Марго
А вообще любовь – такая абсолютно нелепая штука.
Является ниоткуда, внезапно, и всё – попался.
Может, это завтра случится, кто знает?
(с) «Мой любимый sputnik», Харуки Мураками.
Выступление выпило из меня все силы до дна. А может, не выступление, а прошлая сумасшедшая ночь и бессонное утро.
Что я только ни делала, чтобы окунуться в дрему – считала овец, бралась за книгу, пыталась посмотреть любимый сериал, но все тщетно. Поэтому к полуночи, когда настало время возвращаться домой, была выжата, словно лимон.
Я бросила прямо на пол в прихожей тяжелый пакет с сувенирами, прислонилась к стене на пару минут, устало прикрыв глаза. Потянулась к панели сигнализации, но она почему-то была отключена – наверное, пора дать себе отдых, иначе собственная рассеянность ничем хорошим не обернется.
Со слипающимися веками я поплелась в спальню, представляя, как сброшу одежду и упаду в кровать, но сон как рукой сняло, стоило мне включить свет. В моем кресле-качалке, нагло развалившись, сидел Антон.
Паника черной кошкой прокралась в душу и захватила каждую клеточку тела – я не настолько хорошо его знала, чтобы чувствовать себя защищенной, тем более, что он взломал замок и отрубил систему безопасности.
Первым инстинктом было швырнуть в него что угодно – для этой цели вполне подошел черный с шипами клатч. Однако мужчина легко отклонился в сторону, оставив меня ни с чем.
В отчаянии я вцепилась в стул обеими руками и подняла его над головой, в глубине души прекрасно понимая, что при желании Антон легко сметет мое хлипкое сопротивление.
– Я вызову полицию, тебя арестуют и бросят в камеру, чертов ты психопат, – пролепетала я дрожащим голосом, пытаясь воззвать к его рассудку.
На самом деле, звонить нужно было еще в коридоре, сейчас я вряд ли успею схватить телефон и набрать нужный номер.
– А может, сперва поговорим? – мирно произнес мужчина, пристально глядя на меня своими темно-карими глазами.
Если бы верила в сверхъестественное, сказала бы, что Антон меня загипнотизировал. Иначе, как объяснить, что я резко успокоилась, поставила стул и беспомощно на него опустилась?
– Рит, – позвал он с легкой укоризной. – Неужели ты думаешь, что, если бы я хотел причинить тебе вред, то стал бы ждать, пока ты заметишь меня в спальне?
– Антон, тебе мама не говорила, что нехорошо врываться в чужой дом без спроса? – я скрестила руки на груди, будто бы отгораживаясь, и добавила: – тем более, что я не давала разрешения и не оставляла тебе ключей.
– Ты ведь не любишь Бритни Спирс? – я ожидала услышать от него все, что угодно, кроме этого нелепого вопроса.
– Что? – я вскинула недоуменно бровь и покрутила пальцем у виска. – Антош, а у тебя есть справка, что ты нормальный?
– Ты не слушаешь Бэкстрит Бойз, совершенно точно не любишь розы и не станешь по доброй воле гулять под дождем, так? – мужчина какое-то время с ухмылкой следил за моим недоумением прежде, чем пояснить: – все, что написано про тебя в многочисленных интервью, бред, верно?
– Дэн придумал эту чушь. Девчонкам нравится, – призналась я и рассмеялась от всей души, радуясь, что хоть кто-то меня понимает.
– Расскажи о себе, – попросил Антон проникновенно, и я сдалась – не так часто мне выпадал шанс обнажить настоящую себя.
Мало кто об этом просил вообще, практически никто – из искреннего интереса.
– Слушаю Цоя, Линкин Парк и Роксет. Люблю воду, бассейны, море, океан, но ненавижу мокнуть под дождем. К цветам отношусь равнодушно, считаю, что им лучше остаться на грядках, чем за пару дней увянуть в вазе. Некоторые тексты песен пишу сама, но это не в моде, так что пиар-менеджер велит никому не рассказывать, – я открывалась перед мало знакомым мужчиной легко – как будто не было ничего естественней его внимания.
– Держу пари, клубнику с шампанским ты тоже не больно-то жалуешь, – с улыбкой заключил он, вынуждая меня согласиться. – Поэтому я принес нам пиццы и пива. Правда, пицца уже остыла.
Только сейчас я заметила на полу возле кресла-качалки два внушительных пакета. Что ж, Антон знал, чем меня подкупить.
