Говорливая и краснощекая с мороза толпа Иркиных друзей ввалилась в 27-ю квартиру в 22.45, если верить ходикам на стене. Семь девчонок и три парня. Они принесли московскую копченую колбасу, эдамский сыр и спиртное.
– Ирэн, это и есть твой брательник? – спросила сильно накрашенная толстушка, снимая пальто с лисицей. – А вы похожи – лицо, глаза, рост. Меня Вита зовут. Вообще-то, мама назвала Викторией, но этих Вик сейчас как собак нерезаных, поэтому я и придумала Виту.
На Вите было цветастое трикотажное платье, которое обтягивало ее тело как целлофан сосиску, но она ничуть не смущалась своих пышных форм и сразу объявила подружкам:
– Девочки, чур, Игорь мой кавалер на вечер. Но на медленные танцы могу одолжить потанцевать по одному разу, – и засмеялась.
Игорю она сразу не понравилась, но было поздняк метаться. Да и куда сильно убежишь в двухкомнатной малогабаритной квартире площадью 26 квадратных метров?
Три парня и были фарцой, как их называла Ирка.
Игорь познакомился только с Петей. Два других парня прилипли к девчонкам и зажимались с ними целый вечер на диване, поэтому Игорь их особо не запомнил.
Невысокий коренастый Петя первым протянул Игорю руку для знакомства:
– Пьер, – представился он. – А ты брат Ирэн? Наслышан.
Похоже, переиначивание родных имен было в моде в швейном училище. Если Ирка это Ирэн, Виктория это Вита, Петька это Пьер, то и Игорь решил не отставать на вечер.
– Гарри, – сказал он и пожал руку Пети.
Гости принесли семь бутылок спиртного, и отмечать все начали еще до боя курантов. Игорь раньше только пробовал разливное вино с пацанами во дворе. В новогоднюю ночь он попробовал и водку, и рислинг, и шампанское.
Курил сигареты «Стюардесса» с Пьером на балконе. Из своих у него был только «Беломор».
Скакал со всеми под песню «Бони М» «Варвара жарит кур». Хотя до новогодней вечеринки он точно знал, что английское название этой песни было «Daddy Cool», но после третьего стакана шампанского ему стало все равно, и он вместе с Иркиными гостями распевал на русском:
Варвара жарит кур,
Варвара жарит кур,
Жарит, жарит кур,
Варвара жарит кур!
Танцевал медляки со всеми девочками по очереди, кроме Ирки.
А когда вышел в тесный коридор за пачкой папирос в своей куртке, толстая Вита прошмыгнула следом. Она зажала его своим могучим потным телом, толкнула к вешалке с верхней одеждой и поцеловала взасос. От нее несло винегретом и селедкой. Игоря не вырвало прямо на пальто с лисицей только потому, что он и сам был пьян. За свой безобразно пахнущий первый слюнявый поцелуй он обозлился сразу на всех – на Виту, на Вику, на Венчика с Серегой, на Лену Завгороднюю и почему-то на Ирку с мамой. И только сильнее сжал руками большое потное тело. Вита некрасиво заржала.
– Гарик, ты неправильно целуешься, дай-ка я тебя научу, – выдохнули селедочные губы.
Глава седьмая. Масло сливочное – 5 граммов
Возвращаться в училище после постыдного Нового года и 11 дней зимних каникул Игорю было в ломы. Хотя кто в группе мог узнать, что он целовался по пьяни с бесшабашной Витой, а потом на трезвую голову они даже сходили в кино вчетвером – Ирка с Пьером, и Игорь с Витой. Крутили какой-то нудный черно-белый польский детектив, от которого у Игоря не осталось ничего, даже названия. Несмотря на то, что они не встретили никого из знакомых в кинотеатре, Игорю было стыдно смотреть в глаза Лене Завгородней или случайно встретить Вику в коридоре.
Хорошая новость пришла в виде нового распределения на практику. Теперь те, кто проходил практику в заводских столовых, были отправлены в школы, и наоборот. Игорь попал на практику в столовку машиностроительного завода, где работала заведующей сменой тетя Клава.
