Андрей Андреевич Вознин "Поминая былое"

Поминая былое
Константин Александрович Сапрыкин

Андрей Андреевич Вознин

Воспоминания судебно-медицинского эксперта. С элементами юмора, мистики и прочей потусторонщины.

Андрей Вознин, Константин Сапрыкин

Поминая былое

Спящая красавица

– Сударь, назовите причину, по которой вы соизволили перейти на сторону тьмы? – Профессор Арсений Германович Пестов постукивал карандашом по столу, строго глядя поверх панцирных очков.

Жёлтый кенарь, запертый в подозрительно отливающую золотом клетку, на каждый стук карандаша отзывался коротким чириканьем. И это чириканье совершенно странным образом и у меня отзывалось внутри… А возможно, подобно глупому кенарю я так реагировал на строгий стук по начальственному столу.

– Почему на тёмную? – Даже слегка растерялся таким неожиданным поворотом собеседования. Какая к чёрту тьма? О чём это он?

– Ну, как же. Вы шли в медицинский институт, собираясь нести добро людям – бороться со страшными болезнями, порою даже, я так подозреваю, рисуя в светлых мечтах картины ужасных эпидемий, где вы, облачённый в защитный костюм, мужественно шныряете среди стонущих в исподнем людей… Разве нет?

Я покраснел – вот же проныра, не зря среди студентов его втихаря называли Люциусом, с толстым намёком на известный мифологический персонаж. В нашем Меде Пестов преподавал для нескольких потоков анатомию, и приверженность изначальному дуализму не признавала иных оценок в зачётке, кроме как неуд и удовлетворительно. Порою, отчитывая очередного студента, неспособного отличить os scaphoideum от os lunatum, профессор иронично заявлял:

– Какие проблемы выучить анатомию? Всего-то надо запомнить: у обычного человека две руки, две ноги и голова… Ну, и ещё в придачу пара сотен косточек в кистях…

Понятно, что неуды студенты хватали не за неумение досчитать до двух, а за нечёткие познания в массе латинских наименований человеческого костяка и прочей требухе.

Оттирая нежданно выступивший на лбу пот, я промямлил в ответ:

– Некоторым образом…

– Вот и объясните, почему вы решили боле не утруждать себя выбором из всего многообразия способов излечения человеческого стада, а ограничиться личным общением со Смертью? Так сказать, T?te-?-t?te.

И действительно, почему? Не скажешь же, что позвал институтский кореш, пообещав высокую зарплату и бесплатное молоко. Слишком кощунственно это прозвучало бы в этом освящённом храме Танатоса. Впоследствии, правда, ни молока, ни высоких зарплат так и не довелось лицезреть, но это уже совсем иная история…

– Кхм, в детстве зачитывался романами о Шерлоке Холмсе, Арчи Гудвине…

– Да-а-а? – Удивление в голосе собеседника меня насторожило. Неужели слегка прокололся с именами героев из недавних видеофильмов?

– Опять же… Зарплата… Молоко… К-коровье… – слегка заикаясь, я понемногу выдавал тайные помыслы, которые, судя по всему, и так не являлись великой загадкой для слишком проницательного профессора. Проклятые панцирные очки! Усиленный толстыми линзами взгляд буквально прожигал со всеми моими тайнами насквозь.

– Ясно. Как с анатомией?

– Прекрасно…

– Я не про вашу. – Собеседник с усмешкой окинул взором с мускулистых ног атлета до светлой головы мыслителя. – А про оценку в дипломе.

– Удовлетворительно. – Чёртов собеседник умело вгонял в краску смущения.

– На чём «плавали»?

– Ходил. На подводной лодке…

– Ха-ха! Так, служивый, морячок?

– Да. После второго курса был коварно ввергнут во временной провал, установленный Постановлением Совета Министров СССР о призыве студентов ВУЗов в СА. Три года коту под хвост…

Профессор ещё раз прожёг оценивающим взглядом, словно пытаясь узреть все мои пока ещё непроявленные совершенства, и кивнул на дверь:

– Ну, чтобы так больше не думал, иди, сдавай свою макулатуру в кадры.

Ура! Не попрощавшись, вскочил и кинулся на первый этаж, покуда опомнившийся Люциус не включил заднюю…

Я сидел перед стойкой и быстро заполнял анкету. Изучавшая документы пожилая кадровичка костлявостью и страшной бледностью невольно наводила на крамольные мысли, что кадровая работа в бюро судебно-медицинской экспертизы не более чем некий душевный факультатив, а основной финансовый доход она получает, своим видом рекламируя гробы находящегося неподалеку похоронного бюро "Нимфа". Этакий product placement.

