– Без тринадцати минут пять.
– Любишь точность? – произнесла хозяйка с улыбкой.
– Есть такое, иногда мне это очень мешает.
– Девушки, – Лима подошла к нам поближе. – Я буду поздно, лягте сегодня до полуночи. Мы приглашены на открытие нового сообщества бейсболистов завтра.
– Да, мадам, – хором ответили кошатницы.
– Виктория, почему ты молчишь? Ты не поняла моих слов? – женщина посмотрела на меня укоризненно.
– Мне тяжело спать в непроветриваемой комнате. Если бы вы отдали ручку от окна…
– Все, хватит разговоров, – перебила мадам. – Хорошего вечера!
– Что ж, посплю здесь, в гостиной, – заключила я, когда дверь за хозяйкой захлопнулась.
– Если она увидит тебя на диване, то сразу вышвырнет отсюда, – Марли пожала плечами, устраиваясь рядом с Тарой. Сестра напряженно следила за полной чашкой чая, дабы ничего не пролилось, пока девушка удобно размещалась.
– Ой, давай сюда, – Тара забрала кружку. – Я не хочу опять скидываться на чистку мебели только потому, что кое-кто криворук. Сядь сначала нормально. Кстати, Викки, она права. Правила гласят, что каждой кошатнице отводится своя комната, где и должны спать. Я понимаю твои переживания. Когда я жила там, эти проклятые осы только начинали вить гнездышко. Шуганула их пару раз и целый месяц окно вообще не закрывала.
– В спальне очень душно, – я пожала плечами, надеясь заручиться поддержкой хоть одной из них. – От этого я так плохо сплю. Каждое утро голова тяжелая. Марли, может, я посплю у тебя? Мы ведь часто проводим ночи вместе, почему бы мне не быть рядом в момент, когда тебе плохо?
– Ты имеешь право сидеть у сестер до поздней ночи, – присоединилась Хелен. Она села рядом с Тарой, и последняя была не очень довольна тем, что весь ее диван теперь занят. – Вся штука в том, что для нас важно личное пространство и полностью насытиться им нам удается только перед сном, потому что сутки напролет мы все вместе.
Я стояла напротив кошатниц и чувствовала себя обиженной. Ничего же не случится, если я просто посплю здесь. Я сложила руки на груди и пошла к себе, нарочно ступая по лестнице как можно громче. Позже Хелен заглянула ко мне и стала извиняться за какие-то размеры.
– Боже, ты о чем? – я еще была зла на них, и в ближайшее время меня точно бесило бы любое действие сестричек.
– Я знаю, на что ты обиделась.
– Да ладно? – я повернулась к окну. Осиное гнездо неприятно жужжало. Голова немного кружилась из-за недостатка кислорода.
– Не трудно догадаться, – хмыкнула Хелен. – Ты расстроена, что тебе не хватило места на диване. Ну, прости, мы закажем новый.
Это так мило! Я даже дерзить сейчас не могу. Интересно, она серьезно или всего лишь пытается разрядить обстановку?
– Иди, спи, сестренка. Времени много.
– А! Ты назвала меня сестрой? Круто! – с визгами и писками Хелен бросилась меня обнимать. Ладно, ладно, на нее я больше не злюсь. Я вспомнила про обязанность помогать ей и, ослабив объятия, сказала:
– Выспись хорошенько, завтра мы с тобой оторвемся по полной на открытии клуба. Пообщаемся с подтянутыми красивыми парнями, м?
Хелен рассмеялась и покинула спальню. Я задернула шторы, включила ночник, но он не загорелся. Я цокнула и поджала губы. Лампочку-то я все еще не купила! Господи, как душно. Терпи, Викки, терпи.
