Василий Морской "Земные рассказы. О людях и не только"

– Да, за три похода ты стал уже опытным яхтенным матросом. Когда мы все теперь увидимся? – Виктор посмотрел на Викторию с укоризной. Алексей продолжал:

– Пока ветра сильного нет, я подготовлю все для ныряния!

На борту «Виктории» были два легких акваланга и полный набор всех «прибамбасов» для неглубоких погружений.

Тот яхтенный поход запомнился ему надолго, но особенно сильно именно тогда ему запала мысль: а что, если попробовать попасть после выпуска из училища служить на гидрографическое судно? Эта мысль поселилась у него в душе очень глубоко!

Глава 3. Приказано выжить

Год первого курса в училище начался стремительно с прохождения курса молодого бойца на Русском острове. В те годы остров был закрытой военной территорией, и они, курсанты первого курса, попав в батальон морской пехоты, прочувствовали всю тяготу молодого «мяса», которое попало в реальную мясорубку. Подъем в 06:00, бег два километра в сапогах (попробуй отстань!) в виде зарядки, потом скромный завтрак, потом военная подготовка, потом стрелковая подготовка (это очень интересно), где-то тут обед, потом опять физическая подготовка, потом полоса препятствий – и так по кругу! Немудрено, через неделю двое кандидатов в курсанты «выбросили белые флаги», то есть были отчислены и поехали домой.

Когда на построении им объявляли вердикт, командир полка морской пехоты подполковник Молодцов сказал:

– Мы здесь никого не держим, пока присягу не приняли, милости прошу на выход! Никто вам ничего не скажет. Есть один и последний шанс именно сейчас. Кто не может больше, два шага вперед!

В душах многих из них пошевелилась предательская мыслишка: а что, может, и я тоже больше не смогу, может, шагнуть – и домой?

Но понятно, не у Алексея Маркова, он же был «кадетом», то есть из суворовцев, а это уже своя каста в училище, как и «питоны», выпускники Питерского нахимовского училища. Они были приучены к муштре и бегу на длинные дистанции в сапогах, поэтому так уж серьезно не напрягались. Алексей уже давно поставил себе цель. Он решил строить карьеру военного.

За первый месяц так набегались и похудели, что, когда на церемонии принятия присяги в училище им разрешили пообщаться с родственниками прямо на плацу, мама Алексея спросила:

– Ты что, сыночка, плохо кушаешь?

Потекли будни курсантской жизни, а будни эти даже не стоят вашего времени, мой дорогой читатель. Первый курс училища, как первый год воинской службы, – приказано выжить, просто терпи, так надо.

На первом курсе все сбивались в свои группы – или по интересам, или по признаку «кто откуда» приехал, «питоны» или «кадеты», а еще была группа «местные», то есть группа из тех, кто поступал из Владивостока. Однако Алексей Марков не сильно метался и был принят везде: и там, и там.

В те годы приветствовалось умение играть на гитаре, и потихоньку в штурманской роте создался свой джаз-банд, в котором их было пока пятеро и объединяло только то, что они как-то умели на чем-то музицировать, попросту говоря, бренчать на гитарах и при этом мычать, но называли это пением. Алексей тоже немного играл на гитаре, хотя эти его способности были признаны слабыми и его пробовали на ударных. В Суворовском училище он уже играл на ударных в вокально-инструментальном ансамбле, и его усадили за «кухню», так между собой музыканты называли ударную установку.

Они уже бредили объединением в рок-группу, так как всем нравился шагающий по миру хард-рок, они все знали Beatles и любили английский язык, и к концу первого года обучения им разрешили заменить на танцах в училищном клубе старших товарищей из штурманского факультета, которые выпускались и уходили служить на флот.

Как-то на первом курсе долгими вечерами они много спорили, кем быть, как сложится судьба, куда занесет военная служба. Алексей высказывался неопределенно, больше слушал. В компании был Сергей Греков, сын командира большого противолодочного корабля на Камчатке; он сразу заявил, что обязательно пойдет служить на новый корабль и, конечно, станет его командиром, а там в академию – и прямая дорога в адмиралы. Но многие пока просто не понимали, куда идти служить, на какие корабли. Марков помалкивал.

Он уже с первых дней учебы навел справки о гидрографии, действительно, во Владивостоке базировался целый гидрографический флот, два дивизиона кораблей, здесь же размещалось командование гидрографической службы Тихоокеанского флота. Корабли гидрографии, или, если быть точнее, суда, несли на борту специальный, немного странный флаг – на темно-синем фоне белый круг с маяком и в левом верхнем углу маленький военно-морской флажок. В справочнике было сухо указано: флаг гидрографической службы военно-морского флота.