За время зимних каникул Ирка пошила Игорю настоящий поварской колпак. Как в кино у всяких там французских поваров, такое белое пушистое облачко над высокой тульей.
– Будешь как настоящий повар. Шеф Гарри, а что? Звучит неплохо, – подкалывала Ирка.
Женщины-повара носили на головах высокие громоздкие сооружения из марли и крахмала. Как накрахмаленный кусок стоячей марли превращался в высокую корону, Игорь так и не понял, хотя мастачка показывала пару раз в первый день практики. В школьной столовой Игорь носил белую пилотку, да там особо никто и не придирался по поводу головных уборов. Еще та шарашкина контора.
Заводская столовая поразила Игоря размером и размахом.
Здание столовой сдали в эксплуатацию только в прошлом году. Просторные цеха, высокие окна с сетками от мух, чистые белые полы и громадный горячий цех с новейшим оборудованием. Про такие котлы, в которых готовят первые блюда сразу на 400 человек, Игорь помнил из уроков по оборудованию. Грымза Ивановна не зря гоняла их по техническим данным паровых котлов и мясорубок. Ну еще бы – накормить 1000 рабочих за одну смену это вам не картошку в компоте вылавливать.
Заглянул Игорь и в мясной – там стояли столы и мойки из нержавеющей стали, деревянный сруб, покрытый толстым слоем поваренной соли, весы, огромные холодильные камеры и мясорубка «Универсал». Игорь завистливо вздохнул и закрыл дверь, пока не явились работники мясного цеха.
Даже сами поварихи заводской столовой были все чистенькие и аккуратненькие. Для вытирания мокрых рук и подхвата горячих кастрюль они носили при себе белые полотенца, а не старые засаленные тряпки, как повара в школьной столовой. У каждой из них был свой набор ножей.
Так Игорь узнал, что каждому уважающему себя повару, особенно если ты мужчина и работаешь в мясном цехе, полагается иметь свой набор ножей. Производственные безобразные ножи с неудобными ручками из черного пластика были тупее не придумаешь.
– Не беда, добудем, – сказала Ирка. – Мам, кто у вас там из токарей делает ножи? А мы обменяем на ремень с крутой бляхой или рубашку с заклепками. Пьер подгонит.
«С таким Пьером и я бы не пропал», – подумал Игорь. Невысокий Пьер был на голову ниже дылды Ирки, но это его не смущало, а уж Ирку тем более. Она мечтала о сапогах-чулках на шпильке. Игорь был уверен, что Пьер добудет и этот дефицит, дай ему только время.
Через неделю у Игоря был свой набор ножей – маленький для чистки корнеплодов, средний для филирования мяса и рыбы и большой для рубки. Рукастая Ирка пошила Игорю холщовый кляссер вроде тех, в которых художники носят свои кисти.
– Красота. Ирка, ну ты и башка. Деловая, умная, с фантазией. Тебе не в ателье работать, а где-нибудь в дизайнерской компании какого-нибудь Софи Лорена.
– Тундра ты, Игорь. Софи Лорен это итальянская актриса. А Ральф Лорен это американский дизайнер одежды.
Ирка вздохнула.
– Эх, была бы у меня машинка с оверлоком, я бы такие модели создавала, что закачаешься. А то все вручную приходится обметывать. Еще я бы в театре хотела работать, костюмы для актеров шить. Хорошо бы махнуть куда-нибудь в Прибалтику или, еще лучше, за границу. Да вы с мамой без меня пропадете.
Может, и не пропадем, но без Ирки будет туго.
То ли набор ножей так произвел впечатление, то ли новый поварской колпак, то ли умение Игоря быстро нарезать картошку кубиками, а может, и все вместе, но ЛЛ почему-то прониклась к Игорю и взяла над ним персональное шефство.
Вообще-то мастачкам полагалось регулярно приходить на предприятия общественного питания и курировать своих студентов во время прохождения практики. Но в школьную столовку ЛЛ зашла только один раз и так же быстро вышла.