– Надо бы поработать над выносливостью, – ругалась на себя, пока с подушкой спускалась в зал под покровом ночи. Прохладно. Счастье какое, что тут прохладно и свежо. Оставалась пара ступенек, когда я заметила тусклый свет и тень, еле заметную на полу. Я подняла голову и увидела мадам Лиму. Черт! Я вцепилась в подушку и замерла, не зная, что делать: сдаться или постараться смыться. Хозяйка сидела у окна, на журнальном столике горела свеча. Лима смотрела на ее пламя и водила указательным пальцем по нижней губе, хмуря брови. Она в глубокой задумчивости – решила я. Женщина приоткрыла ворот халата, обнажив шею, на которой поблескивало кольцо. От губ мадам перешла к украшению и начала тихонько водить пальчиками по кольцу, будто наглаживая его. В этом было что-то крайне личное, да и вообще, глубокой ночью сидеть одной в своих мыслях – дело не общественное. Придя к такому выводу, я аккуратно вернулась назад, стараясь делать минимум движений, даже не шуршать тканью сорочки.
Утро выдалось беспокойным. Я проснулась совсем разбитой. Мне срочно нужен воздух. Еще сонная я по привычке встала и подошла к окну. Протерла глаза, потянулась к ручке, которой, конечно же, не было, случайно бросив взгляд на подоконник. Если бы я была пьяной, то вмиг протрезвела. Издав гортанный звук, я отскочила к кровати. На белоснежном выступе лежал скорченный трупик осы. Я сглотнула, отметила, что хочу пить, но не сводила глаз с мертвого насекомого. Какими-то неведомыми силами я заставила себя подойти ближе и наклонить голову. С этого угла гнездо видно лучше всего. Осы летали совсем близко, не подозревая, что потеряли сегодня свояка. Я еще раз посмотрела на подоконник. Догадка была ясна и проста: кто-то открывал окно, но с какой целью?
Глава IV. Хрупкое доверие
– А вдруг это кошатницы? – кажется, что Дина уже забывает о камерах. Мы будто давние подружки, которые засиделись в кафе за разговором. – Решили загладить вину, например.
– Тогда зачем прикрываться правилами и выставлять себя святошами? Могли бы молча отдать ручку. Когда история подошла к логическому завершению, у меня появились мысли насчет окна, но я не поделюсь ими.
– Хочешь дать нашему зрителю немножко свободы?
– Угу, пусть проверят лимит своего воображения.
Дина с трудом подавляет улыбку:
– Хорошо. Ты остановилась на том, что вас пригласили на открытие. Каково тебе быть на подобных встречах?
Я тяжело вздохнула, предаваясь воспоминаниям.
– Не очень. Весь июль был расписан. На кухне, где мы обычно ели, если это не праздник, висела доска с кучей надписей разными маркерами и со стикерами. За завтраком мадам Лима рассказывала план на день. Кто-то уходит на работу, а кто-то на встречи: поддержать митинг против задымленности, покормить собак в питомнике, встать в кадр на общей фотографии с какого-нибудь важного мероприятия и много другой мелочи. Немалая доля дел выпадала на выходные, поэтому я могу сказать, что за год, проведенный в клубе, я не расслаблялась практически ни разу. Помимо всего прочего, хватало сполна наших девичьих проблем.
Первое июльское воскресенье. Мадам Лима с Марли и Тарой еще не вернулись с очередной вечеринки у бейсболистов. Парни отлично развивались и уже достаточно засветились в прессе. По выходным они устраивали дискотеки у бассейна, а на следующий день тихий уютный вечер за различными настольными играми. В доме были только мы с Хелен. Она пташка ранняя, а я вот люблю воскресенье за то, что могу поспать без будильника. Все бы ничего, но кошатница не хотела быть одна, поэтому ближе к обеду меня разбудил стук в дверь.
– Викки! Викки, подъем!
– Хелен, – протянула я, натягивая плед на голову. – Я хочу спать.
– Я сделала блинчики и купила джем.
– Ау!
– Что случилось? – в голосе Хелен читался испуг.
