Николай Петрийчук "Небо"

Результат обескуражил его самого. Видимо мое тело оказалось слишком уж необычным. Я-то хорошо знала, как оно выглядит: изящная фигурка с невероятно тонкой талией, маленькие, торчащие в стороны груди и огромные желтые глаза на смуглом лице.

– Дураки! – громко раздался звонкий голос, – это невеста Мигуса!

Я подняла глаза и с облегчением увидела Дику.

Высокий отпрянул от меня. Другие тоже мгновенно притихли.

– Врешь! – наконец сказал высокий.

Дика, не торопясь, подошла поближе.

– Вру? А знаешь, что будет, если я ему расскажу?

Высокий дурашливо хмыкнул, втянул голову в плечи и мелкими шажками засеменил от нас.

– А меня здесь не было! – пропищал он и, подняв с песка одежду, удрал. Его дружки заржали и побежали за ним.

Мы остались одни.

– Спасибо, – сказала я тихо.

– Да ладно…

– Ты сердишься на меня?

– А что на тебя-то сердиться?

– Мне показалось…

– Да ладно…

– Я не хочу выходить за него замуж.

Дика с сочувствием посмотрела на меня.

– Когда ты ушла, они еще выпили и чуть не подрались. Я потом проходила, когда они начали стучать своими кружками по столу. Отец кричал, что только молодой осел так поспешно набрасывается на первую встречную. А дядя кричал, что сам не понимает, почему это сделал, но не жалеет потому, что ему очень нравится все необычное. Вот.

– Как ты вовремя появилась, – вздохнула я, вертя в руках порванное платье.

– Я скажу отцу, он заставит купить тебе новое.

– Ты их знаешь?

– Они с нашими гостями приехали, – она кивнула вслед убежавшим мальчишкам, – Меня отец попросил показать им наши места. Но они сразу убежали. Вот только сейчас нашла. Догадалась, что в такую погоду купаться захотят.

– Опять пойдешь их искать?

– Ну нет, теперь я могу рассказать, что они тут вытворяли. Давай как-нибудь твое платье наденем.

Она зубами оторвала полоски с двух сторон от края, надела на меня платье наоборот и связала полоски сзади.

– Ну, вот, так хотя бы можно людям показаться.

Я стояла, отдавшись ее заботам, все еще не придя в себя после случившегося.

– Ты хорошая, Дика, – наконец сказала я.

– Ага, – она презрительно хмыкнула, – утром я на тебя сильно разозлилась. Не только потому, что мне та цепочка понравилась, а больше потому, что он тебя посчитал лучше… Но вообще мне так легко стало оттого, что он от меня отказался. А когда еще сказал, что ему всякие чуды нравятся, то…

– Я не виновата, что я такая…

– Ой, да конечно! Пошли, поплаваем!

– Я не умею.

– Хочешь, научу?

– Научи!

– Только пошли в другое место, чтобы никто не видел.

Мы купались и лежали на песке под солнцем. Я совсем перестала бояться воды и даже могла уже немного плавать. Это было чудесно. Ощущение легкости и полета кружило мне голову. Я так радостно смеялась, что Дика не узнавала меня.

Солнце опустилось на море, протянув искрящуюся дорожку к нам. Облака выплывали из-за горизонта, обещая закрыть небо.

У Дики кожа на спине покраснела и теперь сильно болела. А мне солнце ничего не сделало.

Было так хорошо, что не хотелось расставаться, но Дика боялась отца. Мне тоже пора было возвращаться.

Мы поднялись наверх по крутой тропинке между скал, Дика на прощание улыбнулась мне и убежала. А я возвращалась неохотно, и с каждым шагом тяжелые мысли наполняли голову.

Собака-друг понимающе терлась о мою ногу, когда мы вошли в ворота, и дворовая суета заслонила впечатления от моря.

– Ты разлил желчь, манкари! – в ярости орал на кухонного мальчишку наш повар, тыча в испуганное лицо большой распотрошенной рыбой.

Я поджала губы и поспешно прошла мимо.

– Наконец-то пришла! – озабочено воскликнул женский голос.

Я подняла глаза и увидела няню.

– Что же ты, девочка моя? Завтра придет… Господи, что у тебя с платьем!?

– Я случайно порвала его, – сказала я, и моя кожа на лице стала еще смуглее от смущения.

– Вот так порвала? – она испытующе посмотрела на меня и вздохнула, – Если бы я не знала тебя хорошо…

Мы прошли в мою комнату. Няня первым делом переодела и накормила меня. Не знаю почему, но когда она сама предлагала еду, мне это нравилось.

