– Понял! – я закричал.
– Так, чего там, расскажи?
– Женщина, мне нужна, жен-счина.
После этого я снова провалился в галлюцинации – в этот раз мне показывали то, как развивалась наша планета. Большой взрыв, первичный океан, деление микроорганизмов, вот уже и первые обезьяны.
– Р-у-у-уки. Мы здесь, чтобы хватать.
Плата за получение этого удивительного откровения наступила сразу – во всех конечностях у меня начались конвульсии. Голова и руки дергались как в припадке. Влад сел ко мне на диван и взял меня за руку.
– Брат, ты как?
Я продолжал дергаться и не мог ничего внятно произнести. Начали мелькать тревожные мысли – вначале, что я не успею на поезд в Финляндию, а затем, что навсегда останусь таким – сошедшим с ума и дергающимся. Я отвернулся к стене и погрузился в относительно спокойное состояние. Спустя какое-то время Влад сказал мне:
– Тебе вроде полегче, мне уже правда ехать пора, уже полвторого ночи.
«Полвторого, я точно не успею на поезд», – подумал я и кивнул Владу. На большее просто не хватало энергии.
– Ты не вставай только ни в коем случае, я дверь прикрою, думаю, никто к тебе ломиться не будет.
Я что-то буркнул в ответ, а Влад собрал вещи и вышел. Я смотрел на белую стену, как вдруг понял, что умираю, умираю прямо сейчас. Неожиданно все вокруг почернело, а в сознании раздался грозный голос: «Сейчас ты увидишь, что ты и зачем ты!», после чего на черном фоне появилась белая точка. От этой точки нечто начало рисовать круг и, по мере продвижения линии к изначальной точке, внутренняя часть круга заполнялась белым цветом. Я понял, что точка – это момент моего рождения и смерти, а белый цвет, которым круг заполняется – все, что мне довелось узнать и пережить – эмоции, знания, люди. Когда круг был дорисован и линия вернулась в точку, из которой произошла, белый цвет выплеснулся за его пределы и полетел вперед с дикой скоростью. Я полетел вместе с ним по некоему подобию трубы. В момент максимального разгона этой белой массы я открыл глаза и увидел свое первое воспоминание – ясли, мы сидим в игровой комнате с девочкой Лизой.
Еще некоторое время я лежал и смотрел в стену, ловя странный эффект – в каждой новой включающейся песне оставались партии от ударных и баса из предыдущей. В конце концов я уснул.
II. Попутчица
Первое, о чем я подумал, открыв глаза, что, несмотря на вчерашний ад, в котором никому бы не желал оказаться, голова была абсолютно ясная. Я встал, координация восстановилась, руки и ноги чувствовались как всегда. Глянул на время, было уже восемь вечера. Считать, сколько я проспал, было страшно.
– Так, поезд через два часа. Срочно мыться, курить, собираться и выезжать, – сказал я себе в зеркало.
К тому времени я не ездил на поездах, исключая «Сапсаны», уже лет восемь, а потому решил доехать до Хельсинки именно этим видом транспорта. Для того, чтобы освежить детские впечатления о романтике железнодорожных путешествий, идеально подошел бы плацкарт, но в удобном мне поезде вагоны такого типа отсутствовали.
Собираясь и делая бытовые дела я думал о том, как повлиял на меня вчерашний опыт и не без облегчения обнаружил, что вроде бы все осталось тем же, каким было и раньше. Хотя некоторые грибные изображения еще вспыхивали у меня в голове, мозг и сознание адекватно интерпретировали окружающее.
