Михаил Васильевич Шелест "Князь Рязанский"

– Умываться! – Крикнул я, скидывая сапоги, и проходя в покои, ступая по чистому полу босыми, грязными ногами.

– Баня готова, Михаил Фёдорович – услышал я голос сзади.

– Кто ты? Доложись.

– Ключник я, Федот Кузьмич, – на меня смотрел мужик, лет пятидесяти, широколицый, с крепкими скулами, окладистой бородой и густыми бровями. Взгляд у него был колючий.

– Федот Кузьмич, не обессудь, не ко времени париться да размываться. Солнце ещё на горе. Мне бы лицо, ноги да пот смыть с дороги. Да одёжку переодеть. И пойду с городом знакомиться. Лошадку мою вторую не распрягайте. Сумки внесите.

– Уже. Всё сейчас будет. Настя! – Крикнул он громко, – воду князю два раза и рушники для верха и низа.

Из левой двери выскочили девки с полотном, застелили пол и поставили две деревянных шайки с водой. Одну на пол, другую на скамью, туда же бадейку с жидким мылом. На скамью положили и рушники.

– Помыть? – Спросил Федот. – Девки расторопные.

– В другой раз, Федот.

Девки захихикали, стрельнув из-под лобья хитрыми глазами.

Все вышли, а я разделся, и, не боясь намочить половицы, славно вымылся. Достав из кожаных дорожных сумок чистую одежду, я переоделся в почти белый шёлковый наряд. Только шапка и сапоги были у меня красными. Расчесав, заботливо положенным на скамью гребнем, свои песочные кудри, и расправив плечи, я вышел на крыльцо.

– Гриня! Бери свой десяток, и со мной. Остальным – в баню, пока протоплена.

Взяв повод своей лошадки из рук Федота, и запрыгнув в седло, я выехал за ворота.

* * *

Воевода сидел по правую от меня руку на полатях в сильно прогретой бане, а боярин Пронский Иван Фёдорович по левую. Париться в одиночку я не стал. К чему искушать знать рязанскую.

Бани на Руси очень часто становились местом убийства неугодных. Что может быть проще подпёртой двери разогретой с лишком парилки. Прикрыл дверь и отдушины, – через пару часов выноси тело. Или прикопай там же. И никто не узнает…

В мыльне сидели ещё три боярина: Василий и Семён Вердеревы и Иван Измайлов. Все, кроме воеводы, были парнями, возрастом чуть за двадцать лет.

Предварительно осмотрев баню, я пришёл к выводу, что здесь и проведу ознакомительное совещание с первыми людьми Рязани.

Баня состояла из нескольких помещений. Предбанник, который на первом этаже имел большой стол со скамьями возле него, и имел выход на второй этаж. Второй этаж простирался по всему подволоку первого этажа бани, и был заставлен лежаками.

В мыльне стояли шайки и бочки с водой, скамьи вдоль стен. На полках лежали: тёрки, скребки, мочала и мыло. В парилке, с очагом в центре и широкими полатями по трём сторонам, по обе стороны от двери стояли бочки с водой и ковшами, а на стенах висели разные распаренные веники, от которых шёл берёзовый, дубовый и еловый дух. Над очагом в потолке было отверстие для вытяжки дыма, которое сейчас было прикрыто, и контролировалось моим сотником Гринькой. Вытяжка на втором этаже была закрыта в деревянную коробку трубы.

Почти вся сотня моих бойцов, за исключением стражников, была задействована в обеспечени «нашей» безопасности. Княжеская усадьба была огромной, и сотни бойцов едва хватило, чтобы перекрыть территорию. Людишки в усадьбе мне были неизвестные, ситуация в Рязани тоже. Чем чёрт не шутит? Или меня захотят укокошить, или кого из бояр, чтобы на меня повесить жертву. Оно мне надо? Так начинать «столовать».

– Что Касим? Махмуд Казанский? Не озоруют? – Спросил я воеводу.

– С нами пока. От Казани нам сейчас толку мало. Их ногаи подпирают. Итильское левобережье совсем извели. Нам Казань сейчас не помощница. А вот Касим… За Большим Ителем сидит и брату своему Казанскому Махмуду не помогает.

