Он подошёл, обнял, поцеловал в макушку.
– Ну, Лиз, так бывает, особенно, когда очень нужно позвонить. Ты… попробуй связаться с Антоном по своим… каналам.
– Как это? – не поняла Лиза.
– Способности свои подключи, свяжись с братом телепатически.
– Всё бы тебе посмеяться! – огрызнулась Лиза. – Знаешь же, я так не умею.
– Не умеешь? – мягко возразил Кирилл, – или просто не пробовала?
Лиза задумалась. Нет, связаться с братом телепатически невозможно, это факт, но что-то же делать надо…
– Кир, ты билеты заказал?
– Да. Завтра… вернее уже сегодня вечером, – задумчиво глядя на светлеющее над морем небо, ответил Кирилл, – дома будем. Надо вещи собирать и Польку будить, вылет через три с половиной часа.
– Хорошо, сейчас пойдём собираться… – Лиза смотрела вдаль и задумчиво теребила кисточку на чехле мобильного. – Меня, Кирюш, знаешь, что беспокоит… – медленно и неуверенно проговорила она. – Тот сон. Я видела старуху. Незнакомую. Точно знаю, раньше никогда с ней не встречалась, но… она как-то связана с тем, что происходит, или уже произошло в нашей семье. Вот только связь уловить никак не могу. Что-то… какая-то подсказка лежит на поверхности, я чувствую, но ускользает от понимания…
– Подумай, Лиз… – Кирилл поднял её со скамейки, сел сам, усадил жену себе на колени, пригладил ладонью её растрёпанные волосы. – Вспомни все детали сна. Вслух вспоминай, так проще.
Лиза кивнула, потёрла ладонями лицо, будто этот жест мог помочь ей сосредоточиться, закрыла глаза.
– Комната…, – заговорила она. – Очень большая. Скорее всего, она не в квартире, а в частном доме. Это… как кабинет что ли. Стол письменный у окна. Окно зашторено светонепроницаемыми портьерами, комната будто утопает в густом полумраке. Свет идёт только от камина и свечи на столе. И от дверного проёма. Кстати, камин настоящий, мне кажется, во сне я чувствовала запах дыма и слышала потрескивание дров. Точно дом, не квартира… Дальше… Дверь открыли, впихнули в комнату старуху, снова закрыли. У неё на руках ребёнок. Рассмотреть не могу, темно слишком… Что?! – почувствовав, как напрягся Кирилл, воскликнула она. Ей показалось, или Кир, правда, понял что-то, ускользнувшее от её внимания?
– Лиза… я сейчас…
Он вошёл в комнату, вернулся через пару минут с планшетом в руках.
– Зачем тебе планшет? – не поняла Лиза. – Думаешь, кто-то из наших в соцсетях сидит? – раздражённо фыркнула она.
– Вот уж точно нет! – возразил Кирилл. – Я тут подумал… Экстрасенсы часто работают с фотографиями. Ты могла бы попробовать.
– Глупости! – разозлилась Лиза. – Ты прекрасно знаешь, что я не экстрасенс и не умею этого!
– Но лучше сделать что-то, чем совсем ничего, верно? – не сдавался Кирилл. Снова протянул планшет, мягко, но как-то уж очень настойчиво. – Лизунь, родная, ты просто попробуй.
Лиза, тяжело вздохнув, взяла планшет. С фотографии, открытой Киром, улыбались Антон, Рита и Макарка – счастливая семья. У всех троих, на манер индейцев, разрисованы лица углём, у всех троих горят азартом глаза. Фото было сделано совсем недавно, аккурат перед отъездом Лизы и Кирилла в Грецию. Они тогда всей семьёй на шашлыки ходили.
– Какие они тут счастливые…, – грустно улыбнулась Лиза. – Хорошо. Ты прав, Кирюш, попробовать стоит. Ты можешь остаться, только не смотри на меня так пристально, ладно? Сбиваешь…
Он кивнул, отступил к перилам балкона, замер, облокотившись на решётку, Лиза, снова вздохнув, накрыла фотографию ладонью, закрыла глаза. Кирилл, игнорируя запрет, украдкой поглядывал на жену. Время остановилось. Казалось, Лиза так и будет неподвижно сидеть, склонившись над фото, но нет, привычным жестом заправила волосы за ухо, подняла голову, посмотрела растерянно на мужа.
