.

– Драка? С Лазаревым? А я тут при чём? Пусть Лазарев рассказывает про свои драки.

– Но ты же избил Лазарева!

– Я? Мы с ним поговорили, и разошлись, ничего серьёзного не было.

Я рассчитываю, что Паша постесняется жаловаться. Да и рассказывать про Сафонову из параллельного класса, впутывать её, он не захочет. Так и происходит:

– Я ничего такого и не говорил. Это сплетни, что-ли? Комсомольцы сплетни не обсуждают.

Так собрание и закончилось за пять минут.

В конце января меня снова вызвала Маргарита Владимировна.

– Чесноков, в субботу городская олимпиада. Вот тебе задачи с прошлогодней олимпиады. Остаётся, правда четыре дня всего, но…

– Спасибо, Маргарита Владимировна. Лучше поздно, чем никогда. Да и четыре дня на четыре задачи – это даже много. Я бы хотел штук сорок олимпиадных задач прорешать.

– Олимпиада в университете, в главном здании, начало в 9. В 8:20 жду тебя у метро Университет, у южного выхода. Это головной вагон и налево.

– Спасибо, Маргарита Владимировна.

Приходится мне в субботу вставать раньше обычного на полтора часа. До Университета доехать не проблема, 5 копеек расход небольшой. Вместе с завучем идём к главному зданию.

– Маргарита Владимировна, я вас не подведу. Я хорошо подготовился.

– Чесноков, обратно сам доехать сможешь? Мне тебя ждать четыре часа не интересно.

– Конечно, Маргарита Владимировна. Метро найти несложно, доехать до Щербаковской не проблема, а там я почти дома уже.

– И завтра сам на экспериментальный тур приезжай. Я нянчиться с тобой в воскресенье не обязана.

В большой наклонной аудитории собрались с полсотни участников. Всего-то? В Свердловской области было втрое больше, и путёвка на Россию всего одна, а не три. Впрочем, сейчас мне это выгодно.

Просматриваю задачи: кажется, ни с одной проблем не будет. Значит, время можно не экономить. Не торопясь решаю первую задачу на черновике, и аккуратно переписываю на чистовик. Затем и вторую, третью, четвёртую. Прошло только два часа и пять минут, чуть больше половины. Проверяю, нельзя ли хоть немного что-то улучшить. Но выдерживаю только 20 минут. К этому времени двое уже сдали свои работы, я сдаю третьим. Заранее изучаю путь к аудитории, где завтра будет экспериментальный тур, и ухожу.

В половине первого я уже дома, а парни там ещё сидят, решают. В качестве подготовки к завтрашнему туру катаюсь на лыжах в Сокольниках полтора часа. Вечером бабушка угощает меня куриным супом с лапшой. Увы, мы можем позволить себе мясо не чаще двух раз в неделю. Обычно в субботу я суп варю, но сегодня этим занялась бабушка, я, типа, очень занят. Хотя я вернулся раньше, чем обычно из школы прихожу.

Экспериментальный тур оказывается для меня лёгким: задача та же, что я и в первой жизни решал. Задачи теоретического тура я не помню, а эту, определение радиуса теннисного шарика при помощи банки с водой, помню хорошо. Тогда, в Свердловске, в экспериментальный тур допустили только 20 человек, да и тех на пары разбили. Москва богаче, здесь каждый из пятидесяти участников получит свой набор несложного оборудования.

В экспериментальном туре имеет значение время, за которое задача будет решена. Поэтому через 10 минут я уже подхожу к преподавателю с двумя вариантами решения.

– Да, всё верно, а зачем второй вариант?

– Ну, блок можно приклеить к дну банки пластилином только если банка сухая. А если она будет мокрая, то прочно не приклеишь. А шарик довольно сильно вверх будет тянуть. Тогда, если блок держаться не будет, можно второй вариант применить, очень надёжный – утопить шарик наклеив на него много пластилина.

Но банку мне дают сухую, и всё получается. Формула объёма шара есть, и вскоре остаётся только извлечь кубический корень из 11. Калькулятора нет, и я начинаю с того, что столбиком возвожу в куб 2,3. Затем 2,2. Дальше считать не надо, ясно, что решение между этими цифрами, ближе к 2,2. Я пишу пояснение, что более точный расчёт не имеет смысла, из-за погрешностей эксперимента доли миллиметра надежно не определяются. Всё, я первым сдаю работу, и еду домой. Меньше часа потратил.

Уже в понедельник завуч сообщает мне, что я занял второе место и могу готовиться к зональной олимпиаде. Как же так? Я решил все задачи, а если кто-то ещё тоже всё решил, то я его обхожу, быстрее пройдя экспериментальный тур.

– Не ты один такой умный. Победитель обогнал тебя по дополнительным показателям.

Жаль. Диплом о первом месте в Москве мне бы не помешал. Второе место – уже не то. Но главное – попасть на всесоюзную.