– Игоречек, золотко, сам понимаешь, в мясной тебя пока поставить не могу, – сказала тетя Клава, вернее, Клавдия Никаноровна, как ее нужно было называть на производстве. – Но могу на горячее. Научишься блинчики и сырники печь. Картофельные зразы, крокеты. А там, глядишь, и до котлеток доберемся.
Она засмеялась беззвучным смехом. Несколько слоев тети-Клавиного живота заколыхались вместе с ней. Игорь так и не понял, почему ему нельзя в мясной уже сейчас, но спрашивать не стал. Ну, горячие так горячие.
В горячем цехе Игорю даже выделили персональный стол с поверхностью из нержавеющей стали и настольными синими весами и дали новенькую разделочную доску.
Игорь решил задать вопрос, который у него вертелся в голове с утра.
– Людмила Леонидовна, а какая зарплата у повара?
– 40 рублей в месяц за третий разряд. Если у тебя четвертый, то 50. Ну, повар-мастер и заведующая производством вытянет на 90.
– Сорок рублей? А почему так мало?
– Потом поймешь. А теперь мой вопрос. Какое самое главное правило повара? – спросила ЛЛ, разворачивая свои персональные ножи, завернутые в белое полотенце, и глядя на кляссер Игоря.
– Разделение горячих и холодных блюд в зависимости от температуры подачи, – ответил Игорь.
– Это само собой. Но то ж на страницах учебника. А на работе главное правило – приготовил, убери за собой. Это значит – что бы ты ни делал, держи свое рабочее место в чистоте. Использованное оборудование и посуду моешь сам. У тебя на столе всегда должно быть чисто. Тогда и тебе, и санстанции спокойнее спится.
Санстанцию боялись все как огня, впрочем, как и народного контроля, который приходил на производство проверять вложение продуктов и мог подкараулить поваров после работы и проверить сумки.
– Не понял, – удивился Игорь. – А для чего ж тогда уборщицы и посудомойщицы?
– Их обязанности мыть посуду после раздачи блюд. Но они с радостью вымоют твою посуду, использованную для приготовления пищи, если запомнишь второе правило: «Живи сам и давай жить другим».
– Это как?
– А вот сегодня и узнаешь. Что у тебя там по разнарядке на сегодня?
– Сто порций блинчиков.
– Раскладку знаешь?
– На блины второй категории? Знаю.
На уроках кулинарии Елена Ивановна рассказывала, что повара со стажем помнят наизусть около 300 раскладок блюд на память. Столько Игорь не знал, но где-то 50 уже помнил. Раскладку на блины запомнить было просто.
– Мука пшеничная 66 грамм. Четвертинка яйца. Сахар 4 грамма. Масло 5 грамм. Вода 115 грамм. Соль полтора и растительное масло для жарки.
– Молодец, – похвалила ЛЛ. – Пошли получать продукты.
Игорь быстро в уме умножил раскладку блинов на сто. Как и всем музыкальным людям, математика ему давалась легко, и с цифрами он дружил. С освоением новой профессии Игорь заметил, что окружающий мир стал измеряться номерами. Он считал все – ступеньки до своей квартиры, куски хлеба, что резала Ирка на ужин, картофелины, что чистил в столовой. Вот только дурацкая тригонометрия в вечерней школе никак не шла.
Взглянув на накладную Игоря, кладовщица выдала продукты.
Мука пшеничная – 6600. Яйца – 25 штук. Сахар – 400 граммов. Полкило сливочного масла и литровую бутылку растительного. Вода была в кране, а соль стояла на всех столах в белых пластиковых коробках со словом «СОЛЬ».
ЛЛ отложила десяток яиц и сахар в сторону и помогла Игорю замесить блинное тесто, велев сделать его сначала густым как на оладьи.
– Так, теперь лей теплой воды побольше, да не жалей, – говорила ЛЛ, пока Игорь пыхтел, размешивая деревянной мешалкой густое тесто в большой кастрюле.
Наконец консистенция жидкого теста удовлетворила ЛЛ, и она отлила немного в кастрюлю поменьше.