– Понятно. Расскажи, Фёдор Иванович, чем живёт сейчас Рязань? Как и чем ворога встречать собирается? Ведь придет же ворог.

– Придёт, Михаил Фёдорович, – вздохнул воевода. – Засечную черту строим. От Оби уже почитай сто вёрст проложили. Годим пока. Туляки к нам тянут.

– Тулякам в оба конца тянуть, а вам в один. Чем приписные работные занимаются?

– Стену чинят. Руду болотную варют. Московский заказ. Зима скоро, новую скоро наберут, а эта ещё лежит.

– Дело нужное, но чем дольше она лежит, тем лутче для неё. Стену чините, засеку ставьте далее. Железо бросьте. Туляков не ждите.

– Великий Князь просил железа боле слать.

Я посмотрел на него. Помолчал.

– Великий Князь Василий Васильевич теперь меня просит, и спрашивает с меня. Потому, перечить не надо, – тихо сказал я. – Если есть резон, говорите, обсудим. С кондачка, я тут менять ничего не буду, но новое ждите обязательно. Я в Москве завод кирпичный ставлю. И здесь обязательно поставим.

Воевода молча качнул головой. Боярин сказал:

– Людишек мало.

– По последней сказке семь тыщ?

– Сёдни и того мене.

– А дружины ваши большие?

– Да куды там, воев по двести у кажного боярина. Не боле.

– Упарился я уже, – сказал я. – К столу пора.

– Мы посидим малеха… Да Федор Иваныч? – Спросил боярин воеводу.

– Сидите. Пойду ополоснусь, – сказал я и, вышел из парилки.

В мыльне никого не было. Быстро обмывшись, я накинул халат, и вышел в предбанник. За столом сидели бояре, и пили квас.

– С лёгким паром, Михал Фёдорович. Как баенка7?

– Баенка? Хороша Баенка. И пар лёгкий, спаси Бог.

– Рубцы у тебя по телу… Вроде молод ещё, чтобы столько получить… Не бережёшь себя? – Спросил хитро Семён Вердерев.

– Берегусь… Не без этого. Но, как без ран в бою? Ежели, токма, в шатре прозебаться… Ты тоже не обделён рубцами, Семён, а скокма тебе годков, двадцать три?

– Так, – сказал он. – А тебе, Князь?

– Шестнадцать завтра будет.

– Я и говорю… Силёнок ещё не набрал. Поберечься надо. Не встревать в сечи. А то ненароком… Как бы не сложил головушку.

Я посмотрел на него и сказал:

– Кому положено сгореть, тот не утонет. А на счёт возраста и силёнок … В кулачном бою померимся.

Из мыльни вышли, напарившиеся и, видимо, наговорившиеся, воевода и боярин Пронский, и сели за стол.

– Разговор будет тайный, потому разливальщиков не будет. Сами управимся. Семён, не в обиду стольником побыть?

– За честь приму, Михал Фёдорович, – сказал он, и спросил с намёком, – Только сёдня?

– Как наливать будешь…

– Понял, – сказал он и наполнил серебряные кубки искристым и пузырчатым мёдом

– Здравы будем, – сказал я.

– Будем, – в один голос ответили они, и дружно выпили.

Семён сразу подлил каждому.

– Вот так дружно и дела бы деять, – сказал я, и помолчал. – Великий Князь зовёт Орду воевать.

– Какую Орду? – Спросил воевода. – Их сейчас много.

– Астраханскую. Хана Кичи Мухаммеда. Не одним, конечно, воевать. Вместе с Касимом и Махмудом.

– Не пойдут они. Махмуда сейчас ногайцы заедают, как гнус, а Касим без старшого брата не пойдёт.

– А мы их постараемся уговорить. Мне встреча нужна с Касимом. Он в Рязань часто ходит?

– Как в Звенигород8 засобирается за податью, так и заходит в Рязань. Он дань сам собирает. Не доверяет никому. Тут его подворье стоит. С последним поездом зерна поедет.

– Понятно, значит тут ещё, в Касимове?

– Тут! Куда ему деться. Со своими соколами зайцев да лис гоняет в степи. Любит он это дело. Предыдущий князь рязанский, Иван Фёдорович любил с Касымом соколов пускать.