Вкладыш в дипломе неожиданно вызвал острую аллергическую реакцию – ходячая реклама несколько раз презрительно чихнула, словно обиженный кот перед миской с недоваренной РБУ. Наверное, тоже обратила внимание на анатомию… Или гистологию… Или органическую химию… Или на какой-то ещё из остальных двадцати четырёх предметов, кроме, конечно, физкультуры и научного атеизма с историей КПСС, где имел твёрдые познания на отлично. В бюро меня брали явно не из-за оценок. В который уже раз с удовлетворением отметил своё неотразимое природное обоняние…

…

Как выяснилось позднее, приняли меня с испытательным сроком, длительность которого никто толком не пояснял. А только начинал заводить свою унылую шарманку по этому поводу, все странно замолкали и старались по-быстрее покинуть общество нудной личинки на должность судебно-медицинского эксперта. Словно прокажённого фарисея. Оставалось только ждать второе пришествие, которое научный атеизм, помнится, настойчиво отрицал…

В первый трудовой день я получил место в кабинете за старым письменным столом, познавшим лучшие времена в самом начале правления героя анекдотов Леонида; косоногий стул, судя по печальному звучанию, изготовленный той же фабрикой музыкальных инструментов что и стол; и одно из первых персональных детищ большого синего гиганта со стёртой клавиатурой и недоразвитым монитором.

Учиться уму-разуму отдали в твёрдые руки неординарной личности, живой легенде судебной экспертизы – Самаэль Самаэльевичу Тиксову. По слухам, он начинал путь эксперта ещё при легендарных сталинских порядках, когда небрежность в экспертизе вполне могла привести на нары или прямиком на стол родного бюро с аккуратным огнестрельным ранением в os occipitale. Те жестокие времена выработали в Самаэль Самаэльевиче скрупулезное знание дела и патологическую требовательность к другим. К сожалению, в настоящее время этих других единственным числом представлял я. А так как отныне кабинет мы делили на пару, приходилось раз за разом переписывать протоколы вскрытий из-за банальных грамматических и синтаксических ошибок. Словно какой-то заштатный корректор в типографии, а не работник судебно-медицинский экспертизы.

– Самаэль Самаэльевич, а кто меня проведёт по бюро? – Быстро освоившись в кабинете, я решил прошвырнуться и по самому зданию.

Сказалась флотская привычка, когда каждого новобранца в обязательном порядке прогоняли по плавсредству, особо акцентируя внимание на местах, куда в силу ограниченности ума или недостатка сообразительности вход в одиночку с этого момента запрещался.

Сосед по кабинету на миг отвлёкся от монитора и недовольно буркнул:

– Мне больше делать нечего, как проводить бесплатные экскурсии по памятным местам? Ноги в руки и шагай сам, осваивайся.

Получив добро на самостоятельный анабасис, я зашёл к своему старому товарищу по первым двум курсам мединститута Терёхе. Пути наши разошлись в военкомате, когда меня отправили в плавсостав, а он поразил военную комиссию идеальной параллельностью стоп с холодным кафельным полом на осмотре у хирурга. И вот судьба опять свела вместе. Терёха и позвал в судмедэксперты, красочно расписывая плюсы в виде заоблачных зарплат и дармового молока…

– Ну что, веди меня Вергилий по местным адовым кругам, – очень поэтично обратился я к корешу.

Довольная физиономия Терёхи, получившего возможность увильнуть от работы на святых основаниях – провести новичка по этажам бюро – никак не соответствовала этой довольно таки мрачной цитате из самого Данте.

Бесплатная экскурсия начиналась с отдела освидетельствования живых лиц. Как его назвал мой циничный спутник – отдел экспертизы недобитых и недотраханных. Но стоило только перешагнуть порог заботливо раскрытой товарищем двери, невольная дрожь пробежала по чреслам: узкий коридор был буквально забит невыразительными, скрюченными фигурами, которые совершенно синхронно повернулись к нам… Проклятье! В тусклом свете одинокой лампочки их лица казались неестественно блеклыми на фоне серых стен и взгромождённых на опухшие носы чёрных очков. Столь неподходящий для полутёмного помещения аксессуар делал присутствующих похожими на огромных стрекоз. На целый рой этих самых чёртовых стрекоз. Я, честно говоря, опешил. Бр-р-р… Жуть-то какая… Большинство ожидающих, по странной прихоти нелёгкой судьбы, составляли женщины. Более опытный спутник, схватив за охолодевшую руку, потащил за собой, и мы быстро прошагали сквозь молчаливый строй, съедаемые внимательной чернотой многочисленных парных стекол, и скрылись в кабинете экспертов по ещё живым.