Застегнув небольшой рюкзак, путешествие было буквально на пару дней, я вызвал такси до вокзала. «Около сорока минут в пути, опасно», – подумалось мне. Водитель подъехал очень скоро и я, закрыв дверь, выскочил на улицу. Я ехал в такси и мои мысли вернулись к ней. Она – это Оля, моя бывшая жена, с которой мы прожили три года. В результате наши отношения превратились в бесконечные ссоры и претензии и ожидаемо сжухли, переродившись из любви в ненависть. Таким развитием событий заканчивались все мои длительные романы и, сидя на заднем сиденье машины, я думал о том, в чем причина этих неудач, – то ли мне попадались не те люди, то ли я был для них не тем человеком.
Таксист, слава богам, оказался совершенно неразговорчивым, поэтому никто не отвлекал меня от моей унылой рефлексии. Наконец, мы прибыли. До отправления оставалось минут десять и я натуральным образом побежал к своему поезду и вагону.
На улице уже давно стемнело и свет, исходивший из занавешенных вагонных окон, вместе с мелькающими угольками сигарет на перроне, создавал интересную цветовую палитру.
«Отлично, мой вагон», – подумал я и протянул проводнице билет.
– Ну прям за минуту, молодой человек.
– Так уж вышло, – усмехнулся я и подумал о том, как бы она изменилась в лице, если бы узнала, что со мной было вчера.
Я поднялся в вагон и проследовал к своему купе. Тепло, специфический запах и воспоминания о поездах тут же подняли настроение. Я уже представлял, как заварю чай в подстаканнике и какую-нибудь лапшу. Однако открыв дверь в купе я понял, что жизнь приготовила для меня другой сценарий. В моем купе в одиночестве сидела молодая девушка, напротив которой стояла выпитая на треть литровая бутылка коньяка. «Черт возьми, похоже, остаться трезвым снова не получится», – подумал я и прошел внутрь, закрыв за собой дверь.
Я кинул рюкзак на свою полку – взял нижнюю, потому что в детстве несколько раз падал с верхних. Сев напротив девушки я взглянул на нее. У нее были длинные светлые волосы и большие карие глаза, мне всегда нравилось это сочетание. В ноздре пирсинг, на запястье татуировка, лет под тридцать. Судя по ее выражению лица и блуждающему по купе взгляду, она находилась где-то рядом с «7». Я достал телефон и отписал Славе, который сейчас был в Хельсинки, что сел в поезд.
Между тем мы двинулись и одновременно с этим в купе заглянула проводница. Проверив билет еще раз, она передала мне комплект постельного белья и поинтересовалась, нужно ли что-нибудь. Получив отрицательный ответ, проводница скрылась за дверью. Молчание, висевшее как простыня с верхней полки между мной и соседкой, слишком затянулось, и я понял, что вот прямо сейчас кто-то что-то скажет. Этим кем-то стал я.
– Здравствуйте. Слушайте, а разве у нас в поездах пить не запрещено?
– Здравствуйте.
Только услышав, как она говорит, я сразу понял, точно «7», не ошибся.
– Запрещено вроде, но мы с проводницей договорились.
– А если не секрет, как? Вы выкупили у нее всю быстрорастворимую лапшу? – я улыбнулся, понадеявшись на эту легкую шутку.
– Забавно. Да нет, просто дала ей сто евро. Будете? – она извлекла из пластикового стакана второй и налила в него коньяк.
– Буду. Но давайте, что ли, познакомимся для начала?
– Давайте, меня Инна зовут. И еще, хотелось бы, на ты.
Я назвал свое имя и взял протянутый стаканчик.
– Да, лучше будет на ты. Ну, выходит что за знакомство, Инна?
– Ага, давай залпом.
У нас было налито по половине пластикового стаканчика. Неплохое начало вечера. Я выпил залпом, поморщился и громко выдохнул. Обстановка вокруг сразу стала более располагающей, а Инна в момент превратилась в интересного человека, которого хотелось узнать поближе.
– Так, ну чего, рассказывай…
– Сейчас, стой, – она с характерным звуком выкрутила из бутылки пробку и налила еще по половине стаканчика. – Давай еще, прям сейчас.