– Кирюш, там правда что-то случилось, – заключила она. – Тут… такой шквал эмоций, аж захлёстывает. Тоска, боль, растерянность, непонимание, безысходность – что от Ритки, что от Тошки, а вот энергетика Макара не чувствуется вовсе.
– Что ты этим хочешь…
– Да нет! – не дала ему договорить Лиза, будто испугавшись, что, озвучив мысль, Кирилл несчастье притянет, – Он жив, это точно! Просто… энергетика не читается вообще, его как будто в стеклянную колбу поместили, которая ну совсем ничего не пропускает. Не знаю, что это может значить. Могу понять, что с ним всё в порядке в физическом плане, и только… Я посмотрела фотку, где он один, так там фонит всё, сплошные помехи, такое впечатление, будто кто-то глушит сигнал намеренно. Не понимаю.
– Лиза… может, моя версия глупой покажется, но я полагаю, что Макара похитить могли. Недаром тебе старуха снилась с ребёнком на руках. Ты ребёнка не разглядела?
– Ну нет… – неуверенно возразила Лиза, посмотрела растерянно, а в глазах мелькнуло сомнение. – Да быть не может! Зачем? С какой целью? Выкуп? У ребят и денег особых нет… Не бедствуют, но всё же, не того формата бизнес у Антохи. И ребёнок… Не рассмотрела я его. Старуху разглядела хорошо, а вот ребёнка не получилось, он прижимался к старухе, лицо прятал, да и темно слишком… Так что я даже не могу сказать мальчик это был или девочка.
– А я вот не сомневаюсь в своей правоте! – самонадеянно заявил Кирилл.
– Почему я, в таком случае, энергетику Макара не улавливаю? Не знаешь, случайно? Допустим, ты прав. Я не верю, конечно, но допустим. Кто и как может так прятать ребёнка, что я даже его состояние определить не могу?
– А вот этот вопрос, не имеет пока ответа. Ладно… попробуй прозвониться ещё раз кому-нибудь.
Лиза взяла в руки телефон, но вызов снова сорвался.
Лишь утром уже из аэропорта ей удалось дозвониться, причём не до брата, не до Риты, а до Егора. Позвонила ему от отчаяния, с подсказки Кирилла. Он считал, раз Егор даром обладает, то в любом случае звонок ему лишним не будет, глядишь, и подскажет что.
– Лиза! – обрадовался тот. – Как хорошо, что ты позвонила! У нас тут такое произошло!
– Что с Макаром? – не дослушав, выдохнула девушка. – Ты, я так понимаю, в курсе?
– Да. Ты только не волнуйся, Лиз… Макара… похитили.
– Ох! – Лиза чуть не выронила телефон, шепнула Кириллу одними губами: «Ты был прав», и уже в трубку. – Егор, что тебе известно об этом? Выкуп требуют или…
– Или! – не дослушал Егор. – Никаких требований, никаких зацепок, и похищение произошло при странных обстоятельствах. Антон напился с горя, спит у меня на диване, Рита дома осталась у мамы твоей. На успокоительном уже почти сутки. Что делать с ними, я не знаю, оба совсем расклеились. Прилетай уже, Лиз… мне с ними обоими не справиться, – совсем жалобно закончил Егор.
– Егор, мы через сорок минут вылетаем, дома, вернее, у мамы будем ближе к ночи, наверное… Ты не против, если мы сразу к тебе заедем? Думаю, вместе что-нибудь сообразим.
– Само собой приезжайте.
– И ещё… я фотку смотрела Макаркину, не пойму, почему не могу увидеть его. Есть какие-нибудь догадки?
– Есть, Лиза. И если я прав, найти Макара нам будет ох как тяжело. Но об этом не по телефону, слишком долго объяснять. Одно запомни: его жизни ничего не угрожает, у похитителей на него планы.
– Как всё запутано… Ладно. Тогда до встречи. Будем собираться, самолёт через два часа.
7
1870 год
Ася шла по глухому лесу в сторону деревни. Вот уже месяц, как жила она у колдуньи, и выбраться к своим никак не получалось. Изболелось от тоски сердечко, но ослушаться ведьму и просто уйти девочка не могла, боялась, что вернётся хвороба маменькина. Старуха без конца угрожала, то и дело напоминая Асе условия их договора, понимая, что только страх за родных удерживает девочку подле неё.