– А чего они все… – я покрутил указательным пальцем вокруг своих напуганных глаз, – такие… Кхм-м… Модные?

– Ха-а! – Терёха не терял присутствия природного оптимизма и в более неприятных ситуациях. – Кто прячет синяки после встречи с кулаками муженьков, кто глаза, пытаясь остаться неопознанным. Зависит от конкретной истории. Тут все-таки не ЗАГСа, куда приходят за штемпелем в паспорт.

Странная аналогия товарища неожиданно позволила прочувствовать трагизм ситуации, куда, кто вольно, кто невольно, вляпались ожидающие в коридоре жертвы домашнего и уличного насилия.

– Арист Платонович, знакомьтесь, наш новый кандидат в эксперты по трупам.

Эксперт по живым, Арист Платонович Стагиров, сидевший за столом, оказался мощным мужиком с квадратным точёным лицом, почти полностью сокрытым густой кудрявой бородой. А белый халат смотрелся этакой классической греческой тогой. Холодные блеклые глаза под выпуклым лбом на кажущемся мраморным лице осмотрели меня с ног до головы, не скрывая профессионального интереса.

– Славься, Люциус, идущие на работу приветствуют тебя… – криво усмехнулся специалист по побоям и изнасилованиям, – Будем знакомы. У нас тут царит вечная суета с живыми объектами. Проводим освидетельствования после побоев, фиксирование несогласованного coitus, ну и ещё всякого помаленьку. Ты сам-то, заходи, если что… В жизни всякое случается, обслужим вне очереди.

Я поперхнулся. Какое ещё – если что? Чур-чур меня…

– Теперь забежим в отдел запретной любви. – Терёха бодро шагал по петляющим коридорам, свободно ориентируясь в довольно замороченной архитектуре сталинской постройки.

Геномное отделение занималось определением родственных связей, взимая при этом наличную плату и далеко не в виде одного затёртого обола. Завсегдатаями здесь оказывались, носящиеся подобно маленьким ураганам и не ведающие покуда забот, дети и задумчивые, молчаливые мужчины, терзаемые сакральным вопросом: А папа ли я?

Заведующего этим слабым отблеском безумных страстей либо отрыжкой разгульных новогодних корпоративов официально величали Павлом Малотестовым, но за глаза называли просто – доктор Франкенштейн. Церемониально раскланявшись с местным властелином непростых человеческих судеб, двинулись дальше.

Следующим кабинетом, куда мы сунули любопытные носы, оказалась спектральная лаборатория. За огромным столом, заставленным непонятными приборами, сидела женщина неопределенного возраста. Из проёма входной двери была видна только полная, не измождённая фитнесом фигура да шевелюра редких рыжих волос. Фигура в обтягивающем белом халате неподвижно склонилась над бинокулярным микроскопом.

– Что здесь происходит? – почему-то шёпотом спросил я кореша. Наверное, побоялся неосторожно громкой речью отвлечь человека от важного исследования.

– Да почти ничего, – также тихо отвечал Терёха, – Отправляем сюда фрагменты повреждённых тканей, в них шмаляют из лазера и в конечном итоге устанавливают наличие следов материла травмирующего орудия. Впрочем, происходит это не часто. А сей момент лицезреем картину, когда эта достойная женщина почивает на рабочем месте, для чего, собственно, и необходим этот микроскоп – в качестве надёжного упора для головы. А очки, чтобы не было отпечатков вокруг глаз от жёстких окуляров…

Теперь боясь неосторожным движением разбудить, мы тихонечко выскользнули в коридор.

– Вот это работа! – Завистливый кивок лохматой головы на покинутый кабинет поставил точку на ознакомлении с этой лабораторией.

– Да уж, завидное местечко, – пришлось политкорректно согласиться, дабы не обидеть старого товарища.

Про себя я это заведение прозвал лабораторией имени инженера Гарина.

Этапным рубежом нашего путешествия оказалось судебно-химическое отделение. В силу своих немаленьких размеров оно отхватило практически половину этажа. В кабинетах отделения стояла дорогостоящая аппаратура, огромное количество всевозможных колбочек, пробирок, банок и трубок. Разнообразие размеров и форм завораживало. Впрочем, это также относилось и к многочисленным сотрудницам, которые легко делились на две группы: одну оставляли молчаливые женщины средних лет, вторую подвижные постоянно хихикающие молодые особы. И те, и те впечатляли фактурными фигурами. Серьезные лица принадлежали врачам-экспертам, а сияющие молодостью – лаборанткам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70021228&lfrom=174836202) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.