Конечно, обводы корпуса гидрографического судна далеки от стремительных форм крейсеров, сторожевиков, даже боевых катеров, однако их элегантность, какая-то рациональная компоновка всего, «покладистость к морскому ходу», что ли, угадывались сразу. Было понятно, что они ходят далеко и надолго. Их называли судами, и казалось, что судно – это что-то далекое от боевых «склянок» – звуков сигнала боевой тревоги, авралов и стрельбы из корабельных пушек, существо вольное, куда хочу, туда и иду.

Но также известно, что слово «судно» имеет и другое значение, связанное с медицинскими экзекуциями, совсем с нелицеприятными, а порой даже противными ощущениями, близкими к унижению личности, поэтому вообще сама мысль о службе на судне считалась чуть ли не крамольной. Ну как можно служить на… судне? Но тем не менее или, наоборот, тем более Алексея это не пугало, ему уже хотелось послужить на гидрографе, «поморячить», набраться опыта, а там, глядишь, дальше видно будет.

Так и текли курсантские будни. Подъем, зарядка, завтрак, занятия в классах, как в институте – лекции и практические занятия, потом обед, работы, самоподготовка, отбой, а с утра по новой… Конечно, были редкие увольнения домой – поесть, иногда на танцы. Но больше всего запомнилась «картошка»: минимум два раза в месяц первокурсники чистили картофель поздно вечером для кормления всего училища на следующий день. На картошке случалось разное. Один раз Володя Верескин поспорил, что съест, не запивая, восемь банок сгущенки. Съел и тут же отъехал в санчасть училища, потому что стало плохо, пришлось ночью вызывать дежурного санитара. Володя вообще был весьма необычным парнем, к концу первого курса он уже стал папой двух мальчиков-близнецов. Представляете, как ему было непросто!

После окончания занятий курсанты отправились на корабельную практику. Первокурсники попали на крейсер «Дмитрий Пожарский». Когда прибыли на причал, крейсер в такой близи показался огромным серым стальным чудовищем с хищно торчащими жерлами главных орудий на кормовой палубе. Всех курсантов построили на юте, где командир крейсера, легендарный капитан 1-го ранга Сергеев Валерий Николаевич, лично тихим скрипучим голосом приветствовал курсантов и объяснял нехитрые правила поведения на крейсере.

Утром в 08:00 на подъеме флага выстроилась вся команда, и курсанты поняли, что попали в суровую действительность флотской службы. Кубрик (жилое помещение матросов на корабле), в котором жил их класс, располагался прямо над артиллерийским погребом, это такое специальное место на корабле для хранения артиллерийских снарядов. Само это место было глубоко в недрах крейсера, а люк артиллерийского погреба был в том числе и в нашем кубрике. Иногда он открывался, и оттуда, как из преддверья ада, с диким свистом и шумом, с запахами пороха и смазочного масла вырывался воздух избыточного давления. Вообще, на крейсере на ходу со всех сторон неслись разные звуки и шумы огромного работающего механизма.

На переборке кубрика (на стенке помещения) было размещено специальное устройство, из которого периодически неслись какие-то команды, звонки и прочие резкие звуки, например, «колокола громкого боя», когда объявлялась учебная или боевая тревога. Это был приемник громкоговорящей связи, по нему объявлялись все команды для личного состава и днем и ночью.

Звук сделать тише было нельзя – не предусмотрено. Поначалу заснуть вообще было невозможно, однако потом привыкли и не замечали, как скрипело, свистело и гудело нутро большого крейсера.

Вообще, как оказалось, крейсер «Дмитрий Пожарский» был заслуженным кораблем, он был спущен на воду в 1952 году в Ленинграде, а с 1955 года вошел в состав действующего флота. С тех пор он сходил в множество дальних походов, был на боевой службе в Индийском океане, следил за американским авианосцем Constelation, который маневрировал на боевом дежурстве в Персидском заливе. Крейсер побывал в десятках стран с заходом в порты – Могадишо, Карачи, Бомбей, Коломбо, прошел в общем более двухсот тысяч морских миль. В 1990 году был продан индийской компании на металлолом.