В тот раз ведьма помогла, что и говорить, научила Асеньку, как от беды матушку избавить, отогнать злое лихо, в считанные дни поставить измождённую хворью женщину на ноги, за то девочка была благодарна ей, но в остальном…
А в остальном жизнь в доме ведьмы обернулась Асе кошмаром. В самом страшном сне девочка не могла увидеть такого. И вроде не издевалась над ней старуха, вести нехитрое хозяйство её – дело для Асеньки вовсе не обременительное, привычное, не белоручка небось, работой не гнушается, но чувствовала девочка, как с каждым днём утекают силы её, и как хорошеет при этом, наливается жизнью старуха.
От чего так? От чего с каждым днём всё хуже и хуже становится? Тоска по дому силы подтачивает? Или же ведьма по капле жизнь из неё вытягивает? Знать бы… Старуха, хоть и брала девочку в ученицы, с обучением не торопилась, всё больше по хозяйству гоняла, да упрекала, ежели не по её что-то выходило. То изба недостаточно жарко протоплена, то соринка на полу обнаружится, то коза не там привязана, то травки сушёные не в том порядке в сараюшке развешаны, то за нерасторопность пеняет. И готовит-то Ася плохо – сколько раз миску полную еды на пол со стола сметала, и всё-то у девчонки из рук валится, а что она едва на ногах держится в жарко натопленной, насквозь провонявшей какой-то ядрёной травой избе, того ведьма видеть не видела. Или же не хотела видеть. В особо прохладные дни помимо обычной печи старуха заставляла Асю топить ещё и буржуйку, девочка то и дело в изнеможении выбегала на крыльцо, и стояла, не в силах надышаться стылым осенним воздухом до тех пор, пока резкий окрик старухи вновь не загонял её в избу.
Спать Ася уходила в сараюшку, втихаря мечтая, чтобы угорела старая карга в адовом пламени раскалённой печи. Чуда не случалось. Едва занималась заря, старуха криком поднимала девочку, отправляла на родник за водой. Ни минутки не удавалось Асе выкроить в ежедневной круговерти бесконечных, подчас ненужных и бестолковых дел, чтобы сбегать до деревни, своих навестить, а старуха о том и слышать не желала, всё грозилась, беду на Асину семью навести. Угрожала со свету сжить не только маменьку, слабую ещё после болезни, а и сестрицу любимую – Зою. Ведь это просто. Достаточно глаза отвести в лесу, когда та по грибы, по ягоды пойдёт, да и заманить в болото, в самую топь. Никто и следа не сыщет.
И боялась Асенька. Плакала ночами, зарываясь лицом в пахучее сено, всё представляла, что может дома случиться в её отсутствие. Ведь месяц минул, срок немалый. Истосковалась Ася, царапался лютым зверем дикий страх в душе. Ей бы весточку из дома получить, только бы узнать, всё ли ладно там. А ну как не сдержала слова карга, и маменьке худо сделалось? А остальные? Батюшка, сестрица любимая, братишки малые… они – пострелята так и лезут всюду, с такими любопытными всегда что-нибудь случается. А бабушка? Она ведь старенькая совсем… И плакала Асенька из ночи в ночь, забываясь зыбким сном лишь перед рассветом, но стоило глаза сомкнуть, тут же поднимала её ведьмища, заставляла работать и угрожала, угрожала изо дня в день.
Сегодня девочка не выдержала, всю ночь просидела она возле сараюшки, глядя в тёмное, хмурое, сыпавшееся на землю колючей моросью небо, и под лопатку кольнуло дурное предчувствие, потянуло домой со страшной силой. Бороться с собой стало выше её сил, Ася вскочила с брёвнышка, подоткнула длинную юбку и бегом помчалась прочь от жуткого места.
Она понимала, что непременно вернётся, слишком велик риск того, что ведьма сотворит лихо её семье. Даже её временное бегство могло обернуться трагедией, Ася осознавала это, но то, что гнало её в предрассветный час по лесу, было сильнее страха.