– Ай, я слишком резко подскочила, голова закружилась.
Сижу, зажмурившись, пока сестра смеется. Откуда она знает этот запрещенный прием? Нельзя шантажировать человека едой. Не спеша прихожу на кухню еще в ночнушке и мягких тапочках, тех самых, которые мне предложили на знакомстве.
– Что у нас сегодня? – спрашиваю по привычке. Запах блинов потихоньку завладевает моим разумом. Набираю воду в чайник и широко зеваю.
– Мадам с кошечками вернется не раньше десяти вечера, – Хелен водила пальцем по доске, соотнося день недели и дату. – В обед мы с тобой примем журналиста. Мадам сказала, что он новенький, на стажировке, надо быть общительными, но не углубляться.
– Кстати, забыла узнать, а почему ты в клуб не поехала? У тебя нет никаких других забот. Развеялась бы, поплавала, потанцевала. С газетчиком я бы справилась.
– Имей совесть, Викки, я и так неделю пахала за всех четверых, – девушка взяла из моих рук чайник и поставила греться. – Хочу чуть-чуть спокойствия. Со СМИ я не первый раз имею дело, для меня это как разрядка. А что насчет спортсменов, меня не устраивает политика их сообщества. Закрыли тему.
Завтрак прошел в напряжении. Не могла же Хелен разозлиться из-за невинного вопроса. Что-то тут было не чисто. Даже похвала за вкусную еду не подействовала. Она кивнула и принялась мыть посуду, не обращая на меня никакого внимания.
Около двух Хелен позвонили.
– Журналист будет через полчаса, – сухо сообщила она и ушла к себе.
Не сговариваясь, мы решили приодеться, правда, о фотосессии речи не шло. Наверно, у нас одновременно проснулось желание выглядеть притягательной и женственной. Хелен обворожительно выглядела в широких брюках и белой свободной рубашке, в ушах качались большие круглые серьги, отлично подчеркивающие короткие волосы. На фоне ее я ощущала себя простушкой: обычное серенькое платьице, на ногах неизменно были тапочки, в отличие от кошатницы, которая ходила по гостиной босиком. Теперь она сидела в кресле, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди.
– Я не знала, что нельзя говорить с тобой о конкурентах, – с этими словами я присела перед Хелен. Сестра изогнула бровь. – Ну, они же являются клубом, как и мы. Пусть у нас разные направления, все равно чувствуется соперничество.
Девушка равнодушно посмотрела на меня.
– Ладно, ладно, – я взмахнула руками. – Пойду на пару-тройку букв, твои глаза очень выразительно говорят мне об этом.
Уже дойдя до выхода в коридор, я услышала:
– Барни назвал меня девушкой легкого поведения, только хуже. Дурак.
Я медленно развернулась:
– Тот красавчик Барни? – Я помню его с открытия. Веселый парень, любящий выпить и обняться.
– Да, правая рука главного из бейсболистов. Во вторник мы пересеклись на акции для детского приюта, поговорили, потом повздорили, и он бросил это слово вдогонку. Понимаешь, о чем я?
– Сказалось раздражение и агрессия, ничего удивительного, – я пожала плечами, все еще стоя в проходе.
– Викки! – Хелен вскочила с кресла, крича. – Это резало по ушам. Я поняла бы его, если оскорбление подходило по контексту, но…
– Ты считаешь, что в клубе утечка? Кто-то сдал тебя?
Она поджала губы и обняла себя, опустив голову. Вид Хелен пробудил жалость. Я уже была готова кинуться уверять ее, что такого не могло произойти, но вовремя остановилась. Может, здесь в порядке вещей обсуждать за спиной своих близких, только я не припомню этого правила, все равно лучше не вмешиваться. Ну, нельзя же просто так стоять – невежливо.
– Хелен, я…, – речь прерывает звонок в дверь. Со всех ног несусь открывать, чем не предлог окончить разговор?
