Нос. Том 2
Роман Сергеевич Беляев
Вторая часть истории о том, как странный молодой человек по кличке Нос, пройдя лечение в психбольнице и оказавшись снова на свободе, оказывается в своём родном мире на рубеже тысячелетий – мрачном, абсурдном, отталкивающем и мерзком болоте. Пытаясь по инерции жить, как он жил до посещения больницы, и следовать своим старым вульгарным правилам поведения, он отправляется в невротично-романтичное, отталкивающе-красивое путешествие навстречу неизвестности по ночному зимнему Ижевску. В нём он встречает других странных людей, добрых и злых, видится со старыми друзьями и заводит новых. Задаваясь большими вопросами о всяких мелочах, рассуждая со встречными о серьёзных темах, тоскуя с ними и забавляясь, Нос попутно пытается пережить кризис своего отношения к жизни, изменение своих взглядов на родную угнетающую топь социального дна и на окружающих его людей. Но главная его задача – не потерять свою добрую душу в скверных проявлениях жизни, которыми то и дело щедро одаривает его мир.
Роман Беляев
Нос. Том 2
Предисловие
Все персонажи и события выдуманы. Лексикон героев соответствует (по мнению автора) лексикону определённой социальной прослойки описанной в книге эпохи. Их слова и отношение к некоторым вопросам могут не отражать мнение автора, а также они не преследуют цели кого-то оскорбить или навязать какую-то идею (как и сама книга).
В книге упоминаются, но не пропагандируются нетрадиционные сексуальные отношения. Автор выставляет их в непривлекательном свете и не создаёт искажённое представление об их социальной равноценности традиционным отношениям и (или) предпочтениям. Герои, имевшие эти нетрадиционные сексуальные отношения, не получают от них удовольствия и являются психически нездоровыми и аморальными представителями маргиналов и (или) деклассированных социальных элементов, подвержены риску заболевания ЗППП, терпят насмешки и осуждение со стороны окружающих людей. Те персонажи, что высказывают сомнительные мысли о подобных отношениях, не являются положительными и, следовательно, к их словам следует отнестись настороженно и скептически.
Также упоминаются, но не пропагандируются движение «АУЕ» (признано экстремистским на территории РФ, его деятельность запрещена) и символика национал-социализма/фашизма. Автор осуждает и не поддерживает любые проявления нетерпимости и насилия.
Также упоминаются, но не пропагандируются алкоголь, табак и наркотики, описываются процессы их употребления, вредящие здоровью. Автор не употребляет ничего из перечисленного, относится к таким вещам абсолютно негативно и призывает всех следить за своим здоровьем.
Помимо всего прочего, стоит упомянуть, что в 1998-м году на некоторое время вступил в силу ФЗ от 25.06.1998 № 92-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации», который вносил изменения в статью 134 УК РФ, заменяя слово «шестнадцатилетнего» на слово «четырнадцатилетнего». Все разговоры в книге о возрасте согласия и определении педофилии – не являются пропагандой, а являются отсылкой на это конкретное событие, и представляют собой вольную фантазию автора о том, какие могли бы быть основания для таких изменений, если бы их принимал странный, неприятный и аморальный человек, каким выступает персонаж Андрей. Автор осуждает и выступает строго против педофилии.
1
«Новый день – новое начало! Проснись навстречу счастливому утру! Новые возможности, новые достижения, новые поводы для радости! Улыбнись на пути к успеху! Улыбнись ласковому солнцу! Улыбнись людям! И всё улыбнётся тебе в ответ!» – сказал бы я, если бы по пробуждению обнаружил за окном утро, поводы для радости или хотя бы солнце. Ну и если бы был женщиной в рекламе чего-либо, что можно рекламировать с такой подачей. Сок? Овсяные хлопья? Прокладки? Похуй…
По ощущениям, угрюмая полумёртвая гримаса не пропала с моего лица. Но я хотя бы немного отдохнул. И мне повезло: даже несмотря на то, что я несколько раз просыпался, отдохнул я достаточно, чтобы хотя бы не устать, пока встаю с кровати. В глазах было ещё немного усталости, которую я размазал по ним, протерев руками веки и уголки глаз от хуйни, скопившейся там. «Открой сомкнуты негой взоры», – невольно вспомнил я, что было немного к месту, но как-то тупо, потому что это настолько заезжено, что я бы даже не рискнул говорить такое вслух в подобной ситуации, чтобы не прослыть мудаком. Тем не менее, мне всегда почему-то казалось, что эта некая «нега» – это как раз и есть эта хуйня в уголках глаз, которая скапливается после сна. Но подумав сейчас, мне кажется, что навряд ли Пушкин упоминал бы что-то такое неприятное и для кого-то, наверняка, даже мерзкое, в своих стихах. Стихе. Хотя… Кто его знает, может это действительно называется «нега». Хотя… Сомневаюсь. Похуй…
Встав и потянувшись, я заметил, что Светы в комнате нет, а за дверью слегка можно было слышать отдалённые разговоры. Это хорошо. Потому что я ненавижу просыпаться раньше всех. Потому что если просыпаешься раньше всех, то на тебе ответственность, если ты кого-то разбудишь. И пока все спят, а ты не спишь, то заняться можно мало чем. Короче тупость.
