Дарья Ратникова "Шут и его жена"

Мик

Было холодно просто до жути. И в этом холоде растворялись все другие мысли. И это к лучшему, потому что вместе с холодом под кожу, казалось, забиралось какое-то противное липкое чувство. Мик не знал, дойдут ли они, а если дойдут – на месте ли избушка и… Много всяких «и». Но он просто старался не думать. Два года назад, когда он походя спросил случайных странников – избушка всё ещё стояла на прежнем месте.

Давным давно, казалось, что в какой-то другой жизни, он в очередной раз попытался сбежать от князя. Бросился прямиком через лес, чтобы наткнуться на маленькую приземистую избушку, поросшую мхом. Тогда ему это показалось чудом. Он прятался в избушке неделю. Просто наслаждался свободой, готовил пищу, пытался охотиться и верил, что князь не знает о нём.

Трижды «ха»! Через неделю началась большая осенняя охота и княжьи охотники нагрянули в его избушку. Тут же доложили князю, что пропажа нашлась, ну и попинали его маленько, чтобы неповадно было. Он потом неделю провалялся в тюремной камере и ещё столько же – в комнатке в княжьем замке. Но выжил.

Мик невесело улыбнулся, вернул шубу Нири, которая смотрела на него с превосходством, как на умалишённого, и подув, на тут же начавшие остывать руки, принялся за работу. Он помнил дорогу к избушке, а недавно, как чувствовал, ещё и у захожего люда выспросил. Зимой она пустовала, тем более такой лютой, как эта. Да и идти тут, хоть и по сугробам, было всего ничего. Вот только князь бы не бросился их искать.

Он осторожно сделать первый шаг вперёд, туда, в сугроб и сразу провалился почти по пояс. С непривычки тело обожгло холодом. Хотя, казалось бы, сильнее и некуда. Спасибо камню, по-прежнему зажатый во рту, он хоть немного, но грел озябшее тело. Главное – добраться до избушки и не заморозить жену. А там хоть помирать.

Второй шаг дался легче. А потом показалось, что и вовсе легко пошло. От усилий стало даже жарко. Он утаптывал снег, надеясь, что Нири этого хватит. Конечно, будь у него сапоги, дело бы пошло живее, но и так неплохо.

Наверное, с четверть часа прошло, и вот уже впереди виднелась крыша избушки, почти до самого верха занесённая снегом. И тут Мик почувствовал, как силы оставляют его. Стало вдруг резко холодно, а из груди словно выбило воздух. Перед глазами поплыли круги.

Если он сейчас упадёт, будет совсем нехорошо. Если ему так плохо, то каково же его жене, видно, совсем непривычной к такой жизни. Видно же, что она из богатых и знатных, не ровня ему. Недаром князь её сразу заприметил. Так стараясь отвлечься, он сделал ещё пару шагов и покачнулся.

– Мик! – Услышал как сквозь вату. А потом его плечи укрыло что-то тяжёлое и тёплое. Шуба! Она дала ему свою шубу. Тело немного согрелось и в голове прояснилось. Осталось всего то лишь каких-то пару шагов.

Эти последние шаги он преодолел с трудом и, наверное, дольше, чем первые. Всё-таки снега было очень много. И н обжигал, обещая даровать вечный покой.

Он с трудом помогая себе рукавами шубы, освободил от снега дверь избушки и немного приоткрыл её, так, чтобы можно было пройти. Потом прошёл сам, чихнув с непривычки от пыли, и изнутри толкнул дверь посильнее, чтобы впустить Нири. Она буквально ввалилась внутрь, растирая озябшие руки. Губы её дрожали, волосы растрепались, платье намокло от снега. И всё же она была такой красивой! Жаль птица не его полёта.

Помедлив секунду, он скинул с себя шубу и вернул Нири.

– Спасибо, красавица, – хмыкнул уже весело. Зачем печалиться? Они дошли, а это самое главное.

Через пару минут Мик нашёл дрова, уложил их в печь. Огниво искал дольше, но всё же нашёл. Пришлось повозиться, приплясывая и дуя на озябшие руки, но через несколько минут, огонь всё-таки занялся и скоро в печке затрещало пламя.

– Вставай поближе к печке. Так согреешься быстрее.