Пусть. Пусть колдунья накажет её, уже неважно, главное узнать, всё ли в порядке дома, увидеть родных, обнять маменьку, сестрицу, растрепать белобрысые вихры братишек. Да и просто зайти в родной дом, насладиться волшебным запахом свежеиспечённого хлеба, занять своё место за столом. Просто хоть немного побыть там, где ей рады, где её любят и ждут, где всё родное и бесконечно любимое, где басит батюшка, одёргивая сыновей, развоевавшихся в горнице, где лёгкой, неслышной тенью ходит по избе маменька, то доставая котелок из печи, то принимаясь за рукоделие. Где трещит сорокой неугомонная Зоенька, и, пряча смеющиеся глаза, добродушно ворчит на неё бабушка, грозясь отшлёпать балаболку.
Дом… Как, оказывается, соскучилась по нему Асенька. Даже по собственному имени соскучилась. За месяц стала забывать, как зовут её, ведь карга просто девкой кличет. Сколько ни говорила ей Ася – без толку. Да что с неё взять, ведьма и есть, даром, что ворожбы не творит. За месяц, проведённый в доме старухи, ни разу не наблюдала Ася, чтобы та хоть как-то способности проявила. Вот только состояние своё девочка объяснить не могла и сопоставить его со странным преображением старухи.
Всё чаще кружилась голова, всё сильнее наваливалась усталость, и если поначалу утренний поход за водой казался прогулкой, нынче – трудом непосильным. Аппетит пропал совсем, Асе всё меньше и меньше требовалось пищи, чтобы насытиться: хлебца кусочек, воды глоточек. Силы таяли. Ещё чуть-чуть, она и бадейку с водой поднять не сможет.
А ведьма будто и рада, что ученица её силы день ото дня теряет. Приглядывается к девочке, одобрительно качает головой, довольно потирает ладони каждый раз, когда приступ дурноты выгоняет девочку из избы. Ася догадывается, что та силы у неё забирает, но что делать с этим, понятия не имеет. Как защититься? Уйти? Слишком просто. Мало того, что ей это вряд ли поможет, так ещё и семью своим безрассудным поступком под удар поставит, а этого девочка допустить никак не может.
Скакали в такт её бегу мокрые деревья, едва заметная тропка терялась в предрассветном тумане, но Ася не боялась темноты, не боялась сбиться с дороги, лес больше не пугал девочку. Страх перед ведьмой уничтожил всё, что так пугало раньше, теперь в душе Аси жил только один страх, животный, первобытный ужас перед существом, не поддающимся пониманию. Казалось бы, всего лишь старуха, немощная и внешне совсем не опасная, но было в ней что-то, заставляющее трястись поджилки. Как глянет на Асю колючими злобными глазами, девочка замирает, пошевелиться не в силах, а внутри смерзается липким комком ужас. Теряются слова, путаются мысли, всё её существо занимает страх. Им и питается ведьма, из него и силы черпает, а Ася никак не может переступить через себя, смело взглянуть ведьме в глаза, грубо ответить. Она, будто зверёк, загнанный хищником, сжимается в комок и безропотно ждёт своей участи.
Приступ дурноты накрыл девочку внезапно. Кинул на колени, заставил исторгнуть нехитрый вчерашний ужин пополам с желчью. Тряслись руки, кружилась голова, заходилось в сумасшедшем заячьем беге сердечко. Ася всхлипнула, утёрла рот мокрым рукавом, с трудом, преодолевая себя, поднялась на ноги. Бежать точно не сумеет, но надо идти. Пусть медленно, пусть еле-еле, но уходить подальше от страшной поляны, от выжившей из ума старухи. И Ася пошла. Задыхаясь, с трудом переставляя одеревеневшие ноги, она двигалась вперёд по едва заметной в хмурой рассветной мороси тропинке.
Силы кончились примерно на середине пути. Ася в изнеможении опустилась на мокрое бревно, резко дёрнула ворот платья. Ей всё казалось, что глухой ворот душит её. Ткань треснула под рукой, но легче не стало, воздуха не хватало категорически, и девочка догадалась, что находится на поводке. Невидимом, но очень крепком. И, чем дальше она будет уходить от домика на поляне, тем сильнее станет задыхаться. Но вернуться… Нет, вернуться к ведьме она не в силах. Лучше умереть, задушенной невидимым поводком, чем безропотно подчиняться прихотям злобной старухи, тем более, всё равно ей недолго осталось, ведьма до конца выпьет все силы, и тогда… тогда наступит смерть. Так есть ли смысл тянуть, продлевая жалкое существование униженного, беспомощного существа?