– Маргарита Владимировна, мне для подготовки ещё бы задач с прошлых олимпиад, и побольше.

– Ну, спрошу в РОНО. Но ты понял теперь, что ты не лучший?

Ещё бы я этого не понимал. Больше сорока процентов парней превосходят меня по сумме показателей. На зональную олимпиаду я прошёл только благодаря своим знаниям из прошлой жизни. В которой я тоже был по сумме показателей середнячком.

Я бы с удовольствием открутился вовсе от комсомольской работы, но в 1980 году это… Не то, чтобы нереально, а равносильно заявлению: «Я ни на что не претендую, готов работать на заводе или на стройке». В нашем классе все 25 учеников комсомольцы, а я – заместитель комсорга. И вот, после уроков общешкольное комсомольское собрание. Участвует только актив, но почему-то и меня вызвали. И, как выяснилось, не случайно. Начало собрания – это снятие стружки по поводу недостаточной комсомольской работы. И мне лично достаётся больше всех.

– Но я участвую в олимпиадах. Приходится много готовиться, это тоже работа.

–Ну, это не совсем комсомольская. Хотя… Второе место по Москве? Пожалуй, можно включить в отчёт. Может быть, тебе организовать помощь отстающим?

– Можно, но мне ближе военно-патриотическое воспитание. У нас многие о войне знают поверхностно, а я мог бы подробнее рассказать. Например, о Курской битве, или о нашей технике, самолётах. Потом, ветераны. Пока что они живы, но уже старые, скоро умрут. И с ними уйдут их знания. А я бы поговорил с ними, записал, могу вопросы подготовить. Но – слишком много работы, мне одному не справиться. Их же сначала надо найти, договориться о разговоре. В идеале – на магнитофон записать, а у меня его нет.

Комсорг школы у нас тоже девушка, Оксана Зубарь. Ей моя инициатива явно нравится.

– Пусть тебе восьмой А поможет. Они найдут ветеранов, договорятся, а ты проведёшь беседу и запишешь, хорошо? Лена, ты поняла? Выдели пару человек, пусть ищут ветеранов.

Комсорг ашников – та самая Лена Сафонова. Да, красивая девочка. Но у меня при виде её почему-то странное впечатление возникло. Девушка явно знает себе цену. И я читаю на её лице: «Да, я красивая, но что я за это получу? Эти мальчишки хотят меня просто так, да и что они могут дать? Нет, я подрасту, и тогда найдётся солидный человек, которому есть что мне предложить».

Может, она и не думает так, не знаю. А может быть… Вдруг это ангел мне подсказывает? Что-то такое он говорил, что я могу чувствовать его.

Между тем, Оксана продолжает поиск мероприятий, пригодных для отчёта:

– Так… тимуровцы… всё равно ничего не делают. Смотр строя и песни решили не проводить… Макулатуру соберём, но для комсомольцев этого мало… Диспут о религии… не проведём по той же причине…

– По какой причине? – это я вылез с вопросом.

– Пробовали уже, ничего не вышло. Верующих нет, говоришь, что Бога нет, и никто не возражает.

– А давайте я буду за Бога.

– А ты сможешь?

– Главное, чтобы против кто-то смог. А я смогу.

– Чесноков, ты сегодня просто выручаешь. Сразу два мероприятия, или даже три. Главное, чтобы теперь сделал то, что обещал. Тебе время нужно, на подготовку к диспуту?

– Нет.

– Тогда в эту субботу после пятого урока. И учти, это мероприятие общешкольное. Отнесись серьёзно.

Для диспута открыли актовый зал, он человек триста может вместить. Собралось, наверно, не меньше пятидесяти старшеклассников, очень много десятиклассников, возможно, их заставила Оксана. Есть и две учительницы. И ещё двух я видел, но они куда-то вышли.

У меня есть официальный оппонент – Слава из десятого А. У нас десятых классов, как и восьмых, по два, зато девятых целых три. Слава серьёзно не настроен, улыбается, строит рожи, пожимает плечами. Но Оксана даёт ему слово, и он говорит:

– Бога нет, поэтому о нём и говорить нечего. А есть всякие суеверия, но в наше время они уже почти искоренены. Остались ещё верующие старушки, но их мало, и скоро не останется совсем. А среди комсомольцев тема борьбы с религиозным мракобесием давно уже в прошлом. Все знают, что Бога нет, поэтому я даже готовиться к диспуту не мог. О чём тут говорить? Не понимаю, что может сказать Виталик.

И Слава вежливо поклонился в мою сторону, передавая слово.

– Слава, ты говоришь, Бога нет. А какие твои доказательства? – последняя фраза из фильма «Красная жара», и я немного копирую Шварценеггера. Я не продолжаю, делаю паузу.

– Зачем доказывать то, что итак все знают?