Печь была знатная, не то, что у него в комнатушке. Огромная, каменная, на всю избушку. Интересно, это при князе строили её такую большую в охотничьем домике, который почти не используется зимой, или ещё при его отце?

– Я уже согрелась, спасибо, – тихо ответила Нири. Она смущённо жалась к печи и снова словно не знала, как с ним общаться.

А Мик нашёл на старом топчане одеяло. Немного изъеденное мышами (всего пару дырочек), оно ещё хорошо грело. Он укутался в него, на манер плаща. Осталось только колпак на голову и он снова король шутов.

Он весело улыбнулся, а потом и рассмеялся.

– Эх, жаль свирель осталась в кармане. Сейчас бы сыграл, – он подмигнул Нири, заметив, как она смутилась. Нечего смущать девушку.

Мик отвернулся и отошёл к столу. Над ним на полках лежали какие-то мешочки. Так, что тут? Через несколько минут, он уже засыпал в глиняный горшок кашу, добавил соли и даже мёда, закидал крупу снегом и поставил в печь. Эх, и ужин у них будет! Княжеский!

– Нири! – Он обернулся, ища глазами девушку. Она стояла у печи, прикрыв глаза. Дремала? – Иди поспи! Как каша сварится, я позову тебя.

Она благодарно кивнула, осторожно опустилась на топчан и через несколько минут уже спала. Умучилась, наверное.

Мик невольно улыбнулся, глядя на неё. Ему так редко доводилось любоваться красотой, которая не имела изъяна и не только внешнего. Часто он видел красивых девушек, что подмигивали, улыбались, умели петь и танцевать, а красивы были – глаз не отвести. Но он смотрел зорко, чай не слепой. И стоило им заговорить, как всё их очарование рассеивалось без следа. Подколоть, унизить, задеть шута, посмеяться, показать ему, кто он такой. Обиды, сплетни, зависть, разговоры, чей наряд краше. Пожалуй, только княгиня была иной. Но видел её он очень редко. Она часто болела и проводила время в своих покоях, не мешая князю развлекаться так, как ему нравиться.

И вот теперь, глядя на сонную Нири, он вдруг подумал, что нашёл ту красоту, что искал. Подумал – и сам же устыдился таким мыслям. Шут, знай своё место!

Пока Нири спала, а каша варилась, Мик осмотрелся в поисках хоть какой-то тряпицы. Нечего смущать девушку своим видом! И ведь нашёл! На столе лежала старая скатерть. Бог весть кто и зачем постелил здесь на столе скатерть, но она была. Правда мышами немного поеденная, но это мелочи!

Мик смахнул скатерть со стола, немного встряхнул её, расширил дырку прямо посреди ткани и надел на голову. Потом стянул со стены толстую верёвку, заботливо оставленную охотниками и подпоясался. Вышла длинная рубаха, почти до колен. Ну и видок у него наверное. Мик представил, как он сейчас выглядит и хмыкнул. На голову вот только что-нибудь приладить, и можно людей идти смешить.

Наконец, каша сварилась, а в избушке стало совсем тепло. Главное, чтобы никто не заметил дыма и тропинку, ими протоптанную. А то ведь вернёт князь, свою игрушку, как пить дать. И ладно бы только свою! При мысли о том, что князь может вернуть Нири, в душе начинало ворочаться что-то очень нехорошее. И лучше бы об этом даже не задумываться ему!

Мик поискал какие-то плошки или тарелки, на худой конец хоть ложку, но удалось обнаружить только ещё пару глиняных горшков разной величины, да одну деревянную ложку. Ему бы время – он и ложку и свирель вырезал, и игрушек бы резных наделал. Этому его тоже научил захожий странник. А он и рад был учиться. Кто знает, какое умение пригодится в жизни.

Он поставил дымящуюся кашу на стол и позвал жену.

– Нири, проснись! Каша на столе.

Она повернулась на другой бок, вздохнула во сне. Жалко было будить её, умаялась девочка, но что поделать. Тем более Мик не знал, от слова «совсем», что им дальше делать. И всё же.

– Эй, красавица! – Сказал уже громче. Нири вдруг открыла глаза и рывком подскочила на кровати. Осоловело огляделась вокруг, увидела его и выдохнула. – Говорю, обед готов. Правда, наверное, не то к чему ты привыкла, но уж какой есть, – привычно хмыкнул Мик. – Правда есть придётся по очереди и одной ложкой, если ты не брезгуешь.