Вот на таком заслуженном корабле проходили морскую практику первокурсники ТОВВМУ им. С. О. Макарова. Набили, конечно, себе шишек! Марков помнил, как стоял на посту во время стрельб на правом шкафуте и пренебрег требованием обязательно надеть наушники. После выстрела 100-миллиметровой пушки, которая была метрах в двадцати от него, ему показалось, что его шарахнули по голове молотом, да так, что ни слышать, ни говорить, ни даже дышать он не мог минут тридцать. Старшина на него кричал в полный голос, мол, какого черта он тут прохлаждается без наушников, а Алексей только мотал головой и ни слова не слышал! Его отвели в лазарет, где он пролежал остаток дня просто глухой тушкой.

Там же, на крейсере, впервые познакомились с крысами. Матросы их звали «Ларисками», они были везде. Поначалу все были очень напуганы и плохо себе представляли, что делать, если она ночью прыгала тебе на шконку (это подвесная кровать) прямо с трубы, которая проходила прямо над твоей головой. Потом матросы с крейсера научили нас с ними разбираться. Ставилась своеобразная ловушка из проволоки прямо на трубе, и все ожидали момента, когда крыса туда попадет и повиснет в петле. Тогда ее аккуратно снимали с трубы прямо в проволочной петле и кидали в пустую гильзу от снаряда главного калибра, где она отчаянно визжала, попав в кучу своих сородичей. За десяток таких «усатых морд» на камбузе (корабельная кухня) давали всякое разное угощение. Так вот и жили на крейсере целый месяц.

Тогда на практике они обошли вокруг Японии через Корейский пролив, далее с заходом в Советскую Гавань (стоянка четыре дня) и обратно во Владивосток через четвертый Курильский пролив и пролив Лаперуза.

Усталые, но совсем не худые (регулярное питание на крейсере к концу практики всем шло на пользу), не побежденные судьбой, все как один вернулись на базу, и, когда их привезли в училище и дали полдня на сборы и отправление в летний отпуск, многие повалились на курсантские койки и спали в тиши училищной казармы до следующего утра, благо никто их в это время уже не трогал.

Алексей же спать не стал, собрался в отпуск за полчаса и первым делом позвонил Виктории:

– Ну как там крейсер? – Она уже знала, что они морячили на «Дмитрии Пожарском».

– Да так, нормально! А мы увидимся? – он старательно подавлял в себе нотки нетерпенья.

– Ну приезжай в яхт-клуб, я свободна!

Алексей чуть не закричал в трубку:

– Конечно, дорогая, я за тобой заеду домой!

Он уже выскочил по трапу на выход из корпуса и дальше к КПП. Его охватило такое чувство свободы и вседозволенности, как никогда раньше! Он почти бежал к остановке автобуса, чтобы добраться до своей квартиры на улице 25-го Октября. Ему хотелось кричать от радости, что с завтрашнего дня не будет подъемов и проверок, осмотров и всяких построений, вахт и дежурств, по крайней мере, целый месяц! Это чувство первого дня отпуска залезло ему под корку, оно въелось во все существо Алексея, он запомнил это на всю жизнь, и впоследствии, когда ему выпадал отпуск, это чувство возвращалось, вскипало в нем, будило самые смелые замыслы и планы, придавало силы и буквально проясняло весь смысл его дальнейшей жизни.

Этот первый день первого в своей жизни отпуска Алексей запомнил буквально по часам. Он прибежал домой, побросал форму как попало, надел джинсы и новую футболку, взял темные очки-капли, которые ему привез в подарок из рейса старый отцовский приятель Геннадий Синегурский, тоже судовой механик, ходивший в «загранку».

Перед квартирой Виктории он постоял немного, осмотрел себя – загорелые руки эффектно смотрелись с белой футболкой – и, удовлетворенный своим видом, протянул руку к звонку. Дверь вдруг открылась, как будто Вика смотрела в глазок и открыла ему сама. Она стояла на пороге, смотрела прямо на него, загадочно улыбалась. Он потянулся за очками, которые еще не успел снять, как она сама сняла их легким движением и… обняла, обхватив шею и прижавшись к нему всем телом.

Марков тут же улетел в астрал, голова закружилась, и он понял, что сегодня, сейчас это произойдет! Он подхватил ее на руки и бережно, по крайней мере, ему так казалось, понес ее на диван в гостиную. Они погрузились в водоворот поцелуев, и только через несколько минут Вика вдруг низким голосом сказала:

– Погоди, Леша, я хоть дверь закрою!