– Блин, ты как вообще? Мадам что, хочет напиться? – я опять улыбнулся, но внутри почувствовал напряжение – что если завтра я проснусь без почки и не в Хельсинки, а в Омской области.
Она даже не ответила – просто выпила залпом. «Что за нелепое беспокойство? Что со мной может случиться тут, в купейном поезде, направляющимся в Европу. Видимо, последствия грибной лихорадки», – подумал я и выпил вслед за ней. После второго стакана я растекся на своем месте и полулег, опершись на стенку.
– Может быть, пришла пора поговорить?
Инна забралась с ногами на свое место, положив руки на колени и наконец-то улыбнулась.
– Ну, может и пришла.
– Расскажи, ты вообще чего, откуда и куда?
– Из Москвы и, не поверишь, в Хельсинки.
– Даже не знал, что этот поезд идет из Москвы. Типа отпуск? Или как?
– Отпуск у меня был дома, в Москве, – усмехнулась она, – а сейчас я обратно, в рабочий ад.
– В плане, ты живешь и работаешь в Хельсинки?
– Не работаю в том смысле, в каком это все понимают. Но это тяжело. И это работа.
– Что ж так загадочно-то, может уже пояснишь, блин?
Она снова выпила, на этот раз прямо из бутылки.
– Да чего объяснять, я из небольшого уральского города. Училась в самой обычной школе, жила на окраине. Но я училась хорошо. В итоге в Москву поступила. Там на одной из тусовок познакомилась с финном, Теему его звали. Ну и в общем завязалось у нас. Я еще понимаешь, обалдела тогда – еще вчера минус сорок, сугробы и непонятно, что дальше, а сейчас – Москва, иностранец ухаживает. А он старше меня, на десять лет, в столице по работе жил. Отношения, любовь, все классно было, но потом у Теему контракт закончился, и он сказал, что ему пора уезжать. Я давай рыдать, типа, а что будет с нами, как мы дальше? И тут он неожиданно мне выдал, что ждать меня еще три года не готов, но готов забрать с собой. Я, конечно, охренела. Вообще не ожидала такого поворота.
Она снова взялась за бутылку. Я в этот момент думал о том, к чему приведет драматическая история Инны и Теему. Тем временем Инна протянула мне коньяк, и я тоже сделал пару небольших глотков.
– Так, и чего? Он предложил тебе уехать с ним, – напомнил я своей попутчице, ведь она разменяла «8» и, по ощущениям, уже могла успеть забыть, о чем рассказывала.
– Да, Теему. Сейчас бы я по-другому поступила, но тогда, двадцать лет, любовь, иностранец, сам понимаешь. Забрала документы из университета, собрала вещи и поехала с ним. Такая жена декадента, – она засмеялась. – Ой, декабриста.
– Так вроде же классно все у тебя. А ты прямо с таким надрывом рассказываешь.
– А что надрыв? Мы приехали в Тарту, это небольшой город в Хельсинки, где он живет.
«В Финляндии», – мысленно поправил я.
– Через год родила первого, еще через полтора – второго. Ты знаешь, что такое эта жизнь?
– Эм, нет, видимо.
– Да я там задыхаюсь, – тон ее голоса стал резко подниматься. – У меня вся жизнь – это поход до супермаркета и возня с двумя детьми. В деревне, понимаешь? В деревне, блин. Конечно, там может и приятнее, чем в моем родном городе. Так и чего, что приятнее? Здесь вообще от этой скуки с ума сойти можно. Ладно раньше, хотя бы сексом занимались, а сейчас – раз в месяц придут его друзья, по тарталетке съедим и спать. А в остальное время смотришь идиотские новости про то, как в деревне ветер провода оборвал. Или кто-то кота с дерева снял.
– А он тебя обеспечивает?
– Конечно.
– Ну тогда, может, в свободное время хобби каким заняться?