– Спасибо, – только тихо ответила Нири. Она, видно не знала, куда глаза девать. Присела на край лавки у стола, и принялась за трапезу. Мик не стал её смущать, отошёл к печи. Погреться, постоять, подумать, что дальше делать. И, видно, он так ушёл в свои мысли, что не заметил, как Нири его позвала.

– Мик! Я поела. Иди ешь.

– Уже, – он повернулся, присел к столу и принялся за еду. Каша была сытная, а самое главное – тёплая, от неё тут же сморило и захотелось спать.

– Что ты дальше думаешь делать?

– Не знаю, – Мик облизал ложку и убрал кашу на печь. Негоже её на столе оставлять. – А ты?

– Я вернусь к дяде, – Это он уже слышал.

– А далеко ли твой дядя живёт?

– Ну… – Нири замялась. – Я знаю, что обратно мы ехали, наверное, с месяц. С вещами и обозом, конечно, это дольше. Но когда… когда это всё случилось, – Её голос задрожал, – У нас ещё даже снег не выпал. Но у нас и зимы короче и не такие лютые, – торопливо добавила она. – А дядино имение ещё ближе к столице.

Мик нахмурился, пытаясь вспомнить большую карту, что висела в одном из залов князя, прямо над камином. Земли князя Литара вверху, совсем небольшие, но торжественно названные Большое Северное Княжество. Что было ещё севернее, князь либо не интересовался, либо не счёл нужным изобразить. Южнее шли срединные официально ничейные земли, а потом большим пятном, намного больше этого Княжества – королевство Юнта. Нири оттуда?

– Королевство Юнта? – Задал он вопрос.

От изумления у Нири округлились глаза.

– Откуда ты знаешь?!

– Ну, шуту ведомо многое, – хмыкнул он. – И как же у отряда князя получилось на вас напасть?

– Имение моего отца у самой границы, – тихо ответила жена. И Мик увидел, как она опустила глаза. Тяжело вспоминать. Наверное, она очень любила отца. – У нас давно уже всё спокойно. Король подписал мирные договора со всеми окружающими княжествами и королевствами. Мы не ждали нападения. Воины князя Литара, – она с ненавистью выплюнула его имя, – напали внезапно, застали нас врасплох, и так же быстро исчезли. Я думаю, что Его Величество даже не знает, кто убил моего отца.

– И ты хочешь ему это рассказать? – Кто же она такая, что и с королём может общаться?

– Не я, – она покачала головой. – Я расскажу это дяде. А он уже пусть передаст Его Величеству.

– Разумно, – кивнул Мик. – Но пешком зимой до дяди ты вряд ли доберёшься. Можно попроситься в обоз. Но у нас нечем платить, да и торговые обозы зимой редко ходят.

– Мне есть, чем платить, – тихо сказал Нири. Отвернулась на секунду, а потом протянула на ладони ему перстень невиданной красоты.

Глава 5

Перстень так и сиял, так и переливался. Так что Мику даже больно стало от такой красоты. Не глазам больно, а как будто в душе.

– Красота какая! – Восхищенно выдохнул он. – Но лучше тебе пока спрятать его. А то и прирежут за него, не дорого возьмут.

Нири вздрогнула и торопливо спрятала перстень.

– И что же мне делать? – Она беспомощно посмотрела на него, да так, что снова защемило сердце.

– Давай-ка спать, вот что! Утром будет видно, – Мик улыбнулся ей.

– А… – Она осмотрелась вокруг беспомощно. Кровать была всего одна. А за окном уже темнело. Короткий зимний день подходил к концу. Конечно, было не так уж и поздно, чтобы ложиться. Тем более в княжьем замке он, иной раз, засыпал намного позже полуночи, когда князь и вусмерть упившиеся гости наконец-то дозволяли ему удалиться. Но сейчас вымотанный бессонной ночью, он сам едва держался на ногах, а про девушку и подумать то страшно.

– Не беда, – Мик бросил одеяло, которым накрывался на пол возле печки. – Ты спи на кровати, а я уж тут на полу. Мне не впервой, а здесь тепло. – Жаль только печка не настолько большая, чтобы на ней можно было спать. – Спокойной ночи, Нири.