Вновь я встретился с вопросом, который стоял передо мной ночью: что надеть. Не то чтобы у меня был огромный выбор, но, типа, стоит ли надевать штаны? Очевидно, что лучше будет выйти с покрытым торсом. А, как уже было решено, кофта с трико смотрится нелепо. Похоже, придётся надевать кофту со штанами. Так я и сделал.
Пока я одевался, мой взгляд пару раз упал за окно. Темнота ещё не наступила, но солнце, если предположить его местонахождение за толстыми тучами, уже держало свой путь к горизонту. Сумерки подбирались к нам.
Я вышел из комнаты, ожидая услышать отдалённый разговор в какой-нибудь комнате, в который я встряну в самый неподходящий момент, оборвав говорящих на какой-нибудь забавной фразе с двояким смыслом типа выкрика «Да хочу я в жопу!». Хотя это не очень двоякая фраза. Тогда… Что-то типа «Схватись сзади и вставляй!». Это более вероятная тема, потому что есть много вещей, которые следует схватить сзади и вставить что-нибудь куда-нибудь. Но нет… Я дошёл до кухни, где за столом, в тусклом голубоватом свет с улицы, молча и угрюмо сидели Марк, Света и Саша, и пили чай.
– По кому траур? – спросил я, хотя, наверняка, не особо отличался задором от них.
– По проёбанному настроению, – пробубнил Марк.
– Да это пройдёт, – Саша погладила его по плечу.
– Да когда это пройдёт ещё? Заебёмся ждать блять… – выдохнул он.
– Ну а что нам ещё остаётся делать? – спросила Света.
– Хуй знает, – сказал Марк.
Я прошёл и направился к шкафу с кружками.
– Тебе налить чаю? – подпрыгнула Саша.
– Да. Только можно пакетик заварить? И в чайник новой воды залить, если там мало осталось, – сказал я и посмотрел на Марка.
Марк отвёл и опустил глаза.
– Садись, – сказала Саша и занялась чаем.
Я сел за стол между Светой и стеной, ощутив, что уже был в подобной ситуации. Света не смотрела на меня, и мне было от этого… Никак. Отсутствие неловкости и мудовых разговоров после ночи странной и нежеланной страсти меня вполне устраивало. Было бы прекрасно это просто забыть и не видеть в мыслях вагину Светы каждый раз, когда я смотрю на неё. И ещё лучше, если б и она не видела ничего подобного во мне.
– Саш, у нас осталось ещё шоколадное варенье? – Марк окликнул Сашу.
– Нет, – ответила она ему.
– Не бывает шоколадного варенья, – тихо проговорил я.
Марк немного помолчал, видимо, удивлённый моим встреванием, и затем ответил:
– Как, блять, не бывает-то? А что я тогда намазывал до этого целый месяц на хлеб? – раздражённо сказал он.
– Да я ебу, что ты там намазывал? Но не шоколадное варенье, сто процентов, – спокойно ответил я.
– Ну намазка, блять, соус… Чё ты к словам доебался?
– Да ничего. Просто шоколадное варенье невозможно в принципе, поэтому неправильно так говорить.
– С чего это оно невозможно? – встряла Света. – Берёшь шоколад и варишь из него варенье, в чём проблема?
– Проблема в том, что если ты делаешь что-то по определённому процессу, то это не гарантирует, что результат у тебя выйдет такой, какой должен выйти исходя из этого процесса.
– Началось… – тихо сказала Саша.
– В смысле? – спросила Света.
– Ну смотри. Есть процесс изготовления одной хуйни. Если ты будешь ему следовать, то это не значит, что результат будет такой, какой должен быть.
– Ну да, можно же проебаться на каком-нибудь этапе, – сказал Марк.
