Полупритворством убивая,
Томя лежалый снежный вой,
И отдаваясь не вставая.
Ты приготовилась навзрыд
Невинностью играть безбожно,
Смотри, зима, природ не сыт
Изыск, что беспорочен ложно.
Не верю в искренность твою,
И понимаю близость мести,
И по тебе судьбу крою
Без обещаний… честь по чести.
Душонка-масть
Скользить поверхностями… надо ли где глубже,
Открытия сокрытого ума,
Котомка, золотник, кошель, сума,
Будь, Моисей! Раздвинь распады, ну же!
Как мило понятое… исповедь зеркал,
Исчувствованность прежнего, броженье,
Ты искус само- amo выраженья,
Разменный coin, безцифирный нал.
Цена всему, лишь бестелесной Веге,
Арктур, Центавра… вычерпни же ночь,
Склонись, склонись….ты нижешь звезды неге,
Тебе ли вылюбить, тебе ли превозмочь.
Одну… и одного… в них счет неведом,
Границы лица образы не те,
Ты постигаешь, чтобы не убиться,
Ты видишь больше света в темноте.
На ощупь поцелуй… его глазница
Вселенным мраком близит, – возлюби,
Она не есть, жизнь, это смерти снится
Харона по-над Летой «let it be».
Ты ближе к расставанью первой встречей,
Не временем бессчастие искать,
Какие острые судьбы костлявой плечи,
Какая мягкая прокрустова кровать.
Куда идёшь… камо грядеши, душка,
Душонка-масть, не падшая скрижаль,
Не бейся оземь, прошлого полушка,
Не бойся невозможного не жаль.
По щучьему веленью
Куда уходит женщина…
В отчаянье, смирение… кристалл
Блистал огранкой чистого мгновенья,
Опал.
Тускнеет взор, привычатся желанья,
А новых… исчезает бледный след,
В ней будто гаснет бесконечный свет,
Ненужный никому и не опасный.
И понимает это… пристает
К себе же, неприученной к вопросам,
Как стрекоза, теперь уж не поет,
И грезит снова злобным муравьесом.
Куда уходит женщина, когда
Она уже себя не замечает,
И вроде горе даже не беда,
Но на глаза никто не отвечает.
Толстеет время, скука за углом,
И воздух сердца так порой разрежен,
Что опостылевший и неудобный дом
Как извращенец сатанистски нежен.
И забирает мертвая вода
Прискорбья бесполезных омовений,
И вроде не в грехе, да не сюда,
А щучьих не предвидится велений.
Четвертое желание
Это счастье одно… так оно ли знакомо,
Поведаньем опущенных в трепет ресниц,
И сердец опаленных исструп глаукома,
И недвижность когда-то речивых ли лиц.
Зов ли дух не змеи… ползунком греховодна,
Опривыченных миг, – ты зажгись, небосвод,
Сыт ли млечности путь или звёздность голодна,
А бывает ли устным пресыщенный рот.
То ли крик то ли вой по пустыням исстрастным,
Тут гордыня, тут падш… там аскеза любви,
Ненасыть этот пост нареченьем балластным,
Отрекаясь от тока бурлящей крови.
Этот берег крушений, – хлебать упокоя,
Или лучше на буре проспать миражи,
Или твари по паре заветом у Ноя
Расплодили родов вековых стеллажи.
Какое ещё не взрастишь выделенье
Ума ли, души, погребенные тлеть,
И чувств, маринованных ранок соленья,
Разложишь на жизнь в календарную клеть.
Ты вторишь, ты ищешь, ты тычешься носом,
Ох, браво, ковид, ты и запах стащил,
Новины проблем стихотворены росам,
А быль шелухи ты давно налущил.
Кольнет ли печаль, – вот корыта старуха,
Придет ли рыбак, весь в руках золотой,
И крикнут опять ему в старое ухо, —
Пошел-ка ты к морю, – бараном не стой.
Светлый херувим
Не стоишь ты любви, ты не волненье
Раскиданных по краю жизни дней,
Твоё разумное, привычное терпенье
Сродни изобличенью мертвых пней.
И нет былой теплолюбивой ласки,
Измученной нехваткой бытия,
И вечной полузимней сказки,
Искрящейся исснежностью витья.
И хватит… сыр не в мышеловке
Заранее чреватостью убит,
Он не собой соблазном слюнным сыт,
Бессмертностью изжеванной обновки.
И будет Дух, коварный, непокорный,
Не требухи набитой сточной власть,
Измызганнный, пороченный и торный
Тот путь, который непокоя сласть.
Не рук опущенных, распятых незаметно,
Не глаз увитых тернием венца,
Их воскресит нетленно и неветно
Желание небесного Отца.
Но долгим словом, чистым и печальным,
Возникнет образ, – светлый херувим,
И чувством, бесподобным и венчальным,
Предощутишь… покоен и храним.
Немного мазохизма
Немного мазохизма… чувствам польза,
Не всё же им оркестрами играть,
И расставаний жёсткая кровать
Грядущих обладаний новых воль за.
Сожмет ли грудь дешёвая печаль
Иль дорогая… время незабвенно,
Всё прошлого искрошенная даль
И суета сует и тленом тленно.
Я твой исток ли, юности апрель,
Ты снова искушаешь покаяньем,
Как звон колоколов твоя капель,
Стучащая оскоминным преданьем.
Вот волшебство материальных мук
И возрождения и мертвенного срока,
Чудовище-стоглаз из тысяч рук
Является из ангела порока.
Иль очищается самозабвенный Дух
Предательством и жертвенностью слова,
Что, поцелуй… бездействие иного
Слепит глаза и умертвляет слух.
Как мёртва, страшна истина… нага
Её неодебелая наущность,
В кореньях зла безудержно строга,
В природе фальши ангельская сущность.
Гляжу, коснусь… огнем ли душу жечь,
Игривой страстью распинать вполсилы,
Стезя земная это та же речь,
Не ей ли жизнь приподнимать на вилы.
Не снежи ночкой
