Полки, наконец, построились, начались доклады командиров.
До слуха Марии долетело: «Пятнадцатый гренадёрский Тифлисский Его Императорского Высочества Великого князя Константина Константиновича полк для проведения смотра построен. Командир полка полковник Юлиан Семёнович Прокопенко».
Чеканя шаг, к командиру дивизии, приблизился следующий рапортующий. Отдав честь, он доложил: «Шестнадцатый гренадёрский Мингрельский Его Императорского Высочества Великого князя Дмитрия Константиновича полк для проведения смотра построен. Командир полка полковник Авель Гаврилович Макаев».
Мария услышала за спиной женский голос: «Кому докладывают, знаешь?» Она непроизвольно оглянулась и увидела молоденькую девушку, обращавшуюся к знакомому Марии юноше, сыну инспектора кавказских удельных имений Павлу, курсанту пехотного училища. Павел, встретив взгляд Марии, поклонился ей и, приняв ответный кивок, с достоинством ответил подруге: «Дивизией командует генерал-лейтенант Мышлаевский Александр Захарьевич».
Девушка воскликнула:
– Весь в орденах! Неужели можно столько заслужить?
– Ещё как!
– А какие это ордена?
Юноша усмехнулся:
– Проверяешь меня?
– Просто спрашиваю, мне интересно.
– Вижу ордена Святой Анны нескольких степеней, Святого Станислава, Святого Владимира, Святого Александра Невского.
Мария не удержалась:
– Заметила и орден Белого орла, – благодаря отцу, она хорошо знала награды.
Павел согласно кивнул и вдруг обратился к девушке:
– Не могу не представить тебе самую известную портниху Тифлиса – Марию Давидовну, по мужу – Климчук. Наша семья шьёт одежду только в её мастерской.
Девушка застенчиво улыбнулась:
– Наслышана о вас и рада знакомству, – она сделала книксен. – Моё имя Светлана, учусь в Четвёртой женской гимназии.
Мария поправила у девушки шляпку.
– Павел преувеличивает. В Тифлисе немало прекрасных портных. И хочу спросить: начальница вашей гимназии не Софья Ивановна?
– Да, это моя мама.
– Я вот и смотрю, как ты на неё похожа.
– Все говорят.
– Передавай привет. Она очень хороший человек.
– Спасибо.
Доклады продолжались. Отрапортовали командиры лейб-гренадёрского Эриванского полка, Грузинского полка, Кавказского драгунского полка, Кавказского сапёрного батальона, артиллерийской бригады.
И закрутилась карусель. Пошли перестроения, маршировки под барабанный бой, исполнение строевых песен.
Начали с «Петровского марша»: «Знают турки нас и шведы. И про нас известен свет. На сраженья, на победы Нас всегда сам Царь ведет…».
Финалом послужила лихая походная песня: «Разудалый ты солдатик. Русской армии святой. Славно песню напеваю. Я в бою всегда лихой! Не страшится русский витязь. Не страшится он никак. Ведь за ним семьи молитвы. С ним и Бог, и русский царь…».
Смотр закончился, толпа не спеша расходилась.
Мария не заметила, как ушли Павел со Светланой. Сама она, обойдя площадь, свернула на Головинский проспект.
Внезапно услышала: «Мара!». Так её называла только одна особа: взбалмошная Танечка Ефимова.
Мария обернулась.
– Ты разве не в Петербурге?!
– В Петербурге! – молодая женщина, одетая в вызывающий жакет и короткую юбку, да с надвинутой на лоб клетчатой кепкой, кинулась к Марии и крепко обняла её. – Сейчас всё расскажу! – отступив на шаг, она продолжила восклицать. – Это просто мистика! Не поверишь, я шла – к тебе! Приехала полчаса назад! Бросила сумку у бабушки, выскочила, и кого я вижу – тебя! По походке узнала! – переведя дух, Танечка продолжила. – А давай, махнём в бани! Ехала и думала: отправлюсь сегодня же! Соскучилась по серным баням. Петербург хорош, но таких бань не сыскать!
Мария перебила.
– Ты окончила Академию Художеств?
– Окончила, окончила! Но ударилась в поэзию. В петербургском журнале «Лукоморье» вышли мои футуристические стихи. И знаешь, я взяла себе псевдоним.
– Ефим?
Татьяна прыснула:
– С какой стати?!
– Образовала от фамилии.
– Мара! Я что, мужчина?
– Подражая Жорж Санд, она ведь твой кумир.
– Да, кумир, но зачем мне кому-то подражать, я сама – личность! И к личности – соответствующий псевдоним.
– Какой же?
– Вечорка.
– Вечорка? – Мария пожала плечами. – Чем же он соответствует?
