Дмитрий Алексеевич Варламов "Транквилизатор. Комикс ушедшего лета"

Россия, как она есть. Та, что далеко за МКАДом. Здесь свои законы и порядки, принципы и философия. Ее жители – провинциалы – не лишены чести и совести, но тесные рамки возможного и манящие перспективы желаемого толкают их на разные поступки. Начавшие свою взрослую жизнь подростки испытывают удачу на благосклонность, а себя на прочность, пытаясь найти новые ответы на старые вопросы в контексте времени и места. Каждый делает свой выбор. Каждый ощутит его последствия. Книга содержит нецензурную брань.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательские решения

person Автор :

workspaces ISBN :9785006094345

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 08.12.2023

– Мда, хорошо ему.

– Здорово, – саркастично подхватил Шаламов, – ве—ли—ко—леп—но.

Они пошли дальше. Тимофей вскрыл переданную ему бутылку пива и в раздумье продолжил:

– Не понимаю я этих «синиц[2 - Синица – сленг. алкоголик]». Бычий кайф.

– Угу, – усмехнулся Шевчук, – ты бутылку—то верни.

– Не, я серьезно…

– … если серьезно, извини, я тебя перебью, за других говорить не буду, расскажу, что знаю. Работал я в пятом цехе на Машзаводе. По осени дело было. – Шевчук отглотнул и передал бутылку другу. – Теплая была осень. Сухая, солнечная и теплая. Урожай, как раз поспел, весь август такое пекло стояло, вот пыль и легла. Помнишь эти кусты на сто пятидесятом километре?

– Еще как, – растянулся в довольной улыбке Шаламов.

– Ну вот, они подросли, смол набили, и по осени я эти елки срубил. Я даже устраивался в этот пятый цех под ней, – рассмеялся Стас. – Они меня в другом состоянии и не видели. Помню, поутру соберусь, термос заправлю, рюкзак за плечо и через парк. У меня там «ракета[3 - Ракета – сленг. курительный прибор из ПЭТ тары]» дежурная все лето лежала. Приколочу, раскурюсь и на работу. Из сосен этих выйдешь, – рассказчик выдержал паузу, – люди идут. Под этим состоянием прямо таки читаешь их всех: кто с похмелья, у кого проблемы, кто просто потух, а кто такой же, как я, – убитый, – усмехнулся Шевчук и закурил. – А я в пятый цех, – просмаковал он, – это надо знать. Единственный цех, в котором плана нет. Потому что экспериментальный, все частные не стандартные заказы к нам. Другие цеха за норму пашут, спешат, а спешка – это брак, так что по деньгам у нас иной раз и по более даже выходило. Вот. – Стас жадно сглотнул пиво. – И работал у нас мужик один, Старый – кликуха у него такая была. Он, мне кажется, всегда был… старый. Он и деда моего и отца знал. В натуре, Старый. Всегда спокойный такой, тихий, как будто что—то знал. Знал, но молчал. Сперва крепкий был, солидный. Знаешь, такой ра—бо—тя—га, – он уважительно выделил это слово. – Начальство его ценило, по всяким вопросам с ним советовались. Еще бы! У него стажа больше, чем у нас всех вместе взятых. Но ценить—то ценило, уважать уважало, а как был он батраком, так и остался. Дед—то мой у него в учениках начинал, а на пенсию старшим «бугром» ушел. А Старый до последнего работал. И начал он пить… Но не так, как у нас обычно. Уже с утра опохмеленные бродят, соображают, где б еще догнаться. Старый работал. По нему прямо видно было, что тяжко ему, все—таки не молодой уже, но работал. И сдавать он стал, пожелтел, похудел. Раньше, поучал, речи умные толкал, а потом вовсе потух. И косячить стал часто, к нему так уже, чисто за былое из уважения относились. Но людей-то не обманешь. Это все на протяжении лет, конечно, длилось, а я там не так долго работал. Только благодаря тому, что накуренный постоянно был, просёк, (располагает она как—то к этому). Вайб ловишь, людей насквозь видишь. Ну и, как говориться, в один прекрасный день, пришел он домой с работы. Жена ему ужин накрыла и отошла по делам. А он налил себе граняк… уксуса… семидесяти процентного и всадил.

– Нихрена себе! – чуть не поперхнулся Тимофей. – Его как вообще выпить—то можно?

– Он, видимо, подумал, подумал… и решил…

– … пошло оно все к черту, – договорил Шаламов.

– Ну.

– Офигеть.

– Был Старый… и кончился.

Шевчук многозначительно приподнял бутылку к небу и вылакал половину.

– Из—за работы, хочешь сказать?

