Василий Морской "Земные рассказы. О людях и не только"

– А я говорю, был аут! – Кирилл Константинович упаковал ракетки в чехол и, взяв спортивную сумку, пошел в корпус принимать душ и переодеваться. Продолжать турнир после этого уже не стали, разъехались по домам. Больше они в бадминтон не играли, а через год Алексей поступил в Суворовское училище и уехал из родительского дома насовсем.

Цель

Глава 1. Первые шаги

Почему Алексей Марков после окончания восьмого класса средней школы подался в Суворовское училище, он сам плохо понимал. С детства он помнил, когда отец приходил домой со службы, все было подчинено только его желаниям. Мама суетилась вокруг него, кормила, а Алексей сидел за столом и слушал их негромкий разговор. Служебный китель отца источал неведомые ему тогда запахи стали и краски, смешанные с запахами моря и свежего морского воздуха.

Его звание звучало капитан-лейтенант, а должность – командир БЧ-5 (боевая часть №5 – электромеханическая команда), это завораживало, будило в воображении картины трудной морской службы. Семья Марковых жила тогда на Русском острове, что вблизи Владивостока, в служебной квартире военного городка, в небольшом доме из красного кирпича, построенном пленными японцами. Мимо частенько строем проходили матросы, которым старшина командовал в такт:

– Р-раз! Р-раз! Р-р-раз, два, три! Подтянись!

Алексей с отцом частенько ходили купаться на пирсы, вдалеке виднелись шаровые (покрашенные серой шаровой краской) корпуса катеров и тральщиков. Народу тогда на Русском острове было мало, только офицерские семьи. Остров в те времена был закрытой территорией для посещения гражданских и жил своей отдельной флотской жизнью. По субботам объявлялась большая приборка (это просто уборка всего и везде), на улице матросы мели улицы и тротуары, весной красили бордюры белой краской, играла музыка из репродукторов, настроение было у всех приподнятое. В семье Марковых тоже было весело, потому что у папы в субботу был короткий день. Несмотря на это, в квартире тоже должна была производиться большая приборка и каждый знал свой маневр. С малолетства Алексей привык, что мыть палубу (то есть пол в квартире) надо было на два раза: сначала мокрой ветошью (тряпкой), а потом хорошо выжатой ветошью уже начисто. Переборки (стены квартиры) никто не трогал, так как на них были наклеены желтые в полоску обои, а подволок (потолок) два раза в год – весной и осенью – белился, чтобы выглядеть чистеньким. Поэтому и будущее Алексея просматривалось семьей на военно-морском флоте, хотя он не помнит, чтобы отец об этом прямо высказывался.

Папа вообще любил выражаться по-флотски, и Алексей до сих пор помнил эти слова, вросшие в его мозг навсегда: харчить (есть, принимать пищу), гальюн (туалет), пехотинцы (бестолковые люди, рохли), баночка (стул), каюта (комната), камбуз (кухня), драить (чистить, мыть) и так далее. Папа все умел, и всегда у него был ответ на любой вопрос. Все в его жизни, а соответственно, и в семье Марковых было подчинено определенному распорядку.

Алексея это не напрягало, а иногда даже нравилось, когда каждую зиму они обязательно ходили на лыжные прогулки, катались на коньках, а летом летали на самолете к родителям отца в станицу Голубицкую в Краснодарский край, купались в Азовском море.

Там, в Голубицкой, была отдельная жизнь, когда маленький Алеша много времени проводил с дедушкой Костей и его собаками. Константин Иванович Марков, дедушка по папиной линии, был известный собаковод и вырастил немало служебных восточноевропейских овчарок для милиции, за что имел благодарственные грамоты. Мамаша этих щенков тогда была еще жива – умнейшая собака по кличке Волна.

Дедушка выпускал Алексея с ней на прогулку и говорил всегда именно ей, Волне: мол, смотри не потеряй его, ну то есть Алексея. И она вела его по своему маршруту по станице, а он гордо вышагивал, ведя ее на поводке, хотя понятно, что это его она выгуливала, присматривая, чтобы он не выпустил поводок и не потерялся.