– Да здесь не про проёб дело… Как бы это объяснить… Короче. Вот есть процесс изготовления детали, да? Металлической, допустим. Если ты вместо металлической хуйни возьмёшь, блять… банан нахуй… То неважно, насколько точно ты следовал процессу изготовления детали, по итогу деталь из банана у тебя не выйдет, а выйдет хуйня. Так и с шоколадным вареньем. Оно не существует, потому что если ты прогонишь шоколад по процессу варенья, то получится не варенье, а шоколадная поебота. Поэтому шоколадное варенье в принципиально невозможно.
– Ну это смотря что называть вареньем, – ответила Света.
– Ну, если любую хуйню подгонять под варенье, то и говно в унитазе станет им.
– Ну мы же за столом, зачем такие мерзости говорить?! – выругалась Саша.
– Извини, – сказал ей я. – Варенье есть варенье, а уваренная, разъёбаная сахаром шоколадная хуита-поебота есть уваренная, разъёбанная сахаром шоколадная хуита-поебота.
– Бля, ладно, окей, ты прав, – сказал Марк и взялся за свою голову, закинул её назад и тяжело выдохнул. – Шоколадная хуита у нас ещё есть?
– Нет, я же сказала… – ответила Саша.
– Надо в магаз сгонять, но чё-то я вообще не хочу, – сказал он.
– Да никто не хочет, я думаю. Да пускай, один день не поешь это. Здоровее будешь, – ответила она.
– Здоровее буду… – задумчиво повторил он, надул щёки и похлопал ладошками по столу. – И умнее, зная, что шоколадное варенье невозможно и его не существует…
Саша сделала чай и подала его мне.
– Ой, я же забыла спросить какой тебе… – она виновато обратилась ко мне.
– А какой ты заварила? – спросил я.
– Обычный чёрный.
– Вполне подходит, спасибо.
Она улыбнулась и обратилась уже ко всем:
– Ну что? Что-нибудь кому-нибудь интересное снилось?
– Нет, – сухо ответила Света.
– Возможно, но я не помню, – ответил Марк. – А тебе?
– Да какая-то непонятная помесь из событий дня в типичном бредовом исполнении сна, – сказала Саша и посмотрела на меня: – А тебе?
Из всей своей ночной сонной жизни я помнил лишь момент, где обнимаю мать Марка с явным сексуальным влечением к ней. Это был короткий момент, который, сомневаюсь, что вылился в полноценный сон. Но помню я только его. И, наверное, рассказывать такое не следует. Врать я не люблю, даже тем, кто, возможно, объебал меня против моей воли, поэтому ответил:
– Да ну. Сны обычно интересны только тем, кому они снятся. А слушать их неинтересно. Мне однажды, когда я был ещё в младших классах, друзья так и сказали. Ну, что-то типа этого. Или спросили они что-то по этой теме… Типа… Они спросили, мол, почему я думаю, что им интересно слушать про мои сны. Что-то в таком духе. Когда я рассказывал свой сон. Они потом сказали, типа, ты рассказывай, но просто почему ты думаешь, что нам интересно. Это было немного обидно, потому что я, вроде, не так уж и часто про сны рассказывал им.
– Это, конечно, не очень приятно такое услышать, – сказала Саша. – Но мне вот интересно.
Ну, тут уж ничего не поделаешь, придётся что-то рассказать. Она не уточнила, что сон должен был присниться сегодня. Думаю, полу-сновиденческое видение, которое смазалось за долгий срок хранения в памяти, освежённое сейчас, вполне может быть замаскировано под сон и сойти под её запрос. Не совсем ложь, скорее… Проявление благой изворотливости.