Потом няня оценивающе пригляделась ко мне.

– Ведешь ты себя вполне прилично, – сказала она, – прирожденные хорошие манеры. А вот отношение ты должна продемонстрировать.

– Какое отношение, няня?

– Ну, Мигус теперь будет тебе как отец. Будет заботиться, воспитывать. А когда поженитесь, будет гораздо больше, чем отец и даст то, что отец дать не может. Знаешь, это очень правильно, что девушку даже не спрашивают. Ну что ты сейчас можешь понимать? Ты людей не знаешь. Сама бы ты столько глупостей наделала! Ах! – няня задумалась с легкой улыбкой, с грустью вспоминая про свои глупости, – Вы за это время привыкнете друг к другу и все будет хорошо.

– Няня, а Дика говорит, будто слышала, что замуж берут, чтобы делать больно…

– Дика не понимает ничего! – фыркнула няня, – Ну, есть тут маленькая доля правды, но совсем не то, что ты думаешь.

– Я не хочу, чтобы мне делали больно…

Няня засмеялась, снисходительно посмотрела на меня и ласково погладила по голове.

– Деби, глупости все это!

Она начала рассказывать мне, как нужно отвечать на вопросы, как держаться, как продемонстрировать свое расположение. Оказывается, взрослые тоже играют в свои смешные игры: ты мне скажи это, а я отвечу так! Заучивать все это было не трудно. Мы начали разыгрывать разные сценки и веселились вовсю. Как оказалось позже, мне это почти совсем не пригодилось. Потом няня поцеловала меня на ночь, зажгла толстые свечи, которые никак не желали прогореть до конца и пожелала спокойного сна.

Как только она ушла, голоса привычно зашелестели в моей голове. Я устала от разговоров, зевнула, довольная, что, наконец, осталась одна и подошла к зеркалу взглянуть на маму. Радостное ощущение от плавания еще не покинуло меня. Мама смотрела на меня взрослыми, но счастливыми глазами. Я улыбнулась ей, а она – мне.

Изображение было какое-то не совсем резкое. Точнее, лицо и фигура были резкими, а вот фон за спиной – слегка размазывался, как бывает, когда смотришь слезящимися глазами, и лучи расщепляются веером призрачного сияния. Я моргнула несколько раз, но ничего не исчезло.

Это не испугало и не слишком озадачило меня. Просто стало интересно. Я ничего не боялась, и удовольствие от того, что я обнаружила что-то новое и интересное, добавилось к моему прежнему настроению.

Будто отразив это, марево за спиной мамы стало гораздо заметнее, и я одновременно почувствовала в себе что-то новое и удивительное. Это бывало уже в моих снах, когда ты вдруг просто понимаешь, что можешь летать. И в таких случаях во сне я подгибала колени и оставалась в воздухе. Потом достаточно было легко оттолкнуться от пола, чтобы подняться выше. Сколько раз, просыпаясь, я пыталась это сделать по утрам, надеясь на чудо.

Я тихо засмеялась и подогнула ноги, оставшись парить. Необычайная легкость, как сегодня, когда я плавала в море, закружила голову.

Я не хотела спугнуть это состояние и старалась ни о чем не думать, просто наслаждалась своей радостью, еще не осознавая, что же происходит. Легко оттолкнувшись, я плавно взлетела и дверь на террасу стала довольно быстро приближаться ко мне. Я вытянула руки и остановилась. Меня слегка затошнило, я снова почувствовала вес тела и неуклюже упала вниз, больно ударившись коленом о дверную ручку.

В неярком свете горящих свечей комната никак не хотела казаться реальной, но легкое головокружение прошло, и я поднялась на ноги. Только теперь я начинала проникаться тем, что случилось и радостное волнение охватило меня. Не было никаких сомнений в том, что это – не сон.

Я подошла к старинной шкатулке, открыла толстую деревянную крышку. Это были вещи моей матери. Среди лоскутов с красивой вышивкой, колец, ожерелий и браслетов, я нашла цепочку с плоским черным камнем, на котором непонятно как было очень отчетливо нарисована фигурка с лучеподобным сиянием за спиной. Отец неохотно говорил, что это изображение ангела. И я задумалась, пытаясь осмыслить все.

Ужасающий грохот заставил меня подскочить. Двери на террасу резко распахнулись, и тугой порыв ревущего ветра ворвался в комнату, мгновенно затушив свечи. Я чуть не упала, ветер толкнул меня к стене, и я выронила камень.