Он с наслаждением растянулся возле печки. От тепла быстро сморило, и Мик даже не услышал, ответила ему Нири, или нет. А проснулся от холода. Дрова в печи прогорели и в избушке с непривычки зуб на зуб не попадал. За окном было темно. Да так, что хоть глаз выколи, а ещё надрывно завывал ветер.

Мик наощупь сложил дрова в печь, и когда пламя привычно лизнуло поленья, шагнул к окну, накрепко закрытому ставнями, и осторожно заглянул через небольшую щель. На улице бушевала вьюга. Ветер поднимал снег и пригоршнями бросал в окно. Метель – это хорошо. Теперь то уж точно никто не разглядит их следы. Но и они тут застряли, пока непогода не кончится. А крупы то тут не сказать, чтобы много. Охотники не стремились пополнять запасы в избушке, а может и не заходили сюда много лет, кто его знает.

Спать он больше не мог, поэтому присел возле печи. Каша ещё оставалась в горшке. Он поставил её подогреваться. Эх, воды бы вскипятить попить. Но выходить на улицу в такую метель – это значит выстудить их маленькое жилище, поэтому Мик просто сидел и смотрел на огонь. Он создавал причудливые отблески на стенах, освещая избушку.

Жаль, у него нет ни одной книги. Сейчас бы было чем заняться. Но невольно все его мысли возвращались к Нири, красавице, с которой он волей Создателей оказался связан. Скажи ему кто об этом ещё месяцом ранее, он бы решил, что это насмешка судьбы. Но, сейчас, так уж вышло, что он отвечает за неё. Да и идти ему по большому счёту некуда. Он поможет ей добраться до дяди, а там уж видно будет. Мик не любил загадывать так далеко. Говорят, что загад не бывает богат. И это истинно так. Так что вот доберутся они до её родины и тогда решат, что будут делать дальше. Ну точнее, он решит, сам. Ведь шуту не место рядом с красавицей, будь она хоть трижды добра к нему.

Мик вздохнул, поправил кочергой дрова в печи и подошёл к Нири. Сам не знает зачем. Посмотреть на неё лишний раз. И нахмурился. В свете занимающегося дня было видно, что она дрожит. И дышит хрипло и прерывисто. Мик дотронулся до лба. Тот обжигал огнём. Вот тебе раз! Он попытался вспомнить, чем сбивать жар, и по всему выходило, что нужны специальные травы, а ещё гусиный жир бы не помешал. В ближайшей деревне есть лекарь?

– Нири! – Он попытался её разбудить, дотронулся, но тщетно. Она только застонала и повернулась на другой бок. Совсем дело плохо! И медлить нельзя.

Он снял с неё шубу, укрыв единственным одеялом, взял шапку и сапоги. На улице едва-едва рассвело. А ещё мело так, что можно потеряться в двух шагах, если не знать, куда идти.

– Нири! – Снова попытался он разбудить её. И она наконец-то открыла глаза.

– Мне плохо, – прошептала тихо.

– Ты заболела. Нужен лекарь. Я схожу за ним. У тебя есть, что ещё продать, кроме перстня? – Он бы всё отдал, лишь бы она выздоровела, но у него самого, к сожалению, ровным счётом ничего не было. Разве что чудесный камешек, да разве он нужен кому-то?

– Кинжал, – тихо ответила Нири. Потом с трудом достала его и отдала ему. И, казалось, на этом её силы закончились. Она снова впала в забытьё.

– Я скоро приду, – прошептал ей Мик. – Только дождись.

И шагнул за дверь.

Нири

Было плохо, да так, что она едва сознавала, где она и что с ней. Пожалуй, давно она так не болела. Да, что там давно! Никогда она не болела так сильно. Она то проваливалась во тьму, то снова выплывала на свет. И тогда ей становилось страшно и хотелось снова уплыть в блаженное забытьё. Потому что она была одна. Догорали дрова в печи, за окном выла вьюга, занимался рассвет, а у неё не было сил даже сесть на постели.

Интересно, вернётся Мик за ней, или бросит её, продав дорогой кинжал? Может быть, он уже далеко отсюда, от этой неё и от этой избушки в глуши леса. Ей то казалось, что он только что ушёл, а то – что прошло уже много часов, а то и дней. От слабости болела голова и глаза горели огнём. Кажется, она бредила, потому что словно наяву видела отца. Который говорил с ней и гладил по голове, утешал и жалел. А потом вдруг на короткий миг открывала глаза – и никого вокруг не было.