За дверью меня встречает молодой парнишка среднего роста в клетчатой рубашке и очках с толстой оправой, ничего более привлекающего в нем нет.
– Д-добрый день, – тихо говорит он. – М-меня з-з-зовут Джон Браун. Я-я из газеты, м-мое нач-начальство звонило вам на п-прошлой неделе.
– Приятно познакомиться, мистер Браун, – главное не придавать значения его заиканию. Кошатницы – это настоящие леди. По крайне мере должны ими казаться. Приглашаю журналиста в дом, предлагая чай и кофе. Когда я представляю его Хелен, Джон смущается и увлекается своим блокнотом, не сводя с него глаз до конца интервью. Не уж-то он интересней, чем две очаровательные дамы?
– Ч-что з-заставило в-вас вступить в клуб? – первый вопрос и сразу в яблочко! Мы с сестрой переглядываемся, и, вспомнив вечер знакомств, я коротко отвечаю:
– Личные проблемы.
– Которые мы вместе решаем, мы как семья, – с воодушевлением подхватывает Хелен. Я стараюсь делать вид, будто все так и есть, и это не она несколько минут назад намекала на предательство девочек.
– В-вы очень мн-много уча-уча-участвуете в культурной ж-жизни города. К-как вы не устаете от б-большого количества обществен-н-ных дел?
– Разделяем обязанности, – я, наверно, не создана отвечать на вопросы прессы. Наверно, читать мои ответы было бы крайне скучно, если бы не Хелен. Она моментально включалась в тему и говорила то, что нужно.
– Мы обычные люди, конечно, мы устаем, но каждая из нас всегда готова поддержать других. Прекрасное чувство, когда ты приходишь с работы или с очередной встречи с городскими жителями, а тебя ждет вкусный ужин и легкий разговор.
Что Хелен несет? Никто никого не заменяет. У нас всегда жаркие споры, и если домашние обязанности худо-бедно распределены, то вот с общественными – беда. Уже на второй день плотного графика я задавалась вопросом: зачем мадам на все подписывается, если мы исполняем это без особого желания? Почему нельзя сказать корреспонденту так, как есть? Это же не ужасающая правда про умалишенных девушек, пытающих детей в подвале, а повседневность, то, из чего и состоит жизнь в клубе. По-своему классная и зажигательная, чего только стоит выяснение отношений между Марли и Тарой, блеск! Скорее всего, мое негодование отразилось на лице, потому что мистер Браун задал следующий вопрос исключительно мне:
– В-вы х-хотите что-то д-добавить?
Я взглянула на Хелен, ее глаза словно говорили: «Только попробуй сказать лишнего, мало потом не покажется!». Она слишком защищает свою семью. Нашу семью, Викки, нашу, не забывай. Ладно. Хочет образ благополучия и любви? Легко!
– Что вы, Джон, моя сестра очень точно описала наши взаимоотношения в клубе. Нам невероятно повезло друг с другом! Я числюсь в рядах кошатниц недавно, но все больше осознаю, что не представляю себя без них.
– И все такое в этом духе.
– Дорогие зрители, я хочу заверить вас, что наше интервью будет более профессиональным, – Дина Ро улыбается в камеру. Она сидит с идеально ровной спиной, закинув ногу на ногу и придерживая ее сцепленными в замок пальцами рук. Да уж, ее самоуверенности можно лишь позавидовать.
– Считаешь работу своего коллеги некомпетентной? – стараюсь говорить ровно и спокойно. Джон Браун был первым человеком, который навел меня на мысли о другой стороне клуба, за что я ему до сих пор благодарна, и не хочу слушать, какой он плохой. – Я думаю, если бы не неприкрытая ложь Хелен, получился бы конструктивный разговор, а так нам пришлось восхвалять и боготворить кошатниц.