Как-то однажды ночью на Русском острове случилась большая суматоха, и папа сорвался, как потом выяснилось, по тревоге. Был срочный выход в море, так как в залив Петра Великого зашла американская подводная лодка, нарушив государственную границу. Двое-трое суток его не было, потом очень поздно он вернулся домой усталый, очень грязный, в машинном масле и пахнущий мазутом. Оказывается, на корабле на ходу отказал один из дизель-генераторов, и они всей машинной командой его чинили. Ведь БЧ-5 – это электромеханическая часть, отвечающая за работу всех механизмов на корабле, а его отец был командиром этой электромеханической части на своем тральщике.

Отец был немногословен, рассказывал мало, но Алексей понимал, что не все можно рассказывать даже семье. Однажды в воскресенье он взял их с мамой на свой тральщик, там было много гражданских – семьи и знакомые, был день открытых дверей, и они долго ходили по тесным проходам, запинаясь о высокие комингсы – такие специальные пороги у дверей, стукаясь иногда головой о выступающие трубопроводы и вентили.

Попав в папину каюту, Алексей сначала даже не понял, что здесь живет в плавании его отец, такая она была крошечная! Правда, другие оказались еще меньше, там почти везде жили по двое, по трое моряков, а в матросском кубрике так и вообще ввосьмером.

Одноместные же каюты были только у командира тральщика, командира БЧ-5 и командира БЧ-1, главного штурмана корабля. Алексей узнал эти запахи, именно их отец и приносил домой: запахи металла, краски, машинного масла – и свежего хлеба! Да-да, всех пригласили в кают-компанию офицеров, где очень приятный командир корабля капитан 2 ранга Безусов Александр Иванович угощал флотским борщом, макаронами по-флотски и, конечно, флотским компотом со свежеиспеченным хлебом. Казалось, ничего вкуснее этого хлеба Алексей никогда не ел.

Интересная вещь – память, она записывает некоторые события, вкусы, запахи глубоко под корку, а некоторые не записывает вовсе или просто стирает навсегда…

Спустя много лет Алексей помнил такие слова, как пуля, мизер, бомба, а став постарше, он понял, что это словечки из преферанса, карточной игры интеллектуалов и офицеров. Отец очень любил преферанс, и компания игроков из близких друзей и знакомых семьи часто собиралась по субботам на кухне и в сигаретном дыму, попивая коньячок, как они говорили, расписывала пулю. И это действо тянулось до середины ночи.

Шли годы, и отца перевели военпредом на судоремонтный завод в бухте Улисс, и семья переехала в коммунальную квартирку, всего в одну комнату, в Диомиде, так назывался район Владивостока, что располагался на берегах бухты Диомид. Соседями у них была семья старшего механика с китобойной базы «Советская Россия», которая занимала целых две комнаты. Тогда же Алексей попробовал мясо кита и краба, ему очень понравилось. Собственно, тогда же сосед дядя Саша и подарил Марковым сапожную ложку, сделанную мастерами китобойной базы из китового уса. В Диомиде родилась сестра Людмила, причем Алексей точно помнил, что, когда его спрашивали, как назовем сестру, имя Людмила было именно его выбором. Через какое-то время семья переехала на улицу Спортивную в дом №9, где маме дали двухкомнатную квартиру в четырехэтажном кирпичном доме, называемую в народе «распашонкой». Папа служил на номерном судоремонтном заводе военным представителем, мама писала диссертацию, Алексей пошел в первый класс, и это, похоже, было началом его осознанного пути.

Каждое утро Алексею надлежало пробежать три круга по двору, а потом обливаться холодной водой, стоя в ванне. С самого начала эта экзекуция была ему не по нутру, но приходилось терпеть. Отец не хотел даже и слышать возражений, и Алексей поначалу очень стеснялся, когда бежал по утрам зимой и летом, когда дворничиха причитала:

– Ой, опять Лешеньку бежать на улицу выгнали!