– Не только, – уверил Стас, – я его, в принципе, понимаю. У меня песня такая есть – «Однотонная жизнь». Когда целые десятилетия сливаются в один доооолгий тягучий серый день, и ни—че—го в нём не меняется. Жена, как домохозяйка, дети выросли, в погоне за барышом уехали, работа без перспектив, а другой у нас и нет, сам знаешь.

– От одиночества, значит, – заключил Шаламов.

– Не то чтобы от одиночества, – мотнул головой Стас. – Представь себе интересную сюжетную RPG[4 - RPG – англ. (Computer Role-Playing Game) жанр компьютерных игр, основанный на элементах игрового процесса традиционных настольных ролевых игр] с офигеннейшим графоном на мощном движке с открытым миром практически без границ. И вот в какой—то момент своей игры ты вдруг понимаешь, что квестов, – Шевчук развел руками, – больше нет. То ли ты где—то завалил задание, то ли баг какой, то ли этот открытый мир настолько открытый, что ты так безнадежно далеко ушел от своей сюжетки, что и не вернуться уже. Вокруг тебя боты, диалоги с ними – один и тот же NPC—шный бред. И вроде бы графика по—прежнему яркая и движок мощный, а удовольствия от этого никакого. Сюжета нет.

Тимофей с интересом следил за рассуждениями друга.

– И ты представь, – продолжал он, – если даже советский работяга не вывез, вот как нам, творческим миллениалам? Куда мне со своими песнями, стихами? О ком с ними даже просто поговорить?

– Дык может в Кулёк[5 - Кулёк – рег. сленг. Колледж Искусств]? – предложил Шаламов.

– А понто?в? – возразил Станислав. – Жанну помнишь? Бывшая моя.

– Ну.

– Тоже в Кульке отучилась и что? В нашем ДК детские спектакли ставит от зарплаты до зарплаты. Давай сюда присядем, – отвлекся он.

Друзья меж тем подошли к железнодорожному вокзалу, к которому через четверть часа должен был прибыть пригородный электропоезд. На нем они планировали добраться до следующей станции, где скошенными рядами тянулись частные дома поселка, откуда друзья были родом. Шевчук предложил Тимофею присесть на автобусной остановке неподалеку от вокзала, здесь легко можно было скрыться от неуместного патруля полиции, не отвлекаясь от беседы, и так же легко расслышать объявление о прибытии электрички.

– Только пива еще возьмем, – сообразил тут же Стас.

Они подошли к ларьку, и он продолжил:

– А есть ведь люди, которым вообще по фигу. Какая там самореализация? Какое там творчество? Насрать! Крепкого полтора, будьте любезны! – обронил он продавщице. – Вон, как Женёк Казак. Он, мне кажется, и не задавался никогда такими вопросами, типа, зачем живу? Кем его вспомнят? И вспомнят ли вообще? Ему по боку! Мысли примитивные: где что—нибудь упереть? Куда упёротое сдать? С кем на добытое выпить и кому по пьяни влупить? Всёёёёё! – пылко вытянул Стас и закурил. – Я не хочу так, я не могу так. Как батя мой, к примеру: дом—работа, работа—дом, с «железки» на огород, с огорода в сарай. Что он в жизни видел—то? Чем себя увековечил? Чем отличил?

Шевчук говорил горячо, подстегнутый то ли больной темой, то ли количеством алкоголя.

– Так он уже увековечил, – заговорил Шаламов, отвечая на скорее риторический вопрос друга. – Тобой и увековечил. Ты и впрямь думаешь, что он, как муравей что ли? Он тоже, наверняка, о многом мечтал, это многое в тебе и сбылось.

– Но я то – не он! – возразил Шевчук. – Я – не мой отец, я – это я! И у меня свои мечты, свои планы, а он хочет, чтобы я, как и он – со смены на смену. Хоп, рюкзак на плечо и на завод, вечером – домой, завтра – то же, послезавтра – опять то же. Вот она – однотонная жизнь, про нее я и писал…

Станислав, обессиленный этим красноречивым монологом, глубоко затянулся.

– Вот так живешь—живешь, что—то пишешь, на что—то надеешься, зла никому не делаешь…

– А добро делаешь?

Тимофей взглянул на поникшего друга в ожидании ответа, но в ответ последовала лишь иронично—горькая усмешка.

– Ну, вот, – подытожил Шаламов, – зла не делаешь, добра не делаешь. Можно сказать, и не живешь вовсе, так – присутствуешь…

Кадр второй: город засыпает…

Их и без того угасающий разговор прервал человек, спешно шедший со стороны вокзала. Услышав голоса, он остановился и пригляделся, даже пригнулся, чтобы ускользнуть от фонаря, бившего в глаза, и зычным басом окликнул:

– О—йо?й! Тимон, ты что ль?