– Получается, ты веришь, что Бога нет, потому что тебе так сказали. И доказательства тебе не нужны.

– Потому что о том, чего нет, и говорить нет смысла, и доказать ничего нельзя. Вот, например, нет драконов. И никто не доказывает, что их нет. Нет, и всё.

– Может быть и есть на других планетах. Даже вполне вероятно. А представь себе, что некий чудак станет утверждать и клясться, что нигде нет драконов, ни на какой планете. А почему так – объяснить откажется. Нет, и всё, и нельзя о них говорить, и даже сказки о них вредны.

– Так Бог что, на другой планете?

– В другом мире.

– Значит, в нашем мире его нет.

– Он как бы в четвёртом измерении, или в пятом. Мы для него как на ладони, а он для нас – не наблюдаем.

– Это ненаучное утверждение. А наука изучает только то, что есть.

– Это не так. Есть, например, кварковая теория. Считается солидной, настоящая наука. Но кварков не видел никто никогда, и даже их следов ни одним прибором не обнаруживали. Очень может быть, что от этой теории в будущем откажутся. Но пока что наука…

– Ты хочешь сказать, что кварковая теория может быть опровергнута? – это какой-то прыщавый десятиклассник с места грозно спросил.

– Я сказал, от неё могут отказаться. Это точнее. Разумное зерно в ней есть, и его включат в другую теорию. Например, согласятся, что кварков нет, а есть, скажем, струны.

– Какие струны?

– Не знаю. Я не гениальный физик, а комсомолец из восьмого Б.

– Чесноков, ближе к делу. О Боге давай. У тебя ведь тоже нет доказательств? – это Оксана Зубарь вмешалась. Она как бы ведущая.

– Их есть у меня. Это я для начала сказал, что просто верить, что Бога нет, без доказательств, это как-то туповато.

– Ты давай, доказательства выкладывай. А мы на них посмотрим.

– Диалектический материализм утверждает, что человечество развивается, и этому развитию нет пределов. Циолковский считал, что люди со временем перейдут в лучевую форму. Но это отдалённое будущее, а что происходит уже сейчас? Усиливаются связи между людьми. Появилось радио, телевидение. Мы видим отдалённые от нас места на экране. А скоро будут такие радиотелефоны, без проводов, которые можно с собой носить.

– Есть они уже давно.

– А лет через двадцать они будут у каждого, даже у школьников. И можно будет не только позвонить кому хочешь в любой момент. На этом телефоне будет цветной экран, и можно будет смотреть фильмы, любые. Будет выход на глобальную библиотеку, в которой будет вся информация, все фильмы, все книги. Написал писатель или учёный книгу – направляет её в библиотеку, и любой человек может прочитать. Всё человечество будет связано как бы огромной сетью. И тогда перед человечеством встанет проблема объединения разумов в один сверхразум. Этот сверхразум будет умнее любого гения…

– Погоди, – это опять Слава вмешался, – Разум общий, а тело у каждого своё?

– Ну зачем сверхразуму эти обезьяньи тела с вонючими какашками? Что-нибудь получше придумает. Ну и время этот сверхразум тоже покорит, в полном соответствии с диалектическим материализмом.

– И к чему ты всё это говоришь?

– А к тому, что он сейчас здесь.

– Кто?

– Сверхразум. Или Бог, если так понятнее.

Наступает тишина, но не надолго. Её нарушает Валентина Ефимовна, учитель русского языка и литературы:

– Чесноков, а при чём тут религия?

– Ну, Богу что от нас нужно? Чтобы мы готовились стать его частью, чтобы были достойны….

– В рай, что-ли?

– А что такое рай, Валентина Ефимовна? Всю вечность по саду гулять? Нет, рай – это быть в Боге. Ну, или Бог в человеке, это одно и то же.

– А ад тогда что?

– Ну, я думаю, когда это объединение происходило, многие были против. Мол, нельзя ущемлять личность, подчинять её Богу. И они тоже объединились, но их объединение это не Бог, а Сатана. Примерно треть таких, поставивших личность выше коллектива.

– А что надо, чтобы попасть в рай? – а это спросила моя одноклассница, Таня Косточкина.

– В основном коллективизм, умение подчинить свою личность интересам коллектива, то есть единого разума. Для этого нужно развивать послушание, смирение. Добровольное подчинение на основе любви к ближнему и к Богу в целом. А в аду наоборот – там все друг с другом грызутся, конкурируют. Как в Америке.

– Конкуренция – двигатель прогресса. А послушание и смирение – это унизительно. Человек – это звучит гордо, – симпатичный хорошо одетый десятиклассник, и голос у него убедительный, такие доверительные интонации.

– У каждого есть выбор. Отправляйтесь в ад, там гордость в цене. А подчинение… Так подчинение то кому? Богу. А Бог – это мы и есть.

– Не Бог, а КПСС какая-то.