– Сходи в мясной и попроси кусок сала, – велела ЛЛ Игорю.
– Зачем?
– Иди и делай что велено.
Игорь вернулся с ошметком сала чуть меньше ладони.
ЛЛ отрезала кусок размером со спичечный коробок и насадила его на вилку.
– Это еще зачем? – удивился Игорь.
– Экономим растительное масло. По раскладке его полагается лить на сковороду и использовать для жарки. Мы его нальем немного в тесто, а смазывать сковороду будем вот этим куском сала. Поварешку в руки и поехали.
Сначала ЛЛ только покрикивала на него.
– Игорь, шевели ручками!
– Да быстрее, пока тесто не начало прижариваться!
– Наклоняй сковородку в разные стороны!
– Заполняй все дырочки тестом!
Ну и работенка. Игорь испортил пять первых блинов и обжег руку. Но ЛЛ была непреклонна. Намазала руку Игоря растительным маслом из бутылки и велела продолжать.
Когда Игорь наловчился ровно разливать тесто по всей поверхности и лопаточкой снимать блины почти без потерь, ЛЛ взяла вторую сковородку и встала рядом жарить блины, попутно рассказывая всякие блинные секреты. О том, что можно пробовать сырое блинное тесто на соль, ну или съесть первый блин. Рассказала ЛЛ, что у блинов с припеком жарят только одну сторону блинчика, укладывают на обжаренную сторону начинку из мяса или капусты с вареным яйцом и потом уже, свернув конвертиком, обжаривают с другой стороны. Что старая горелая сковорода всегда лучше новой, потому что пригар и есть наиважнейшее условие, чтобы блины снимались хорошо. Что каждый блин можно промазывать минимальным количеством сливочного масла. Эти и другие секреты ЛЛ рассказала Игорю, пока они в четыре руки и на четыре сковородки пекли блины.
Жар от печи застилал глаза. От льющегося градом пота не спасал и крутой колпак, заставляя Игоря поминутно вытирать лоб полотенцем. Сковороды с каждым разом становились тяжелее, а от запаха блинов уже тошнило. Четыре сковородки летали вверх и вниз, а стопка румяных промасленных блинов росла.
Они еле успели закончить с блинами к полудню, когда открывалась раздача на рабочий перерыв. На блины Игорь уже не мог смотреть.
Они отнесли их на раздачу, где молоденькая хорошенькая раздатчица в огромном накрахмаленном колпаке и безупречно белом халате переложила их в раздаточный лоток.
– Теперь не скоро захочешь блины дома печь, – сказала она и подмигнула Игорю.
ЛЛ заставила его вымыть всю использованную посуду, вытереть стол и бортик печки, где они жарили блины.
У Игоря остались десяток яиц, пачка масла, стакан сахара, полкило муки и полбутылки растительного масла.
– А это куда? – спросил он.
– А это, милый мой, ответ на твой вопрос: почему у поваров такая маленькая зарплата. В самой раскладке уже заложено, что что-то вполне съедобное можно приготовить и из меньшего количества продуктов. Но помни второе правило, что нужно давать жить и другим.
Игорь понял намек и отнес пять яиц назад кладовщице и оставшуюся муку пожилой посудомойщице бабе Нюре. Остальные пять яиц, пачку масла и сахар хотел отдать ЛЛ, но она не взяла.
– Ты заработал. Неси домой. Да аккуратно выходи из столовой, чтобы народу вокруг не было.
– Дак у меня, это, нету ничего, в чем нести.
– А это правило номер три – у повара всегда в запасе есть кульки, пакеты, банки и добротная сумка. Можешь хранить это в раздевалке в своей кабинке. А пока возьми мою сумку и пакеты. Принесешь назад в следующую среду.
Теперь Игорь понял, почему ему нельзя в мясной. Помимо искусства разделки туш, нужно еще будет учиться, какой кусок оставить себе и какой начальству, и как еще приготовить съедобное блюдо, чтобы народ не возмущался. А это, видимо, тоже целая наука.