Дышать было тяжело, а ещё до невозможности хотелось пить, Нири казалось, что она сгорает от жара. Но никого не было рядом, а встать самой у неё не было никаких сил.

Наверное, Мик не придёт, и она умрёт в этой избушке от жара и голода. Всё-таки он шут и раб, он привык быть рабом и вряд ли знает, что такое верность и честь. Все эти мысли словно плавали в голове вместе с жаром и бредом. А она сама словно смотрела со стороны не в силах ничего изменить.

В очередной раз, выплыв из забытья, она почувствовала будто что-то изменилось. Словно стало легче дышать. На голове лежало что-то холодное.

– На выпей! – Произнёс знакомый голос. Нири хотела открыть глаза, чтобы посмотреть, кто это. Голова гудела, сознание уплывало, временами ей казалось, что она ничего уже не помнит и не знает, кто она. Но всё-таки она покорно выпила какой-то горькой жидкости и услышала перед тем, как снова впасть в забытьё:

– Вот и молодец, красавица!

Следующие то ли часы, то ли дни, слились для неё во что-то одно, неимоверно тягучее. Как только она приходила в себя или начинала шевелиться, её будил знакомый голос и просил выпить какую-то жидкость. А потом она снова проваливалась в сон. Она не помнила, когда это всё кончилось, но явно поняла, что кажется ей лучше.

Открыла глаза и с трудом повернула голову. Комната вокруг словно пустилась вскачь. Когда голова перестала кружиться, она разглядела странную скрюченную фигуру у своей кровати. Присмотрелась. Это был Мик, в простой рубашке явно с чужого плеча, он дремал привалившись к топчану, на котором лежала она, в немыслимой позе. Руки лежали на коленях, голова запрокинута назад. Глаза прикрыты. И Нири сейчас, после болезни, вдруг остро почувствовала, насколько она привыкла к нему. Нечто странное установилось между ними. Дружба? Она не знала, как это назвать.

Но глядя на его почти белые волосы, что в беспорядке свисали на лицо, на тени, что залегли под глазами, на всю его неудобную позу, её вдруг пронзило какое-то острое чувство. Она не знала, как его назвать и была слишком слаба, чтобы разбираться, но, пожалуй, радовалась, что он рядом с ней. Ничего сейчас в этом человеке не напоминало ей шута, которого она в первый раз увидела в замке князя Литара, и, увидев, сразу, пожалуй, возненавидела. А ещё презирала, да. Чувство, недостойное дочери своего отца, но она не стыдилась его, потому что презрение сменилось благодарностью и даже пожалуй, радостью. Хотя, Мик, ведь шут.

От слишком сложных сейчас мыслей разболелась голова. Нири слишком резко повернулась и застонала. Казалось, болело, всё тело. А Мик у её кровати тут же вскочил. Увидел её и улыбнулся.

– Очнулась, наконец-то! – И было в его улыбке что-то такое. Она даже смутилась и отвернулась.

– Сколько… – голос слушался с трудом. – Сколько я болела?

– Три дня.

– Сколько?! – В голове не укладывалось. Три! Дня! И всё это время Мик ухаживал за ней?

– Я вернулся к обеду, а ты вся горишь и уже не приходишь в себя. Я думал, что не смогу уже тебя вытащить, но в этой деревне нет лекарей. Только бабка-травница, старая и глухая, которая даже и не помнит, как её зовут. – Мик говорил весело, но в глазах его застыла тревога и что-то похожее на боль. – Хорошо, что она продала мне нужные травы, а настойку то я сам уже сделал. А теперь тебе надо поесть. Я сделал немного супа. Самая нужная пища сейчас. – И Мик закончил разговор, шагнув к печи. А Нири просто наблюдала за его ловкими движениями и чувствовала себя почему-то невероятно спокойно.

Мик

Наконец-то она пришла в себя! Пожалуй, Мик чувствовал облегчение и радость. Слишком, пожалуй сильную. Но он привык жить сегодняшним днём. А сегодня было то, что Нири наконец-то удалось вырвать из лап болезни. Она больше не бредила и не звала покойного отца, а ещё не билась в чьих-то руках и не кричала: «Отпусти!». А значит всё было хорошо и пора подумать о том, что делать дальше.