Я подошла к нему, намереваясь забрать еду и разогреть ее, но мужчина меня остановил. Развернул спиной, прошелся пальцами по мочке уха, размял затекшие плечи так, что я не удержала глубокого приглушенного вздоха.
– Дай мне шанс, Рит, – он обнял меня так нежно, невесомо, отчего захотелось выбросить из головы все.
И то, что мы встретились всего пару дней назад. И предупреждение отца. И то, что Антон преследует какие-то свои замыслы.
Купившись на космическое обаяние Антона, я размечталась о том, чтобы прыгнуть с обрыва в бездну страстей, забыться в теплых сильных руках хотя бы ненадолго.
И я забылась.
Мы ели пиццу с пепперони и сыром, запивая ее Хайнекеном. Смотрели «С широко закрытыми глазами».
Я много говорила: о детстве и о том, как сильно мне не хватает мамы, а Антон внимал каждому слову. Потом соскользнула в страну сновидений, а он никуда не ушел, завернув меня в одеяло, и продолжил обнимать.
– Рит…
Он разбудил меня шепотом наутро, когда солнце давно уже золотило небосвод.
А я блаженно потянулась, ощущая безграничную энергию во всем теле от кончиков пальцев ног до самой макушки, и ничуть не слукавила, признавшись.
– Господи, как давно я так хорошо не высыпалась.
– У тебя есть планы на сегодня? – после минутной паузы как-то уж очень нерешительно спросил Антон.
Я же поддразнила мужчину, памятуя о ночной беседе.
– К счастью, нет. Думала, весь день не вылезать из кровати, слушать Бритни и запивать клубнику шампанским.
– Составишь мне компанию? В поликлинику надо, – сердце пропустило удар, а потом забилось тревожно, но следующая фраза расставила все по местам: – мама приболела. Я обещал навестить.
Глава 10
Антон
Пустишь в голову переночевать,
а он там на всю жизнь остаётся.
(с) «Кулинарная книга», Ринат Валиуллин.
Самой большой странностью было то, что я начал чувствовать Маргариту. Удивлялся, но она была как на ладони – на первый взгляд, бунтарка и хулиганка, а если присмотреться – хрупкая и ранимая, нуждающаяся в поддержке и участии.
Она не выставила меня из дома, не убежала с криками в коридор, не стала звонить ментам, вместо этого изнеможенно опустилась на стул – несостоявшееся орудие моего убийства.
Я ожидаемо разнес в пух и прах изложенные в журналах стереотипы, которые не имели ничего общего с девушкой, сидевшей напротив.
Именно сейчас она была настоящая – уставшая после выматывающего концерта, искренняя в своем смехе и на удивление откровенная. Иногда она вертела затекшей от неудобной позы шеей, а еще растягивала и возвращала на место браслет из металлических пластинок на запястье.
Захватив пиццу с пивом, мы перебрались в кровать и включили какой-то романтический фильм. На экране Том Круз и Николь Кидман выясняли отношения, а я любовался игрой света, запутавшегося в Ритиных волосах.
Диалоги героев прошли мимо невнятным фоном, потому что Марго делилась воспоминаниями из детства.
– Дар мне достался от мамы. Когда я была маленькая, каждую ночь она пела колыбельные. Она отвела меня в школу искусств, не пропустила ни одного моего выступления, заставила подписать для нее диск первого вышедшего альбома.
В редкие выходные мы выбирались на дачу, расстилали плед у реки и исполняли какой-нибудь пронзительный романс дуэтом. Она укутывала меня любовью и обещала, что все обязательно будет хорошо, – грустная улыбка смягчила тонкие черты лица Маргариты.
– Почему она не пыталась сделать карьеру на сцене? – спросил я, недоумевая, как можно зарывать талант в землю.
– Слишком ценила домашний уют и не терпела публичности. Знаешь, иногда я ее понимаю, – девушка смахнула с ресниц набежавшие слезинки и продолжила: – когда мне было шестнадцать, ее не стало. Одним июньским утром. Оторвался тромб. Ох и натерпелся отец в первые полгода после ее смерти. Я перекрасила волосы в салатовый, потом в малиновый, потом в фиолетовый. Проколола пупок, набила татушку на лопатке. Дралась с одноклассниками, вылетела из двух лицеев…
– Как снова обрела покой? – я провел рукой по Ритиной спине вдоль позвоночника, гадая, какой рисунок на коже скрывает белая майка.