Но отец был непреклонен, и, когда подросла Людмила, она бегала с Алексеем, только на круг меньше. Во дворе говорили: вон Марковы опять бегут! Когда они выросли, они поняли, что к чему, зачем обливания, и бег по утрам, и все такое! Но тогда, в детстве, они делали это из-под палки.

Отец работал военпредом по гражданскому графику, рабочее время было отмерено, как у всех – с 8:00 до 17:00, все нормализовалось, боевых тревог на заводе не было. Мама защитила докторскую диссертацию, а ей еще не было и сорока лет, возглавляла онкологическую кафедру в медицинском институте, семья зажила стабильно и сыто.

Отец никогда не заговаривал с детьми о будущем, как будто само собой подразумевалось, что Алексей пойдет по его стопам, а он и не возражал. Они только раз поговорили, что дорога в высшее военное училище может лежать через Нахимовское или Суворовское училище, где ребята проходят серьезную двухлетнюю подготовку и после его окончания легко поступают в «вышку». Мама выяснила, что совсем рядом, в Приморском крае, есть Уссурийское суворовское училище, предложила: может, туда? Разговоры разговорами, а стало ясно, что к военной службе надо готовиться.

Отец научил Алексея грести на весельной лодке. Он помнил первые кровавые мозоли, которые сразу появились от отсутствия навыка гребли, однако папа спокойно отреагировал на его испуганный взгляд на окровавленные руки – до свадьбы заживет!

Они с отцом ходили на шестивесельном яле (шлюпка для шести гребцов и одного рулевого) под парусом, что приводило Алексея в какой-то первобытный восторг. На поворотах папа, сидящий на руле, как и подобает командиру шлюпки, закладывал крутой галс (путь движения парусного судна с поворотом).

Иногда черпали бортом воду, сотни брызг обдавали всех сидящих в яле матросов и Алексея, полное удовольствие, смешанное со страхом попасть в оверкиль (опрокидывание шлюпки на крутом повороте вверх дном).

Конечно, именно отец научил его не бояться и любить море, а также многим практическим жизненным навыкам. Часто всей семьей, с друзьями они отправлялись в походы по островам Рикорда, Попова, Рейнике, где ночевали в палатках, ловили рыбу, купались, отдыхали. Отец научил Алексея правильно разжигать костер, ставить палатку, организовывать, а точнее, разбивать лагерь. Все члены семьи ныряли с ластами, масками и трубками (сейчас этот способ ныряния называется снорклинг) за мидиями, трепангами и гребешками, которых в те времена водилось огромное количество и их вылов был не запрещен. Наловив в сетку гребешка, рассаживались вокруг костра и терпеливо ждали, когда раковина на огне вспухнет и откроется, тогда вырезали острым ножом самой вкусное – мускул гребешка, распахивали раковину полностью, остальные внутренности аккуратно складывали в баночку – они годились на наживку, ведь на гребешок брала и крупная камбала, и красноперка, а потом ели белый мясистый, чуть сладковатый гребешковый мускул, обильно полив выжатым лимончиком – полный улет!

Так летели школьные годы, и после окончания восьмого класса Алексей самостоятельно решил поступать в ближайшее к Владивостоку Суворовское училище, и неожиданно для его одноклассников и для родителей он поехал в Уссурийск, что в ста километрах от Владивостока, прошел медкомиссию, сдал экзамены и поступил в Уссурийское суворовское училище.

Лишь одно событие тех времен перевернуло его жизнь навсегда – умер отец. Он так и не узнал о поступлении Алексея в СВУ. В семье, где мама была доктором наук и практикующим врачом, где всегда была гора медикаментов на разные случаи, Кирилла Константиновича спасти не удалось – обширный инфаркт миокарда.

Алексей уже был зачислен в Суворовское училище и участвовал в первичных сборах курсантов-суворовцев. Неожиданно его вызвали к начальнику училища. Алексей прибыл со своим классным офицером в кабинет к начальнику, где ему и сообщили эту новость. Ему первому из всего набора выдали черную с красными лампасами суворовскую форму и отпустили в отпуск на трое суток для участия в похоронах.