– Я пробовала, на какие кружки только не ходила – не могу избавиться от того, что это все? Это вот вся моя жизнь? Ты понимаешь, я сейчас в Москву ездила к подругам, мы с ними еще со времен университета. И у них там какие-то карьеры, тусовки, жизнь кипит. Я была так счастлива эту неделю. И несчастлива одновременно, потому что понимала – я к этому прикоснулась, но очень скоро мне обратно.
Она стихла. Не могу сказать, что был сильно тронут, а под конец совсем потерял интерес к ее истории. Но надо было как-то поддерживать разговор.
– Если тебе так в тягость, может попробовать сдать назад, что называется?
– Чувак, у меня двое детей. Ты понимаешь вообще?
Я хмыкнул.
– Сижу здесь пью, решила вот последний день, – на этих словах она вновь отхлебнула из бутылки.
– Сбегаю покурю, – отхлебнул и я и скрылся за дверью купе.
Шаркая по ковру, расстеленному по вагону, я обнаружил, что и сам уже нахожусь на «7+». В районе окна мелькнула странная тень, и меня накрыл резкий приступ паранойи. «Галлюцинации, флешбеки, что это?», – подумал я и пригляделся. К счастью, паранойя ушла так же резко, как и появилась. Ничего необычного в окне не было, я открыл дверь в тамбур и вышел. «Так, хорошо, я на семь плюс, но чувствую себя как всегда», – после сегодняшнего пробуждения мне пришла мысль, что теперь любое измененное состояние сознания будет сопровождаться тем или иным адом. «Хорошо-то хорошо, но что ждет нас с Инной, вот в чем вопрос и главная интрига вечера. Мы наедине в купе, она уже совсем пьяна, чувствует себя одинокой и несчастной. Похоже, это неизбежно».
Вдруг дверь в тамбур открылась – из проема на меня уставилась проводница.
– Ой, слушайте, а курить тоже здесь запретили?
Она какое-то время смотрела на меня и молчала.
– Ты же с этой? Тебе можно. Только тихо.
Я кивнул и, сделав пару последних затяжек, затушил сигарету – как ни странно, несмотря на запрет, подобия пепельниц здесь остались, – и вышел из тамбура вслед за проводницей. К купе я шел хоть и заинтригованным, но в глубине души надеявшимся, что она уснула.
Открыв дверь в купе, я увидел, что она не спит. Инна переоделась в футболку и в короткие шорты, в руках у нее была бутылка, в которой уже почти ничего не оставалось.
– Как ты тут?
– Да лучше всех. На, глотни.
Я сел на свое место и выпил. Между тем она встала и, пошатываясь, закрыла купе на замок.
– Может про себя что-нибудь скажешь?
– Да что я, живу унылой жизнью холостяка. У меня, видишь, таких драм не происходит.
– Таких не происходит, но другие-то точно есть?
– Да не сказал бы.
Моя рука, держащая бутылку, лежала на столике. Инна потянулась за бутылкой и обхватила вместе с ней и мою руку.
– Ничего себе, какой ты теплый.
– Ну да, я же живой.
– У тебя, кстати, очень красивые волосы.
«Похоже, началось», – подумалось мне. Ее рука все также оставалась на моей.
– Спасибо, а ты вообще вся красивая, – представляю, как было бы убого, проходи наш диалог в трезвом состоянии.
Она поднялась со своего места.
– Подсяду к тебе, не против?
– Конечно.
Инна села рядом, сразу же закинув свою ногу на мою. Через мгновение, которое всегда сложно зафиксировать, мы начали целоваться. Одной рукой я приобнял ее, а другой трогал ее грудь через футболку. Лезть под нее я не стал – иначе уже бы совсем не смог сдержаться. «Что, черт возьми, происходит?», – с гневом спросил я себя. Вдруг она отстранилась от меня и прилегла. Некоторое время я ее не трогал и, похоже, она заснула. После того, как мне удалось переложить ее на место, я, не снимая джинсы, сам упал спать.