Ася решительно встала, шагнула на тропу и… столкнулась с вылетевшей из-за ёлки сестрой. Обе завизжали от внезапного испуга, не узнав друг дружку, метнулись было бежать в разные стороны, да осознали, что нет опасности, запоздало сообразили, кого видят перед собой.
– Заинька?! Ты как здесь? – оправившись от потрясения и испуга, дрожащим, срывающимся голосом спросила Ася. Она тормошила, обнимала сестру, не в силах оторваться.
– Фу, Васька! Ну и напугала же ты меня! – вывернувшись из рук сестры, села прямо на мокрую траву Зоя. – Я к тебе спешила, глупая. Дома без тебя тоска. Все будто в тени превратились – ходят, молчат, маменька плачет часто. Всё в оконце глядит, тебя высматривает, а ну как вернёшься к нам. А ты что здесь? – тараторила девочка.
– А я… Я к вам иду. – Ася улыбалась, на сестру глядючи. Как соскучилась она по ней, даже представить себе не могла, а поди ж ты, увидела – и нахлынуло. – Сердечко изболелось. Тоскую я одна. Ну говори скорей, Зойка! Как вы там? Как маменька, батюшка? Как братишки?
– Да всё ладно у нас, – отмахнулась Зоя. – А вот у тебя дела совсем плохи… Худо тебе, сестрица?
– Откуда знаешь? – удивилась Ася.
– Вижу. Ты как будто… занемогла, Асенька? – придирчиво разглядывая сестру, нахмурилась, сведя к переносице соболиные брови, Зоя.
– Ох… не то, Заинька, но… ведьма из меня силы тянет, боюсь… до смерти доведёт.
– Ой! – Зоя часто заморгала, явно собираясь заплакать. – Ты поэтому ушла, да?
– Нет, Заинька, я навестить вас хотела, совсем уйти не могу, страшусь, худо вам сделает карга старая.
– И что же, бороться с ней нельзя?
– Да я и не пробовала.
– Отчего же?
Ася помолчала. Как объяснить сестрице, что ужас, наводимый ведьмой, до костей промораживает? Как рассказать, не то что слово сказать против, она и глаз поднять не смеет.
– Пойдём домой, Заинька. Я родных увидеть хочу. В последний раз…– так и не ответила на вопрос сестры Ася. И о поводке благоразумно промолчала. Будь что будет. Дойдёт, сумеет воспротивиться воле колдуньи – добро, нет… ну что ж, всё равно помирать…
– Отчего ж в последний раз? – резво вскочила на ноги Зоя, засуетилась, хватая сестру за руки. – Ты, сестрица, хоть и старшая, а совсем глупая. Останешься дома, и ничего твоя ведьма сделать не сможет, не достать ей тебя в деревне, она там много лет уж не появляется. Да и старая, не дойдёт.
– Ой дойдёт. Дойдёт и не запыхается. Она за этот месяц изменилась дюже, будто… сил набралась…
Зоенька беспечно махнула рукой, помогла встать сестре. Без её помощи та, пожалуй, и не справилась бы.
– Вась, может, покушаешь? – внимательно оглядывала сестру Зоя. – У меня корзина за ёлкой. Я одёжу тебе несла зимнюю, гостинцы.
– Да, – согласно кивнула Ася и почувствовала, как сжался в голодном спазме пустой желудок. Давненько она голода не испытывала, и забыть успела, что это такое. – Я бы поела…
8
Вот уже двое суток бесцельно бродила Яся по чужому городу. С утра шёл мелкий холодный дождь, пришедший на смену заморозкам. Никак зима не уймётся, всё нападает и нападает чередой циклонов, ей всё едино, что декабрь на дворе, что апрель.
Яся замёрзла так, как, пожалуй, никогда ещё не замерзала. Холод пробирал до костей, и согреться не представлялось возможным. Девочка попыталась сесть в электричку, но уже на следующей станции контролёры выставили её из вагона. Она зашла в автобус, но кондуктор потребовала деньги за проезд. Яся в умоляющем жесте сложила ладошки, подняла на неё полные слёз глаза, прошептала почти беззвучно:
– Пожалуйста, не выгоняйте, дайте погреться…
Кондуктор только ухмыльнулась презрительно, бросила сквозь зубы:
– Да если вся голытьба греться в автобусах будет… А ну! Иди, иди отсюдова!