Алексей ехал в рейсовом автобусе во Владивосток и понимал, что с этого момента ему придется принимать все решения в своей жизни самому, и вдруг поймал себя на мысли, что почему-то не сильно огорчен этим обстоятельством.

Глава 2. Яхты. Море. Пароход

Алексей Марков оканчивал Уссурийское суворовское военное училище с одной четверкой по химии, и ничего нельзя было с этим сделать. У него не заладились отношения с химичкой с самого первого урока еще два года назад. Наталия Александровна была маленькой, очень симпатичной молодой женщиной с красивыми ногами и прекрасной фигурой, по крайней мере, так казалось всему 4-му классу 2-й роты. На каком-то из первых уроков она привела класс на лабораторные занятия в химический кабинет, построила всех вдоль стены и нудным менторским голосом начала урок. По стройному ряду курсантов пошли небольшие смешки и разговоры, мол, могла бы и посадить нас за столы. Очень смешно смотрелась маленькая учительница химии с указкой в руке, шагающая вдоль строя высоких и не очень, однако все равно выше нее курсантов. Такая маленькая «Наполеоночка» выходила. Но это ведь военное училище, и она, – зная, что все понимают дисциплину, а она здесь командир, – скомандовала:

– А ну-ка, смирно!

При этом она ударила сгоряча указкой по ноге, указка треснула и сломалась, да так, что зацепила нейлоновый чулок Наталии Александровны, на котором сразу образовалась приличная дырка. Она отбросила в сердцах обломки указки в сторону мусорного ведра, но прочная (тогда советская) нейлоновая нитка, зацепившись за обломок деревянной указки, распустила практически весь чулок от колена, оголив красивую ножку, но больно уж все это выглядело нелепо, и народ, не выдержав, заржал.

Химичка выбежала из лаборатории. Алексей был старшиной класса и зашикал на товарищей, мол, нехорошо вышло, но вроде мы ни при чем, поэтому пойду успокою и верну учителя в класс. Он выскочил в коридор учебного корпуса и заглянул в ближайшую приоткрытую дверь, это была кладовая химических реактивов, всяких химических банок и склянок. Дернул дверь на себя и влетел в кладовую. Этот миг он запомнил навсегда! Наталия Александровна стояла босиком на куске картона совсем без юбки, вернее, в юбке, которая была задрана вверх, и снимала второй чулок!

У Алексея перехватило горло, и он не мог вымолвить ни слова, просто стоял и смотрел на ее красивое тело и ноги. Она повернулась к нему всем телом и с перекошенным от гнева лицом прошипела:

– Чего еще тебе надо?!

В общем, тогда все улеглось каким-то образом, но лично Марков получил за первую четверть конкретную тройку, потом опять тройку, химичка не простила ему конфуза, а в итоге в аттестат Алексей еле выторговал четверку, хотя очень надеялся на золотую медаль, но не получилось!

Положение о Суворовских военных училищах (СВУ) в те времена гласило, что выпускников, кто желал продолжать обучение в танковых, общевойсковых (пехотных), артиллерийских и прочих армейских военных вузах, зачисляли в эти вузы прямо во время выпуска из Суворовского училища. Их переодевали сразу в курсантскую форму того вуза, который они выбрали, отправляли в отпуск, а потом курсанты сразу отправлялись на учебу.

Алексей Марков и еще несколько выпускников из его роты изъявили желание поступать в Тихоокеанское высшее военно-морское училище им С. О. Макарова во Владивостоке. Им предстояло сдать вступительные экзамены на общих основаниях и только в случае зачисления отправиться в отпуск, а потом прибыть в училище на учебу. Все эти перипетии Марков со товарищи преодолели успешно и с сентября начали обучение в военно-морском училище.