Алексей заметался, в эту паузу непонятно было, что ему делать, хотя он, конечно, уже тысячу раз в мыслях прокручивал этот сценарий, все равно не мог сосредоточиться. Она вернулась не сразу, зашла куда-то, появилась перед ним в одной футболке и, улыбаясь, толкнула его спиной на диван, упала рядом. Марков стащил с себя не без труда все одежды, Вика сдернула с себя футболку. Он задохнулся от нахлынувших на него ощущений, прикоснулся губами к ее упругой коже и начал целовать ее наливающуюся грудь.

Марков уже знал некоторые детали процесса, у него уже был опыт в Суворовском училище, однако он не смог удержать плоть и, как говорится, «не доехал» до цели, очень смутился, однако Виктория (девушки почему-то всегда мудрее мальчиков-сверстников) потащила его в ванную комнату, где они забрались вместе в теплую пенную воду, плескались, смеялись, смущение улетучилось, само собой.

Потом они стояли под душевой струей, прижавшись друг к другу телами, Вика дрожала, а Алексей целовал ее во все места, потом бросил на пол махровое полотенце, и, растянувшись на нем, они сделали это теперь уже очень уверенно, несколько раз, до пота, до стона, до замирания, до беспамятства.

Он очнулся в постели Вики, за окнами была темень.

– А где родители? – Алексей чувствовал себя, как после хорошей физической нагрузки, все мышцы болели.

– Они уехали в отпуск, в Сочи!

– А ты что же?

– А я осталась тебя ждать!

Глава 4. Без вины виноватые

Летний отпуск пролетел почти мгновенно, несколько дней Алексей провел с Викторией. Не выходя из квартиры, они перекусывали бутербродами, пока все не кончились – наконец до них дозвонилась мама Алексея, и пришлось врать ей, что они ходили с ребятами на яхте на остров Попова загорать и купаться. Вечером он поехал домой и прямо с порога сказал матери:

– Мамочка, кажется, я женюсь!

Мама Алексея, мудрая женщина, сказала, что это все понятно, мол, пока не торопись, что не надо жениться на каждой девушке, с кем ему удалось, мягко говоря, провести ночь или даже несколько ночей. Они даже повздорили немного, потом все успокоились, и Алексей вдруг почувствовал дикий голод, а у мамы всегда был полон холодильник всякой еды. На том и закончили прения.

Начались занятия второго курса в училище, все потекло по намеченной траектории, уже было полегче, начались интересные для будущих штурманов предметы. Местные (Алексей относился к этой категории курсантов) ходили домой почаще, однако с ночевкой их не отпускали, поэтому многие ходили на танцы, активно знакомились и ухаживали за девушками, времени стало хватать на все.

Виктория тоже была занята в университете, и они виделись редко. Они иногда перезванивались по телефону, однако в очередь к городскому аппарату в жилом корпусе курсантов штурманского факультета была такой длинной, что хватало только сказать последние новости и совсем было не до сантиментов.

Курсантов второго курса называли «без вины виноватыми» и неслучайно, так как, по статистике, основными нарушителями дисциплины в училище были именно второкурсники, которые, пережив тяготы первогодков, начинали утверждаться в своем новом статусе, ходили в самоволки, употребляли спиртное, в общем, вели себя, как уже опытные «старички». А училищное начальство бесцеремонно изгоняло нарушителей из своих рядов дослуживать положенные сроки в действующие подразделения флотов.

В классе Алексея тоже были потери, не все доучились до конца учебного года – сами виноваты, надо было быть умнее. Марков усиленно зубрил штурманскую науку, ему нравилось, он серьезно готовился в моря. Джаз-банд штурманского факультета уже вовсю играл на танцах в училищном клубе, свободного времени почти не было, и Алексей редко виделся с Викторией, с удивлением обнаружив, что их встречи уже не приносили ему той первобытной радости, которую он испытал год назад. Постепенно их отношения охладели и перешли в статус «хороших знакомых».

Завершался второй курс училища корабельной практикой на учебном корабле «Бородино». Обитаемость учебного корабля не шла ни в какое сравнение с условиями жизни курсантов на крейсере. По условиям обитаемости это был круизный лайнер, каюты и кубрики с кондиционером, превосходное питание, просторные учебные классы, все было очень комфортно и удобно, по крайней мере, Алексею так это показалось. Началась штурманская практика на самом деле. Вместе с преподавателями они вставали по ночам на астрономические занятия, учились работать с секстаном, измерять высоты светил, разбираться в ночном небе, определять точное место корабля в бескрайних морских просторах. Алексею все больше нравилась эта профессия. Он выиграл несколько конкурсов на точность определения места в море по высотам светил, уже завоевал славу «вечного пятерочника».

Параллельно грыз английский язык. Алексей считал его основным для мореплавателя, поэтому поступил на курс военного переводчика в училище и взял с собой на УК «Бородино» учебники и большой англо-русский словарь. Еще отец научил его делать словарные карточки, небольшие картонные квадратики, с одной стороны которых были написаны английские слова, а на обороте – их перевод, и он каждый вечер занимался заполнением словарных карточек по разной тематике. Этот метод действительно был эффективным, слова запоминались очень хорошо.

Учебный корабль на пять суток зашел во вьетнамский порт Камрань, как принято говорить – для пополнения запасов. В основном это была пресная вода и бананы, которые выдавали на вечерний чай еще несколько дней.

В те времена в Камрани была размещена оперативная эскадра Тихоокеанского флота. Стоянка выдалась очень интересной.

Алексей был во Вьетнаме впервые, да и, вообще, за границей впервые, его интересовало буквально все, особенно что связано с жизнью и бытом других людей, поэтому он записался и дважды посетил вьетнамскую деревню, познакомился с вьетнамской семьей и даже почерпнул какие-то знания об их быте.

Он пытался общаться на английском, однако лейтенант Фу, как он назвался, когда-то учивший английский в школе, понимал его отрывочно, а говорил совсем плохо. Единственное, что Алексей усвоил из разговора, что он линсо, по-вьетнамски – русский.

Семья лейтенанта Фу, состоящая из четырех человек, размещалась в небольшом собственном одноэтажном домике, где были две небольшие спальни и комната – гостиная, она же кухня и столовая, общей площадью, наверное, метров двенадцать-пятнадцать. С улицы их дом напоминал небольшую деревянную коробку с тростниковой крышей, стоящую на сваях. Вьетнамцы были очень радушны и напоили Алексея необычным для него чаем с маленькими сушеными бананчиками.

Алексей, конечно же, едал бананы и раньше, те, к которым мы привыкли – большие желтые плоды. Эти же были маленькие и сморщенные, но очень сладкие, с необычным вкусом.

Когда на следующий день Алексей снова посетил семью лейтенанта Фу, его встретили очень приветливо, как старого знакомого, долго что-то обсуждали и цокали языком, потом жена лейтенанта вынесла плошку белейшего риса и поставила ее перед ним, потом добавила несколько небольших чашечек с какими-то цветными жидкостями. Алексей почувствовал себя неловко, за столом сидели дочери офицера пяти и десяти лет, худенькие маленькие вьетнамочки, а перед ними лежали только маленькие сушеные бананчики. Алексей жестами пояснил, мол, спасибо, но давайте все-таки вместе есть рис, мол, ему одному неудобно. Лейтенант Фу долго что-то обсуждал с женой, обращаясь и к нему тоже, пододвигая плошку с рисом опять к Алексею. Алексей из уважения попробовал большой деревянной ложкой со странной короткой ручкой рис, макнув его предварительно в чашку с темно-желтой маслянистой жидкостью. Неожиданно оказалось вкусно. Он заулыбался, а вьетнамцы закивали головами и радостно загалдели, что, мол, зря отказывался – вкусно ведь!

Алексей на прощание подарил лейтенанту военно-морскую пилотку с офицерской кокардой, которую выкупил у мичмана, хозяйственника с УК «Бородино», отдав ему все имеющиеся наличные деньги, порядка восьми рублей. Лейтенант Фу взял подарок и, вытянув ладони вперед, встал на колени, жена и дети встали в низком поклоне, Алексей смутился еще больше и пулей выскочил из их дома.

Когда УК «Бородино» отчаливал от пирса Камрани, курсанты собрались на астрономической палубе и наблюдали за швартовкой и отходом, было весело, все обменивались впечатлениями, разговаривали, понимая, что через неделю будут дома. Алексей смотрел на большую группу провожающих вьетнамских военных и вдруг заметил, что один из офицеров оцепления у самого края пирса вдруг стал по-военному отдавать честь отходящему кораблю. Его фигура показалась очень знакомой Алексею. Да это же был лейтенант Фу! Он узнал его и, перейдя на спардек, начал махать офицеру рукой – прощай! Через минуту фигура ответила прощальным взмахом: пока, линсо!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70015129&lfrom=174836202) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.