Яся подчинилась. Спрыгнула с подножки навстречу холодному, равнодушному городу, поплелась по улице мимо ярких витрин магазинов. Можно, конечно, зайти в продуктовый магазин, погреться, но там слишком сильно напоминает о себе голод, да охранники шагу ступить не дают, наблюдают, как бы ни стянула чего. А она не воровка, сроду чужого не брала. Только вот сейчас денег у девочки не было даже на булочку. Как-то в суматохе забылось всё – и деньги из дома не взяла, и документы оставила…
Идея пуститься в бега на поверку оказалась не самой лучшей. Ну вот с чего Яся взяла, что те, кто убил маму, откроют охоту и за ней тоже? Ведь два часа она под окнами стояла, и ничего подозрительного не заметила. Никто не бросился из-за угла, не схватил, а наблюдали… это да, Яся чувствовала чужой взгляд на себе. Ровно, как и опасность, витающую в воздухе.
Надо было отсидеться у Генки пару дней, осмотреться, а там… А что там? В детский дом? Там наверняка лучше, чем по улицам болтаться. Может… вернуться?
Но ведь и до родного города добраться надо, а проскочить мимо контролёров в электричке Яся не надеялась.
9
Рита готовила ужин на маленькой кухоньке в доме Егора. Она казалась абсолютно спокойной, однако, это было не так. Отчасти, Ритина заторможенность была вызвана огромной дозой успокоительного, принятой накануне, отчасти тем, что надо было как-то держаться. Макарка жив, у Риты нет повода сомневаться в словах Лизы и Егора, ему никто не угрожает, а найти его… дело времени. Слабое утешение для матери, потерявшей дитя, но он жив, с ним всё хорошо, а раз так, они обязательно найдут его.
Антон подозрительно косился на жену, ему ли не знать, насколько непредсказуема Рита, вот сейчас стоит, режет овощи, молча, на автомате, а в следующую секунду вполне может сорваться в неконтролируемую истерику. Он с нетерпением поглядывал в окно, ожидая приезда Лизы и Кирилла, ему казалось, что присутствие Лизы должно сбалансировать хоть как-то состояние Риты, она поддержит, расскажет, что с Макаром всё в порядке, а потом они все вместе подумают, как искать мальчика. Почему-то ему казалось, что с приездом сестры проблемы иссякнут сами собой, и Макар сам на крылечко взберётся, постучит в дверь пухлым кулачком… Ерунда, конечно, так не бывает, но Антону куда спокойней станет, стоит приехать сестре.
Размеренно стучал нож по разделочной доске, Рита резала, наверное, уже десятый помидор, а Антон смотрел и не смел вмешиваться, он буквально слился со стеной, стараясь не попадаться жене на глаза.
– Зачем ты остановил машину? – спросила она его утром, едва очнувшись от тяжёлого дурманящего сна, а в глазах её, мутных спросонья, стояла ненависть. Антон отшатнулся.
– Рита… мне нечего ответить тебе на этот вопрос, – пожав плечами, растерянно пробормотал он, став похожим на нескладного старшеклассника, вызванного строгим учителем к доске, и Рите стало отчаянно жаль его. Всхлипнув, она качнулась к мужу, обняла его, хлынувшие слёзы вмиг промочили рубашку… Ну в самом деле, обвинять мужа в том, что не смог противостоять внезапному воздействию гипноза глупо, тем более, что и сама в ступор впала. А ведь именно она, Рита, сидела на заднем сиденье рядом с Макаром. Не уберегла…
А теперь Рита резала помидоры. Нет, этот процесс необходимо остановить, Антон отлепился от стены, бесшумно подхватил миску с остатками овощей, поставил её на холодильник. Рита даже не заметила, так же, на автопилоте, взялась резать хлеб. Порубила весь батон, скинула с разделочной доски в блюдо с помидорами. Замешкалась, застыв в нерешительности, перевела беспомощный взгляд на Антона.
– Тош, я делаю что-то не так…
– Ничего, любимая, – подхватился Антон, выхватывая из блюда ломтики хлеба, – Это ерунда всё, мы справимся.
– Ты уверен? – Рита смотрела строго и пытливо. Ясно же, не судьбой хлеба интересуется.
– Да, – последовал короткий ответ.