– Ну… Короче, приснилось мне как-то, что я прогуливался летом ночью в районе вокзала. Тёплая ночь, тихая. Шёл я вдоль улицы Гагарина в направлении самого этого вокзала, собственно. И за домами слышу гул. Понял, что поезд приехал на вокзал. Ну ничего особенного на то – это и вокзал. Иду дальше, любуюсь узорами теней от веток деревьев в свете фонарей. И вдруг слышу далёкий такой звон лёгкий, приятный. Он был монотонный, не меняющийся, постоянный. И мне прямо приятно было его слышать. Я волей-неволей пошёл ему навстречу. Типа всё равно гуляю же, а так хоть посмотрю, что издаёт его, какая техническая хуёвина. И, в общем, шёл-шёл, да вышел на сам вокзал. На перроны. На путях стоят поезда, пассажирские и товарные, но людей особо не видать. Звон стал громче немного после того, как я туда пришёл. Прислушался и понял, что надо идти дальше. Зашёл на надземный переход, пошёл по нему к самым дальним путям. Звон становился громче, и я понял, что подхожу ближе. Дошёл до конца, сошёл с перехода на пути, и пошёл между большими вагонами навстречу гулу, нюхая запах железа и технических смазок всяких. К гулу к этому времени добавились такие звуки… Очень трудно их описать. Типа… Типа такие иногда появляющиеся нарастающие и убывающие громкости… Короче, представьте маятник. Вот он качается туда-сюда. Не спеша. И представьте, что он лёгкий звенящий звук издаёт, пока качается туда-сюда. Такой типа слега нарастающий, а потом падающий, а потом снова нарастающий, и потом снова падающий. И вот маятник этот над вашей головой качается, и звук поэтому слышно как бы над ней. И его громкость нарастает, потому что маятник опускается ниже к вашей голове. И это ещё на фоне статичного приятного звона, как будто бы ненавязчивое высокое пение сирен. И, короче, ещё представьте, что на маятнике типа… Типа пила небольшая. На шарике самом, ну или вместо него. И вот он опускается короче, или она, и потихоньку начинает входить в вашу голову. Но входит он так, как будто головы и нет, и он всё ещё через воздух проходит. И вот он проникает всё глубже в голову, и когда он проходит через неё, то издаёт звук, типа… Ну вот как если хорошо и глубоко пилой дерево пильнуть, или картон. Такой типа рваный и низкий, резкий. И вот она, качаясь туда-сюда не очень быстро, с таким звуком через голову проходит, как через воздух, и этот звук ещё на фоне того звона. И этот звук приятный. Как будто каждый раз, когда пила проходит через голову, она, как бы, спиливает какую-то негативную часть с напряжениями и болями, и каждый раз становится всё легче и спокойнее на душе. И она как будто даже какое-то физическое удовольствие доставляет этим… И так я шёл между поездами, пока не дошёл до конкретного круглого вагона-цистерны. Из неё исходили эти звуки. Цистерна была такого грязно-бежевого цвета, с ржавыми подтёками и всей такой хуйнёй. На ней написано было что-то про нефтепродукты или что-то такое. Ну и я, как заворожённый, залез на лестницу этой цистерны, и поднялся наверх. Люк был приоткрыт, и из него раздавался сильный запах бензина. Я чувствовал, как дышу его парами, пока поднимал люк. И когда я его поднял, то внутрь проник свет от фонарей на путях. И я увидел, что в этой цистерне, в радужных разводах наполовину заполнившего её бензина, плавает русалка, сирена, и чешуйки на её хвосте сверкают и переливаются всеми видимыми цветами. Звон издавал она, и мне было так хорошо, словно душа лёгкий оргазм испытывала, и от бензина было так приятно, что я заглянул поглубже, и русалка меня утащила внутрь. И потом поезд с этой цистерной отправился дальше, чтобы она привлекала путников в других местах, в других городах, и чтобы они дальше попадали к ней в цистерну и распадались на нефть, чтобы бензина в цистерне становилось больше…
– Ого… Интересно… – сказала Саша.
– Ну прикольно, – сказала Света без особого энтузиазма.
– А, я знаю. Это у тебя всплыли воспоминания и старые впечатления того момента, когда мы бензин нюхали с пацанами, – сказал Марк и заулыбался. – Да-да, помутнение рассудка, приятный звук, глюки, ага… Давно это было. Удивительно, что ты ещё помнишь это так.
Саша укоризненно посмотрела на Марка.
– Да, возможно, так оно и есть, – равнодушно согласился с ним я.
«Они даже не обратили внимание на то, что я сказал «Приснилось мне КАК-ТО». Так что это не обман, раз я указал, что это приснилось мне как-то, а не сегодня. Но… Неужели им настолько похуй на то, что я говорю, что они даже не обращают внимания? Или я говорю так странно, что уже и непонятно, что я говорю, и они с этим смирились? И что? Если они привыкли, то они вообще нихуя не понимают, что я говорю? Ну или только часть?», – подумал я. Действительно странно. Ну, да и похуй.
– А как ты ощутил, что распадаешься на нефть? – неожиданно спросила Саша.
– Да я… Как-то и не особо это ощутил как-то. Я проснулся уже к этому моменту, и пока просыпался, то понял, что, куда и как там в этом сне.
– Поня-я-ятно… – протянула она.
Тишина повисла среди нас, и никто не знал, как её отпугнуть. Да никто и не хотел. Все думали о том, когда же, наконец, жизнь вернётся в их существование. Как мне представляется, во всяком случае. Потому что подобающе именно таким размышлениям я себя и ощущал.
– Кто-нибудь кушать хочет? – Саша прервала общее молчание.
– Не, – сказала Света.
Марк помотал головой.
– Нет, спасибо, – сказал я.