Снаружи творилось невообразимое. В полумраке коротко блестели длинные молнии, и раскатистый грохот закладывал уши.

Я подошла к дверям. На море разгулялась буря, каких я давно не видела. Хотя плотные тучи закрыли небо, но еще было видно, как вздымались высоченные волны, и ветер срывал их гребни. Частые молнии выхватывали фантастические картины. Меня охватил дикий восторг. Ветер рвал мои волосы, и под его порывами трудно было дышать. Но я ухватилась за перила, прижимаясь к ним всем телом. А прямо подо мной о скалу с диким грохотом разбивались волны.

Что-то крепко схватило меня сзади. Я в ужасе вскрикнула, рванувшись, и повернула голову. Это была няня. Она что-то кричала, но невозможно было ничего услышать. Она настойчиво потянула меня и увела с террасы, с трудом заперев дверь.

– Деби! Что же ты делаешь?! Там такой ветер, что тебя просто могло сбросить в море! Ты такая легкая!

Няня нашла свечу и зажгла ее, а вслед за ней и другие.

Я увидела на полу разбившийся черный камень и села перед ним, собирая осколки. Их было три. Мне стало так жалко, что я заплакала.

– Деби, девочка… – няня подошла и присела рядом, – разбилось? Мы склеим. Я умею готовить очень хороший клей из творога и нашатыря, не плачь, родная.

Я прижалась к ней, и мне стало хорошо и уютно. Она уложила меня в постель и, поцеловав, ушла.

Но не только за окном продолжалась буря. Со мной тоже происходило что-то необычное, от чего я не могла уснуть и металась в волнении. Голоса стали такими громкими, что я очень испугалась, что сошла с ума. Из меня неистово рвались непонятные желания, и казалось, что призрачное пламя охватило меня всю изнутри. Но это пламя не жгло, а причиняло приятную истому.

Потом вдруг я проснулась уже утром, довольно поздно. За окном было сумрачно и казалось, что утро еще не наступило. Но на столе стоял мой завтрак, и дымилась чашка горячего молока с шоколадом. Оказалось, что я очень хочу есть.

Я вдруг вспомнила про события, которое должны были произойти, но всего лишь улыбнулась, уверенная, что ничто теперь не может испортить мне настроение.

Первым делом я попробовала подогнуть ноги. Но тело оказалось тяжелым. Это не сильно опечалило меня: я была уверена, что придет время и все получится.

Я съела половину вкусного и нежного омлета, выпила шоколад и вышла из комнаты. В доме царила суматоха. Никто не знал, когда точно ждать Мигуса, хотя приличия требовали его появления к обеду. Никто не знал сколько гостей придет с ним. Все кричали и суетились.

Я вышла из дома. Во дворе сметали длинными метлами большие лужи, убирали мусор, принесенный ураганом, и наводили видимость порядка.

Ко мне подбежала собака-друг, я присела и дала ей остатки омлета прямо из рук. Она разом проглотила все и лизнула мой нос.

Мы вышли за ворота. Все сильно изменилось. Трава стелилась по самой земле, прижатая ливнем и ветром, большие и маленькие ветки деревьев валялись везде, а недалеко в сторону моря прорезался глубокий овраг. Тучи все еще низко нависали, грозя новым ливнем, хотя ветра почти не было.

Может быть, Мигус не захочет прийти в такую погоду?

– Дебра! – раздался позади окрик отца, – Не уходи никуда!

Я понуро вернулась.

– Иди, помоги няне! Ты должна знать, как все это делается!

– Хорошо, пап.

– Что у тебя с ногой?

– Где?

Я опустила голову и увидела большой синяк под коленом.

– Ты что как мальчишка ноги бьешь? Неужели нельзя быть осторожнее в такой день?

– Вчера дверь так резко распахнулась под ветром…

Я снова соврала. Оказывается, это – совсем просто. Теперь мне есть, что скрывать.

– Да, действительно. Жаль. Надеюсь, Мигус не будет привередничать.

Он как-то странно смотрел на меня, и мое лицо потемнело от стыда. Я вдруг сообразила, что дверь ударила бы меня скорее в лоб, а не под колено. Отец ничего не говорил, и я убежала искать няню, чтобы вникать в ведение хозяйства.

Но оказалось, ураган добавил столько неожиданных хлопот, что даже всегда уравновешенная няня была готова раскричаться.

– Деби, детка! – она устало посмотрела на меня, – Не сейчас! Ты успеешь все это понять и освоить. Иди лучше в свою комнату и вспомни то, о чем мы вчера говорили!