И, не дожидаясь ответа, подошел. Среднего роста коротко почти под ноль стриженный, крепкий, лет двадцати с небольшим на вид, он был одет в легкую кожаную куртку, спортивные штаны и кипенно—белые кроссовки.

– Вы чего тут? – спросил парень, с любопытством разглядывая друзей, – пиво что ль пьете? Дай—ка я тоже глотну, – он взял бутылку. – Можно что ль? – спросил для вида, а сам меж тем уже опустошил треть.

– Ты откуда? – поинтересовался Стас, глядя на заметно запыхавшегося знакомого, жадно глотавшего алкоголь.

– Тоже на электричку пришёл, – затараторил было парень, возвращая бутылку, но тут же осёкся, ища что—то глазами на скамье, – а где на зуб чего? Сухарей каких иль хамсы. Чего просто так пиво глушить? Возьмите, у кого деньги есть? Стас, возьми чего.

Шевчук остался неподвижен. Пришелец продолжал тараторить:

– Пришел я, короче, на вокзал, понял что ль, а мне Санёк шумит: «проблемы, говорит, выручай». Вот, я к нему и подорвался.

– Какие у него проблемы? – спросил Шаламов.

– Да черт его знает! Схлестнулся опять с кем—нибудь в Клетке. По синей косячит, а Вадим, выручай. Есть что ль у вас деньги, машину взять? А ты когда приехал—то? – обратился он к Тимофею, – даже не позвонил.

Парень отчеканивал вопрос один за другим, переключаясь с рассказа на диалог, а с диалога на комментарии.

– Время не нашел, – ответил Тимофей, – я с поезда на свадьбу, даже домой не заезжал.

– На свадьбу? – подхватил Вадим. – А чего без меня?

– Ну, так не на свою же, – улыбнулся Шаламов, – все вопросы к жениху.

– Андрюха ж тебя приглашал, – вставил Шевчук.

– Да я забыл когда, – отмахнулся тот, – ладно, не суть. Деньги—то у вас есть что ль? Давай мотор возьмем. Поехали со мной, поможете там по ситуации.

– Поехали, посмотрим, какие там «проблемы».

– Ну, а мне не по пути, – отрезал Шевчук, протягивая несколько купюр. – Вот вам на колеса.

Двое парней сели в вишневую приподнятую под спорт «девятку» и исчезли с привокзальной улицы. Станислав, нехотя, поднялся, бросил в урну опустевшее пиво и направился к бетонной глыбе здания вокзала. Зажигалка, харкнув искрами, подпалила последнюю сигарету. Он представил себе недовольный шепот, которым его встретят прародители, услышав скрип калитки и не ровный шаг, душный зной сенокоса, на который завтра его, наверняка, потащат, и через силу сглотнул тоскливую оскомину. Летняя ночь была свежа и девственна, хотелось усадить её за столик в уютном углу и занять интересным рассказом, ведь рассказывать Стас любил.

– Братиш, – окликнул его кто—то из темноты.

Из—за ларька, покачиваясь, вышел незнакомец.

– Братиш, – буркнул он заплетавшимся языком, – угости огнивом…

– Ну, а ты меня сигареткой, земляк, – ответил Шевчук, протягивая зажигалку, – а то последнюю закурил, а путь—то мой не близок.

– Без б, – заявил тот, сунув Стасу пачку дорогого курева.

– С такими папиросами да без огня?

Незнакомец ничего не ответил, пытался попасть сигаретой в пламя.

– Возьми не в службу огня, – закурив, наконец, выдохнул он дымом с перегаром и протянул Станиславу несколько купюр, выронив при этом гораздо больше, – ну, и пивка…

– Тебя как звать—то? – уточнил Шевчук, предчувствуя аттракцион невиданной щедрости.

– Семён!

– С вахты что ль примчал, Семён?

– Угу—м.

– Не гожо?, Семён, такому достойному тузу, как ты, пить пиво у ларька, – залепил Стас, пожимая ему руку. – Сейчас я пригоню карету!

Громкоговоритель на вокзальной площади объявил о прибытии полуночного электропоезда, но Шевчук его уже не слышал. Он со своим новым знакомым спешил в центральный бар города.

________________________________________________________________________

Парня, чьим затылком сейчас «любовался» Шаламов, звали Вадим Андропов. Родом он был из того же пригородного поселка, благодарю чему они и были знакомы. Коренастый светло—русый парень с прямым высоким лбом, холодными серо—голубыми глазами и маленьким не раз сломанным носом, мощные скулы сопрягались в остром подбородке. Ему было около двадцати, в армии он не служил благодаря уголовному сроку, пропадал и восстанавливался в местном ПТУ на популярную в этом городе профессию сварщика, несколько лет занимался боксом. Он был сиротой, мать его умерла, когда ему не было и семи, а отца он знал плохо. Его воспитывала бабушка, фактически заменившая ему родителей. Не имея постоянного достатка, он, тем не менее, всегда был при деньгах, об источнике происхождения которых распространяться не следовало.