Особо Алексею повезло в отпуске, он остался в городе. Стояла августовская жара, и он часто ездил на городские пляжи и однажды встретился со старым знакомым отца, Виктором Павловичем, который остановил юношу со словами:

– Алексей?! Марков?! Ну, ты и возмужал! Еле узнал тебя!

Они не виделись с самих похорон отца Маркова, который два года назад неожиданно умер от инфаркта.

– Пошли с нами на яхте, пройдемся по заливу два-три часа, искупаемся, если захотим, в чистой водичке… – Имелся в виду Амурский залив.

– Да я ничего не умею на яхте… – Алексею было страшновато, но при этом очень хотелось попробовать себя на парусном судне.

Яхта у Виктора была, так, по крайней мере, показалось Алексею, огромной деревянной красавицей старого немецкого проекта, еще довоенной постройки, краснодеревая, одномачтовая, с вместительным кокпитом – пространством для яхтсменов, где были несколько сидений с мягкими кожаными подкладками и местом рулевого. Название у яхты было тоже романтическое – «Виктория», она была названа в честь дочери первого владельца яхты, а Виктор Павлович сказал, что, когда яхта ему досталась, не стал ее переименовывать. Ступать в обуви на палубу было категорически запрещено. Снимали кроссовки на трапе и босиком шли по блестящей от лака деревянной палубе. Только Алексей ступил на палубу и соскочил в кокпит, из кубрика выглянула русоволосая девушка и тихим голосом сделала ему замечание:

– На лодке не принято прыгать, можно соскользнуть за борт. Надо аккуратно переступать.

– Вика, не приставай к человеку, он первый раз на лодке! – Алексей смутно вспоминал, кто это, дочка Виктора вроде была еще маленькая…

– Ну, что застыл? – Виктор подтолкнул легонько Алексея к ней. – Это же Виктория, наша с Ириной дочь, ты что, не узнал ее?

Да, это была Вика, когда-то маленькая, нагловатая и визгливая девчонка, с которой он виделся лет десять назад на каком-то семейном мероприятии. Теперь же перед ним стояла улыбающаяся загорелая русоволосая девушка в коротеньких шортах и полосатой футболке. Алексей замялся, покраснел, потом подал ей руку, она ее крепко пожала и просто сказала:

– Понятно, первый раз на лодке, тогда спускайся вниз, я все тебе здесь покажу!

– Давай-давай, дочь! Отходим минут через десять! Готовьте лодку!

Алексей спустился в кубрик и увидел тетю Иру, точнее, Ирину Витальевну, жену Виктора, в оранжевом спасательном жилете. Больше никого не было. Вчетвером пойдем в море?! Алексей был неробкого десятка, но тоже надел жилет и начал вникать в нехитрые, но важные премудрости поведения ради безопасности на парусном судне. Виктория расставила всех по местам, объяснила Алексею его обязанности на отходе. Отчалили и на малом ходу под тихий рокот дизельного мотора пошли на выход из гавани. Класс! Алексей почувствовал себя на вершине блаженства. Неторопливо вышли в Амурский залив, подул ветерок, поставили паруса: грот и стаксель. Паруса пополоскали совсем чуть-чуть, потом наполнились ветром, и в полной тишине (дизель заглушили) лодка пошла набирать ход. Вот именно эти первые ощущения запомнились Алексею на всю жизнь, и именно тогда, видимо, возникла его непреодолимая тяга к яхтингу.

Крейсерская яхта типа Л-6 была предназначена и для гонок, и для морских путешествий с почти неограниченным районом плавания. Внешние борта были выкрашены в традиционный для таких лодок белый цвет и блестели на солнце, омываемые набегающей морской волной. Путешественники сидели в кокпите на штатных местах: Виктор на руле, Алексей отвечал за шкоты стакселя (это такие веревки, которые нужно было натягивать или ослаблять в нужное время или по команде капитана), Виктория отвечала за шкоты грота, а Ирина была у них на подхвате, потому как на резком крене яхты приходилось набивать (натягивать) шкоты вдвоем, в четыре руки. Шли очень ходко, изредка помахивая соседским лодкам – в выходной день в акватории было много парусов.