– В славянской мифологии это образ «Вечерней звезды», – Татьяна всплеснула руками. – Мы долго стоим! Берём кахетинское, сыр-пыр – и в баню!
Мария колебалась.
– Степан будет волноваться, подумает, куда я задевалась.
– Пусть думает и пусть волнуется! Потом я его расцелую.
Мария махнула рукой.
– Так и быть. Скажи только, ты приехала что-то пошить?
– Скажу, но сначала – за вином!
– Пошить – себе?
– А можно сохранить интригу?
Мария покачала головой.
– Можно. И храни тебя Бог, такую шумную.
Женщины направились к сверкавшему стеклянными витринами магазину «Дзмоба».
У самых дверей Мария остановилась.
– Если брать кахетинское, то лучше в погребах братьев Шиканянц. Они недалеко.
– Идём! – Татьяна театрально взметнула вверх руки и хлопнула в ладоши. – Предвкушаю феерию!
В серных банях Мария абонировала свой любимый номер, где лёгкий пар окутывал в бассейне статую безымянной восточной красавицы. По углам бассейна горели в канделябрах свечи. Дрожавшие огоньки играли сполохами на сводчатом потолке и в мозаичных стенах. Ещё один канделябр стоял в узкой нише и освещал дубовый стол, на котором красовалась глиняная бутыль, сверкали бокалы с вином и разливался свет по серебряному блюду с кудрявой горкой зелени и выложенными вокруг неё дольками сыра сулугуни.
В простынях и с распаренными лицами купальщицы сидели у стола в глубоких креслах. Татьяна, слегка раскачиваясь, читала свои стихи. Слог Марии нравился, но смысла в заумных фразах она не находила.
Сделав паузу, Татьяна отпила глоток вина и таинственно произнесла:
– Откроюсь тебе первой, Мара. Я готовлю сборник, который хочу назвать «Магнолии». А начинаться он будет такими вот строчками:
«Я не люблю цветов, они не знают боли, / Увянув медленно, они не говорят, / и лишь кошмарная фантастика магнолий / прельщает иногда мой утомленный взгляд».
Мария оживилась.
– Эти строчки мне нравятся.
Татьяна усмехнулась.
– Остальные, значит, нет?
– В остальные надо вчитаться.
– Вчитаешься. Я привезла с собой журнал.
В голове Марии промелькнула догадка: так вот зачем она приехала, хочет выговориться, и выговориться именно ей.
Таня привязалась к Марии ещё подростком, когда набиравшая популярность портниха шила одежду её семье. Родители девочку не понимали, а Марии она доверялась легко.
Отец Татьяны служил начальником Земельного управления Закавказья и был человеком неординарным, более того, непредсказуемым. Не так давно, почувствовав боль в боку, он пошёл на приём к известному лекарю. Тот, обследовав его, с прискорбием сообщил, что с такими запущенными почками человек не проживёт и года. Последовал ответ: если так, то сидеть и ждать смерти глупо.
Отец Татьяны вышел в больничный двор и застрелился. Вскрытие показало, ничего серьёзного у него было.
Увы, лекарь не мог и помыслить о таком исходе. Он сознательно припугнул состоятельного пациента, чтобы тот не поскупился за последующее чудесное исцеление. Для матери Татьяны горе было безмерным, женщина сама хотела покончить с собой, но её удержали дети: дочь и сын.
Мария добавила в бокалы вино.
– Вспомнила твоего отца, предлагаю его помянуть.
Обе сделали по глотку, а после Мария сказала:
– Давай помянём и мою малышку.
Татьяна вскрикнула:
– Это какую же?!
– Новенькую.
– А сыновья как?
– Сыновья, слава Богу, здравствуют.
Татьяна вздохнула.
– Соболезную.
Теперь выпили до дна. Мария поставила бокал.
– Бог дал, Бог взял.
Татьяна встала.
– Пойдём, окунёмся.
– Пойдём.
Оставив в креслах простыни, женщины направились к бассейну.
Мария была уверена, что никогда не покинет Тифлис, ибо не сможет жить без серных бань. Их сказочные оранжево-коричневые купола околдовали её ещё в детстве. Утопленные в землю, они казались ей ни чем иным, как пристанищем джинов. Запах сероводорода, от которого морщились приезжие, стал для неё волшебным, а нагие женщины, размеренно двигавшиеся в лёгком мареве, представлялись ей призраками.
Мама привела Марию в это чарующее подземелье ещё ребёнком, и когда окликала её, мол, пора уходить, девочка делала вид, что не слышит. Закрыв глаза, она продолжала нежиться в этом чудесном, бьющим из-под земли горячем источнике, называвшемся по-грузински «тбилисо».
Татьяна показала на статую.
– Скажи, Мара, я полнее её?