– И я люблю. Отправьте к нему гонца с приглашением на охоту. Завтра же.

– Сделаем, Михал Федорович.

– К слову… Мы своё зерно тут оставляем. Я с Москвой из своей мошны рассчитался.

* * *

Спалось мне после баньки и мёда пенного очень хорошо. С зорькой встав, я сделал ежеутренний комплекс упражнений для тела и духа, спустился в мыльню и помылся. Утра уже становились прохладными. Близилась осень. А в бане было тепло.

Толстые брёвна и маленькие окошки со ставнями, закрывавшимися изнутри, не давали ей остывать. Да и очагу, обходившая двор стража, не дала загаснуть. На втором этаже спала караульная смена. Я распорядился устроить пока так, пока не построят баню при казарме. Дверь из парилки в мыльню была открыта, и помылся я в тепле.

– Нужен душ… – Подумал я, поливая себя из тяжёлого деревянного ковша.

В предбанник, где я одевался, зашёл ключник.

– Здрав будь, Михал Фёдорович. Какие будут указания? – Спросил он, с опаской поглядывая на меня.

– Спаси Бог, Федот Кузьмич. Ты писать, читать умеешь?

– Грамоте обучен, и нашей, и греческой.

– Тогда так… Заведём пластины деревянные с воском для письма, на которых я тебе буду писать то, что надо сделать. На стене ларь небольшой повесь. Там лежать будет. А ты на ней будешь помечать, что сделал. И трость9 не забудь приладить к доске. На верьве10. Кузнец есть на дворе?

– Нет, Михал Фёдорович. Все в ямщицкой слободе. По указанию, князя… – он глянул на меня.

– Это правильно. Чо просить хотел… Меня по батюшке называй только прилюдно. А так, зови – князь. Скажи всем. Неча воздух толочь. И поклоны, – только прилюдно. И то, не в пояс. И ещё всем скажи… Никого из людишек сгонять с работных мест не думаю. Коли хорошо дело будет правится, не трону, а коли нет – на конюшне поучатся. С тебя спрос будет особый. Провинишься, – не обессудь. Особо, ежели в казнокрадстве, либо в чем ещё похожем пойман будешь. Как поймаю, сразу на кол. А уж потом…

Отчет о расходах будешь на такой же восковой пластине чертить, и Николке Фомину передавать. Моему порученцу. Челядь вся должна быть тверёзая. За воротами пусть хоть зальются. С запахом в урочный срок учую – запорю. И тебя и виноватого. И чтобы праздно ходющих видно не было. Всем, кроме тебя, передвигаться по двору бегом. Ежели порожние. Всё понятно?

– Понятно, князь.

– Добре, – сказал я. – Свободен. Да… Плотники есть?

Он качнул утвердительно головой.

– Сделайте два табурета с упором для спины, как у моего княжьего престола. К завтрему. Начните ставить такую же баню для служилых и дружинников. Так на так11. Пристройте к «дружинной обители»12.

– Сделаем, князь.

– Иди.

Федот вышел из бани, столкнувшись с моим сотником. Тот ждал снаружи, пока я договорю с Федотом.

– Строг ты, Михал Фёдорович, с людишками. Разбегутся.

– Пусть бегут. Ты догонишь.

– Догоню, – Гринька засмеялся.

– Готовься. Скоро к Хану Касыму поедем. Подбери самых крепких и телом, и духом. Татарва – будет обязательно насмехаться, и ждать нашего гнева, чтобы потом предъявить обиду.

– Говорил ты уже…

– Не перебивай. Повторение – мать чего?

– Учения.

– Вот, выучил. Молодца. Продолжай натаскивать дружину на толкание лошадьми. Лошадь дура, чо ей предъявишь? Как поедем на охоту, надо сделать так, чтобы мы с ханом остались одни. Я сигнал дам, а ты отожмёшь от Касыма охрану. Они нагличать станут. В свары не вступайте.

– Понятно, князь.

– Остальное по расписанному. Покажи листы с уроком.

Григорий достал из висящей на плече сумки, типа планшета, обтянутую кожей деревянную папку с исписанными мной листами пергамента.