К концу дня погода стала портиться. Виктор уже решил возвращаться на базу, как неожиданно резко налетел северный ветер, верхушки волн пенились и срывались. Во Владивостоке в августе это случалось нередко. Путь в яхтенную гавань лежал прямо против ветра, это для парусного судна даже очень хорошо, однако скорость снизилась, и приходилось идти галсами, пересекая линию ветра то вправо, то влево, Виктор дал команду надеть штормовые непромокаемые куртки. Оказалось, на яхте есть практически все, что может потребоваться в любой морской ситуации.

Начинало темнеть, ветер усиливался, все промокли до нитки, брызги встречного ветра и волн сделали свое дело. Стаксель пришлось скинуть, на ветру и качке Вика с Алексеем стояли на коленях на носовой палубе и пытались убрать парус в форпик, в пространство под носовой верхней палубой, иначе его бы просто смыло!

Руки сводило от непривычной нагрузки, однако Алексей не мог показать слабость и пытался изо всех оставшихся сил помогать или хотя бы не мешать. Виктор запустил двигатель, это помогло стабилизировать лодку на курсе, а когда приблизились к береговой черте, качка улеглась, ветер уже не мешал, как в открытом море, огромный город прикрывал Спортивную гавань, где обычно швартовалась яхта Виктора. Уже ближе к одиннадцати вечера на дизеле вошли в ковш Спортивной гавани и пришвартовались к причалу на свое место. У Алексея дрожали руки и колени, но было спокойно и приятно, что команда справилась и пришла в порт целой и невредимой.

– Ну что, моряк, зачислять тебя в экипаж нашей «Виктории»? – Алексей даже не мог поверить, до такой степени он боялся показаться балластом на яхте!

– Я… конечно, да… если вы считаете, что я… смогу! – Он сбивался под строгим взором Вики, глаза которой светились в сумраке кубрика игривым смехом.

– Если команда не против, принимаем Алексея Маркова матросом на яхту «Виктория» восемнадцатого августа сего года!

– Команда не против! Проверили парня, наш человек! Я и не сомневалась! – сказала Ирина Витальевна,

– Мы не против! – просмеялась Вика, отжимая промокшие вещи в ведро. Так и стал Алексей нежданно-негаданно яхтсменом.

Этим же летом они еще пару раз сходили в море, даже как-то с ночевкой на острове Рейнеке. Алексей освоился с обязанностями шкотового и действовал со знанием дела. Виктор Павлович хвалил Алексея за сметливость и быстрое схватывание и отработку яхтенных навыков, много рассказывал об отце Алексея, они работали с ним на номерном судоремонтном заводе в бухте Улисс почти десять лет. С Викой установились хорошие приятельские отношения, они гуляли по отдаленным пустынным пляжам Рейнеке, удивлялись, почему раньше не получалось видеться чаще. Марковы бывали раньше здесь, Алексей хорошо ориентировался на Рейнеке, знал места, где ловилась рыба, а где можно было понырять и достать трепанга или даже, если повезет, вытащить гребешка.

Алексей понимал, что в сентябре начинает учебу в военно-морском училище, а там присяга и служба Родине непонятно где и как. Он не хотел никаких обязательств, поэтому на откровенные намеки Виктории отвечал аккуратным непониманием. Вечером, когда родители Вики устроились на ночевку в палатке, они остались ночевать на лодке, благо на Л-6 места было полно.

Вика, видимо, решила взять эту неприступную крепость, пошла в атаку и разрешила себя поцеловать. Алексей, имевший уже опыт общения с дамами в Суворовском училище, маневрировал успешно, то есть поцеловал девушку, и не раз, но дальше дело не пошло, наконец усталость взяла свое, и, нацеловавшись вдоволь, они улеглись в «гробах» спать. «Гробом» назывались небольшие помещения по правому и левому бортам лодки в кубрике с мягким матрасом, уходящие под кокпит, размером ровно чуть толще взрослого человека. Поэтому Алексей залез ногами вперед в гроб правого борта и, не раздеваясь, уснул сном праведника.