– Будь я на его месте, я бы вывела вас на откровенность. Знаю я несколько вопросов, от которых никак не отвертеться, – да, не спорю, журналистка из нее получилась неплохая, но добрый застенчивый Джон навсегда в сердце.
Молодой человек медленно пил чай. Очень медленно. Хелен сначала невзначай бросала взгляд на часы, но потом демонстративно следила за минутной стрелкой. Видимо решила таким образом намекнуть гостю на его скорый уход. Все бы получилось, если бы вместо нее сверлила взглядом я, потому что Джон за время интервью попривык ко мне и не боялся смотреть хотя бы пару секунд, а вот Хелен вызывала у него острое желание заглянуть в блокнот, проверить диктофон, посчитать пуговицы на рубашке. В общем, обычное поведение влюбленного мальчика. Я не верю в большое сильное чувство при знакомстве, но наблюдать за этими двумя довольно забавно. Наконец ему пришла в голову мысль, что пора покинуть клуб. Он поставил кружку на стол со словами:
– П-пожалуй, я пойду, на-на-наверняка в редакции заждались, – Хелен облегченно вздохнула. – У м-меня есть маленькая п-просьба напоследок. Я могу с-с-сфотографировать вас, скажем, на ф-фоне достижений вашего клуба? Я в-в-видел красиво оф-оформленную полку над к-камином, отлично войдете в кадр.
– Нет! – крикнула Хелен, прежде чем я открыла рот. Я недоуменно уставилась на нее, а Джон чуть камеру не выронил из рук. – Фотосъемка в особняке запрещена, – закончила она деловито, будто Браун собрался заснять особо секретный объект, вынудив охрану вежливо отказать.
Журналист обреченно повел плечами, кивнул и молча двинулся к выходу. У меня вновь проснулось чувство жалости. Да что ж вы со мной делаете, люди?! Сегодня в мои планы не входило успокаивать всех подряд. Однако я все-таки последовала за парнем, чтобы проводить его со всей благодарностью, которую смогу выразить при прощании.
– Извините ее за это, – произнесла я, сидя на обувной полке и натягивая кеды. – Я не подозревала даже о запрете.
– В-вы ни в чем не в-вин-виноваты, – Джон ответил почти шепотом и пробормотал еще что-то невнятное. Он перекинул сумку через плечо, предварительно сложив туда все свои вещи. – С-спасибо вам, В-вик-виктория. Д-до свидания.
– О, мистер Браун, не спешите убегать, думаю, нам по пути.
Корреспондент был не самым хорошим собеседником: он быстро шел, почти не сгибая ног, и молчал. Не знаю, что бы еще лучше подчеркнуло его одиночество, чем это. Можно, конечно, наплести про характер, привычки и т.д., и вообще, чего я докопалась до человека, но здесь нельзя было промахнуться.
– Как вам наш дом? – пробую разрядить обстановку.
– О-очень кр-красивый. Б-большой.
– Вы работаете с информацией, со словами, текстами, а запас эпитетов скудненький, – он с возмущением повернулся ко мне, чем вызвал тихий смех. – Знаете, Джон, я уже на первых минутах интервью поняла, что вас притягивает не работа, даже не наш клуб, а одна обаятельная участница.
Парень заметно смутился и решил перевести тему:
– В-вам не ж-ж-жарко? Об-обещали дожди.
Погода, и вправду, стояла солнечная. Народу было немного, что показалось мне странным. Вообще, у нас оживленная улица: утром фанатичные спортсмены, днем, как сейчас, пожилые парочки и энергичные мужчинки и тетечки с портфельчиками, спешащие на обед или уже с обеда, а вечером выползает вся окрестная молодежь. Сказать честно, если бы мы не двигались так стремительно, то могла получиться легкая приятная прогулка.
– Нет, мне хорошо, ветер чуть обдувает, – я вздохнула полной грудью. Он кивнул, и мы вновь замолчали. Ох, не могу! Распирает желание поговорить о ней!