– До сих пор не обрела, – фыркнула Марго, рисуя пальчиками узоры на моей груди. – Просто смирилась с осознанием, что так будет всегда – без того, кто поддерживал любое мое даже самое сумасшедшее начинание, с пустующей черной дырой на сердце. Человек ко всему привыкает, даже к виселице: подергается, подергается … и привыкнет.
Рита прижалась ко мне тесно и провалилась в сон. Я укутал ее в покрывало, обвил руками и еще долго смотрел, как подрагивают ее веки и постепенно выравнивается дыхание.
Повинуясь внезапному душевному порыву, я попросил Бельскую составить мне компанию в поездке в больницу.
Она собрала волосы в высокий хвост на затылке, спряталась за солнцезащитные квадратные очки, закрывающие пол-лица, и откинулась на пассажирское сиденье, позволяя мне продираться через вяло движущуюся пробку.
Выглядела расслабленно, не выказывая и тени раздражения тем, что приходится так медленное ехать, да еще и не в автомобиле бизнес-класса. А когда мы, наконец, добрались до места назначения, выскочила из салона, взлетела по ступенькам и застыла перед дверью в ожидании меня, нетерпеливо постукивая по бетону носком кроссовки.
Ее порывистость заражала, заставляла переключиться на пятую скорость и нестись на полном ходу вперед – к яркой звезде, к сокровенной мечте, ну или, на худой конец, к автомату за утренним кофе.
– Нам нужен еще халат и бахилы, – я бросил топтавшемуся в коридоре брату. Сонное выражение с его физиономии исчезло, стоило Марго снять очки: он размахивал руками, тыкал в нее пальцем и походил на неандертальца, выбравшегося из пещеры на свет. Я стукнул его хорошенько прежде, чем обратиться к Рите: – знакомься. Недоразумение по имени Иван. По чистой случайности, мы связаны узами крови.
Смех Бельской звонким колокольчиком разнесся по больничному холлу, приковывая мое внимание.
– А его удар не хватит? А то придется искать свободную койку, – Рита озорно подмигнула Ваньке, отчего малой совсем растаял и расплылся в глупой блаженной улыбке.
– Пошли, – я отвесил брательнику подзатыльник, не желая признаваться самому себе, что только что испытал нечто похожее на ревность.
– Если мне нужно было сюда попасть, чтобы ты познакомил нас со своей девушкой, сказал бы раньше, – вместо приветствия укорила меня мама: сегодня она выглядела уже не такой слабой, как в последний наш визит.
– Здравствуйте, – робко проговорила Маргарита, потупив глаза, и залилась мягким нежным румянцем.
– Ну же, проходи, не стесняйся, – девушка послушно опустилась рядом с мамой на самый краешек кровати.
Я не успел умилиться представшему взору зрелищу из-за как всегда некстати затрезвонившего телефона: увидел на экране опостылевшую фамилию, извинился и вышел из палаты.
– Ты сблизился с ней? – без предисловий прошипел Грацинский.
– Я над этим работаю, – я снова соврал своему неофициальному работодателю: мысль поведать ему о ночевке у Риты почему-то представилась самым страшным предательством.
– Значит, хреново работаешь, Серов, – зло выплюнул Эрнест и потребовал встретиться вечером.
– Сегодня не могу, семейные дела, – оправдывался я, будучи абсолютно не готовым к разговору с ним с глазу на глаз.
– Антон, почему у меня такое ощущение, что деньги нужны мне и я за тобой бегаю? Пересмотри свое отношение, иначе мы расторгнем заключенное соглашение, – повелительно распорядился Грацинский и отключился, оставляя меня наедине с чувством гадливости.
Когда я вернулся в палату, практически ничего не изменилось, кроме того, что мелкий переместился на стул поближе к маминой кровати и к Рите.
– Попроси у облаков подарить нам белых снов. Ночь плывет, и мы за ней – в мир таинственных огней, *[1] – самозабвенно выводила Марго, не замечая ничего вокруг, в том числе и восторженно уставившегося на нее во все глаза Ваньку.
– Ох, Антон, она замечательная, – мама указала кивком головы на Риту и погрозила мне пальцем, – только попробуй обидеть девочку!
________
*[1] – песня Полины Гагариной – «Колыбельная».
Глава 11
Марго
– Знакомьтесь! Алиса, это пудинг!
Пудинг, это Алиса! Унесите!..
Ну вот, вас только познакомили,
а ты уже на него с ножом!