Утром, проснувшись рано, он выбрался на верхнюю палубу. Погода была сказочной, жара уже под 25 градусов! Недалеко оказался на якорях белый пароход с названием «Тайга». Матросы красили белой краской борта, свешиваясь на подвесных люльках, играла музыка. Алексей засмотрелся на небольшой темно-синий флажок на мачте с каким-то черным знаком и военно-морским флажком в углу. Для него это была загадка.

Вика вышла, потягиваясь, и предложила сгонять на надувной лодке на берег, забрать родителей и вместе позавтракать. Так и сделали.

На завтрак сделали омлет на газовой плите, потом пили чай с бутербродами и вчерашними гребешками.

– Какой красавец гидрограф, встал, наверное, привести себя в порядок, подкрасить борта перед заходом во Владивосток! – Виктор показал на корабельный флаг: – Видишь, там, на флаге, изображен маяк и военно-морской флажок? Это означает принадлежность к ВМФ, но это судно относится к гидрографической службе Тихоокеанского флота. Я как-то года два назад участвовал в ходовых испытаниях после ремонта одного такого гидрографического судна, мне очень там понравилось. А ты где планируешь служить после училища?

Алексей даже не знал, как на это ответить, только промычал чего-то невразумительное, типа пока не знаю, определюсь позже.

– Ну, папа, ты и спросил! Он же первокурсник, чего с него взять! – Виктория мстила по-тихому за вчерашнее.

Виктор Павлович подробно описал, что ему удалось увидеть на гидрографе. Капитан и помощники – офицеры, как правило, выпускники училища им М. В. Фрунзе в Ленинграде, единственного вуза в стране с факультетом подготовки гидрографов, а средний командный состав и матросы – гражданские лица. Есть даже женщины, которые готовят пищу, накрывают в столовой, медики и научные сотрудники.

– Вот это точно то, что тебе нужно! – Виктория добивала Алексея за несговорчивость, встала из-за стола и направилась в кокпит готовить яхту к подъему якоря и началу движения. Алексей не отвечал на ее выпады, тоже начал готовить шкоты к постановке парусов.

Уже когда отошли от Рейнеке и пошли на бухту Славянка, где компания собиралась пособирать гребешка, Алексей еще раз завел разговоры о гидрографе. Виктор рассказал все, что знал: эти суда, а принято называть их гидрографическими судами, очень много ходят, морских задач перед гидрографией флотов стоит уйма – от контроля за запуском космических кораблей до изучения толщи вод морей и океанов в военных целях.

Марков потом не раз вспоминал эти разговоры на яхте, но особенно ему понравился сам гидрографический корабль, вернее, судно, его внешний вид и оснастка, множество антенн, катера, подвешенные на мощных талях, и вообще. Кода они снялись с якоря на «Виктории», Виктор сознательно, специально для Алексея сделал круг вокруг гидрографа, чтобы подробно его рассмотреть со всех сторон, и, когда они проходили мимо кормовой части «Тайги», две девушки на юте, кормовой палубе судна, весело смеясь, помахали им руками.

– Вот-вот, началось, помаши им в ответ, Лешенька! – Вика улыбалась и сверлила его взглядом. Ирина Витальевна грозно помахала ей кулаком:

– Ну что ты к нему прицепилась, ему через неделю на службу, считай, в тюрьму!

– Ну это ты хватила, в тюрьму! Отстаньте от парня, он стоит на пороге совсем другой жизни! – Виктор Павлович координировал беседу, но здесь Алексей неожиданно для всех перевел спокойным тоном разговор в другое русло:

– Я очень вам всем благодарен за этот мой отпуск, действительно, через неделю мне на службу, как там все сложится, я не знаю, но «Викторию» я не забуду никогда! – В этом месте Алексей поймал взгляд Вики, потом посмотрел на Виктора, который смотрел на них обоих.