Вадим попросил водителя включить музыку громче, и старая магнитола забила по ушам приземистым хриплым шансоном. Андропов выпрашивал разрешения закурить в машине, хозяин был категорически против, но отрицательного ответа Вадиму было не достаточно. В таком «веселом» положении таксист свернул во дворик двухэтажного небольшого, в два подъезда, дома. Задумав срезать «крюк», он оказался в не знакомом ему месте и безуспешно пытался осветить ветви акации, скрывавшей дорогу. Водитель поднял ручник и вышел из машины. В свете фар было видно, как он проверяет, нет ли в колкой темноте растительности металлических штырей или заградительного бетонного блока. В этот момент Вадим ухватил лежавший на торпеде мобильный телефон, отключил и кинул в открытое окно, ближе к стволу дерева, в заросшую травой клумбу. Дальше, не теряя времени, открыв бардачок, вытащил пачку небрежно сложенных купюр и сунул её в карман. Увидев возвращающегося таксиста, задымил.

– Я ж тебя просил не курить.

– Да ладно тебе! Я окно открыл, проветришь потом.

Поехали молча.

__________________________________________________________________

– Гарсон! – вскинул Шевчук руку, чтобы привлечь внимание бармена. – Вискаря плесни нам!

Он протиснул своего новоявленного друга через толпу молодежи к стойке. Клубное освещение давало больше света, нежели два столба на привокзальной улице, и здесь Станислав лучше осмотрел своего спонсора. Семён был в тонкой кожаной куртке поверх цветастой легкой рубахи на выпуск, светлых узких джинсах и хулиганке на коротко стриженной белобрысой голове. Он был загорел, жилист и сух, как осина, но крепок. Чувствовалась в нем работяжья сила, поспевшая на деревенских харчах, но и неотесанная простота его резала глаза. На вид ему было тридцать с небольшим, но, думается, что тяжелый физический труд и вредные привычки сильно накидывали лет. Он неловко бросил на стол крупную купюру, сверкнув позолоченным браслетом часов, и близоруко осмотрелся вокруг.

– Мож, присядем? – предложил Семён.

Было видно, что он привык к посиделкам на кухне, а не к барной толкотне. Музыка гремела, приглушая речь, а стробоскопы били по глазам. Далее за баром был не большой танцпол, а сзади располагались столы. За один из них Шевчук и усадил приятеля, по—хозяйски забрав сдачу у бармена. Станислав ударил бокалом виски о стакан своего спутника и красноречиво прокричал:

– Ну что, Сеня! Достойному человеку достойный досуг. Выпей со мной!

Но не успели они пригубить, как над ними нависло три фигуры.

– Это наш столик! – заявила пухленькая девушка, угрюмой тучкой заслонив свет танцпола, а её подруги, – стройная брюнетка и маленькая, что полевая мышь, шатенка, – закивав, указали на несколько полупустых фужеров коктейля, которые парни даже не заметили.

– Так и есть! – согласился Шевчук, элегантно отодвинувшись по мягкому дивану глубже к стене, – но мы идем в комплекте.

Он жестом пригласил девушек присесть, рассчитывая, естественно, на ту, что стройнее. Дамы насторожились, но Тучка, недолго думая, плюхнулась к Станиславу, подавая пример приятельницам.

__________________________________________________________________

Через считанные минуты «девятка» остановилась в спальном микрорайоне частных дворов. Весь город состоял из деревенских построек и двух—, трех—, в лучшем случае, девятиэтажек советского периода. За хлипким забором тявкала собака, в окнах горел свет. Вадим несколько раз свистнул, убедившись, что калитка надежно заперта. Тимофей, стрельнув у него сигарету, закурил. Спустя секунды перед ними появился среднего роста моложавый худой темно—русый паренёк лет шестнадцати. Его звали Александр Нигматулин.

– Опа—це?! – улыбнулся Вадим. – Вот, о ком писали все газеты!

Ударили по рукам.

– Что у тебя приключилось—то? – интересовался, здороваясь, Тимофей.

– Что—что! – осмотрел он гостей. – Ушата?ли меня!

– Кто?! – шутливо искривил голос Андропов. – Кто этот… хулиган?! Покажи его нам!

– «Хулиган», – сопел, повторяя за другом, Нигматулин, – есть что ль у вас курить?

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом