Дмитрий Казанский "Будни науки…"

Арсений принял душ, переоделся в кэжуал, настроение пошло вверх. Чем бы себя теперь занять? Арсений огляделся. В кресле напротив дивана безмолвно и статуарно сидела девушка-андроид – так уже давно принято в люксовых шведских гостиницах. Она была многофункциональна, но Арсению сейчас не хотелось ни секса, ни еды, ни обзора новостей. Можно было, конечно, сгонять её в магазинчик напротив гостиницы, но Арсений не понимал, что конкретно ей поручить принести. Спать тоже не хотелось. Уже. Или ещё. Он вспомнил, что у него в голове что-то интересное образовалось во время доклада, но вот что конкретно? Поди вспомни теперь… Надо было бы извлечь и зафиксировать пару смутных образов, родившихся и до сих пор крутившихся у него где-то в мозжечке. Для этого Арсений достал свой ноут и тихо посидел какое-то время перед пустым экраном, дожидаясь того момента, когда мутные образы обретут более вербальный вид и их можно будет наконец выудить из собственной головы. Но счастливый момент вербализации всё не наступал, и Арсений понял, что «пока не созрело». Мы это забыли упомянуть, а зря – за Арсением водилось такое странноватое увлечение: в часы досуга он иногда пописывал что-то типа прозы… У него набралось уже изрядно разных эссе и рассказиков. Даже пара пьесок была. На нечто большее он не замахивался – просто не видел в себе соответствующего задора. Писал свои рассказики он, конечно, не пропитания ради и явно не для просвещения широких слоёв населения, а просто для обретения внутреннего баланса – по-другому и не сказать. Хотя эти его литературные забавы даже были известны в узких кругах. Наверное, можно сказать, что она, эта проза, была рыхловата и запутана, но встречались и сочные куски. Часто это походило на то, как некий внешний наблюдатель смотрит извне на некую ситуацию или сцену. Получалось отражение словами траектории движения глаз этого наблюдателя. Иногда резко фиксировались неожиданные детали, но нигде не было долгого залипания. Изложение шло именно так, в том же ритме и с теми же акцентами, как будто это просто глаз сканировал описываемую сцену. Такая техника письма была относительно нова, но, надо признаться, в результате у Арсения всегда было плоховато с сюжетом. Откуда бы ему, действительно, взяться при таком подходе? Поэтому тексты получались просто как пейзажи, хотя иногда вдруг в них появлялся некий налёт платоновщины… Арсений сильно уважал этого человека и считал однозначно недооценённым. А про собственное писательство как таковое Арсений не так давно осознал, что оно, скорей всего, проистекает у него из простой невозможности обсуждать с реальными людьми какие-то ему, Арсению, интересные темы. То есть всё его писательство – это в некотором смысле результат одиночества, способ его компенсации, а не зуд настоящего писателя. Бывало, Арсений неосознанно наделял своих героев разными чертами самого себя, они дискутировали и, к его удивлению, даже ссорились между собой. Получалось что-то типа разговора с зеркалом… Отражение себя в своих героях… Такая вот форма рефлексии.

Арсений ещё посидел минут пять на всякий случай перед своим ноутом, но никаких творческих озарений не дождался. Зато в голову пришла мысль, что неплохо бы сходить в местную галерею живописи. Тут же явно должно быть что-то приличное. Скандинавы же это любят. Почему бы и нет? По городу их должно быть разбросано с десяток. Он полистал справочник на старинной прикроватной тумбочке. Но выяснилось, что уже неподходящее время – во всём городе выставки в это время года трудились до четырёх. Жаль. Хорошая картина уносит мозги в такие выси, в такую трансцендентность, что такое путешествие ещё долго будет помниться. И ещё важна сама ситуация выставки. Тут себя готовишь, идёшь или едешь в специальное место, говоришь шёпотом, как-то внутренне настраиваешься, выгружаешь из головы всякий бытовой мусор. В трениках туда не пойдёшь ведь… Н-да… Но не судьба сегодня, похоже.

Времени до вечера ещё было завались. Можно было, например, почитать. Арсений пошарил по давнишним директориям в своём ноуте. Попался старинный китайский текст, но в нем была запредельная плотность метафор – Арсений понимал, что его читать надо было медленно, вдумчиво, часто призывая на помощь отнюдь не собственные мозги, а исключительно чувства. Такой текст надо скорее не читать, а именно ощущать, впитывать, разделять эмоционально – таково свойство хороших восточных текстов: в них нет информации, в них нет действия. Это когда автор сознательно направляет чувства читателя в определенное русло – видимо, для того чтобы донести нечто существующее, но словам неподвластное, не вполне охватываемое ими. Сейчас воспринимать это было тяжеловато, эмоционально Арсений никак не включался. То, что автором вложено в этот текст, – обтекало его сегодня стороной, увы. После получаса тщетных усилий Арсений это понял и тихо отложил ноут в сторону. Короче, не читалось после доклада что-то. Но и ковырять в носу тоже не очень хотелось. Арсений посмотрел на куклу-андроида, которая всё это время беззвучно сидела в кресле напротив Арсения. Нет, только не это… Посидеть внизу в баре, что ли? Но в одиночку это скучно. С барменом тут особо не поговоришь, если ты не абориген. Арсений почесал нос и вспомнил, что где-то тут работает его давнишняя знакомица. У папаши Бэйкера в местной конторке, кажется, – но в этом Арсений не был уверен. Она была ещё из тех времен, когда он был простым очкариком-программистом и никакой лаборатории у него не было и в задумке. Они в те годы довольно тепло общались, воспоминания эти были очень приятны даже теперь – но вот давало ли это ему моральное право её сейчас беспокоить, Арсений совершенно не понимал. Тем более что она уже давно замужем и пока даже счастлива. А может, уже и не счастлива – они не общались все эти годы, и она после отъезда никак не информировала его о своей жизни вообще и в браке, в частности. Да и что, если подумать, Арсений ей скажет, если позвонит? Привет, я тут проездом, давай посидим в баре? Действительно, глупо… Не будет же он хвастаться своим нынешним статусом – хотя для неё это всё было крайне важно ещё со студенческих времён. Ладно, проехали… Придётся идти в бар одному, послушать блюзики…

В нижнем баре было пусто и относительно прохладно. Арсений расположился у барной стойки, подтянул ноги на специальную приступочку, что вроде бы по замыслу должно было создавать уют, и огляделся по сторонам. Публика не вызывала энтузиазма, хотя, впрочем, этого и не требовалось. Он поймал взгляд лысого бармена и заказал для начала двойной бурбон и блюдечко с оливками. Бармен, тучный, краснорожий дядька ирландского вида в накрахмаленной рубашке с бабочкой, быстро нашаманил что-то у себя под стойкой и выставил перед Арсением. Положив локти на стойку, Арсений посидел пару минут в этой позе, как будто впитывал атмосферу этого места. Все пьющие делятся на две категории – на тех, кто хочет в себе алкоголем убить желания, и тех, кто, наоборот, хочет их вызвать из небытия. Арсений пытался сообразить, к какой категории он сам сейчас принадлежит. Мимо прозрачной стены бара с той стороны прошёл толстый индус с таксой на поводочке. Арсений, когда видел такс, всегда весьма оживлялся. Вот и сейчас – сделал через стекло таксе страшную рожу… Такса поставила ушки, как они это умеют, и слегка удивлённо поглядела на Арсения. Хозяин, увы, энергично повлёк её дальше по улице, и Арсений смог только немного проследить за ней взглядом. Попутно он медленно цедил свой бурбон и кидал в рот оливки. Когда такса совсем ушла, он перевёл взгляд внутрь помещения и стал наблюдать за барменом. После минуты наблюдения за ним, он показался Арсению чуть излишне артистичным для этого места. Или даже, лучше сказать, игривым, – впрочем, и это было тут тоже не очень уместно. Арсению подумалось, что этот интуитивный артистизм просто был изначально в натуре этого человека – ибо окружающий ландшафт как-то не особо располагал к проявлениям изысканности. Разноцветные бутылки, фонарики, отражающие свет кубики льда, якобы случайно разбросанные искусственные цветы – всё это явно создано руками бармена, но могло поднять настроение разве что ребёнка лет десяти. Артистизм бармена выдавался даже тем, как он закатывал рукава своей рубашки. Впрочем, Арсений свои ощущения привык оставлять при себе. Он влил в себя остатки первой дозы, повернул лицо к бармену и подмигнул ему, приглашая повторить и заодно слегка обменяться мнениями по поводу окружающей реальности…

Но вышло, увы, иначе… В телевизоре под потолком начали транслировать блиц-интервью с Арсением, и многие в баре начали хмыкать и поглядывать в его сторону. Это обстоятельство у Арсения сейчас не вызвало никаких приятных ассоциаций. Он оставил под стаканом купюру, кивнул лысому бармену и выскочил на улицу, якобы подышать свежим воздухом. Не то чтобы Арсений был сильно стеснительным, но он не любил, когда его узнавали. Однако, пройдя пару кварталов, Арсений приметил через дорогу заведение – там на фасаде светилась какая-то зеленоватая вывеска, что-то даже смутно ему напоминающая. Похоже, тут можно было спокойно приземлиться.

…Когда Арсений переступил порог, он внезапно почувствовал дрожь во всём теле. Да, интуиция не подвела. Здесь оказалось то, чего ожидать в Стокгольме было довольно трудно, – тут на полную катушку заводили Rammstein, и это было очень кстати. Чудовищная энергия этой музыки проникала повсюду, и Арсений это мгновенно ощутил. После пары доз добротного виски и нескольких песен старых германских рокеров внутренний градус у Арсения поднялся настолько, что впору было идти на подвиги. А хоть бы за своей старинной знакомицей! А что – вот будет ей сюрпризик-то! Арсений решительно расплатился столбиком монет и через толпу начал бочить в направлении выхода. Но на улице дул сильный ветер, накрапывало, и через пять минут от былой решимости Арсения не осталось и следа. Мозги сами собой вернулись на своё прежнее место, и Арсению стало абсолютно чётко видно, что ему нет ни малейшего смысла чудить сегодня в этом Стокгольме. На перекрёстке он остановился подумать и окончательно определиться с планами. Да, пожалуй, здесь все замечательно живут и без него. И его знакомица, в том числе. Ну и ладно, пусть живёт, ей виднее…

Однако судьба, как это часто бывает, распорядилась опять по-своему. Арсений с час рассеянно гулял по городу, притомился даже зачутка и присел покемарить на лавку в парке. Закинул ногу на ногу, расслабился, начал даже подрёмывать, и тут из состояния блаженства его вывел громкий звук из кармана. Арсений мутным взором посмотрел на экранчик коммуникатора – там высветился какой-то незнакомый идентификатор. Но, судя по виду, местный. Он секунду подумал. Но понял, что придётся отвечать, так как это могло быть что-то связанное с его наградой или утренним докладом. Так и оказалось – это звонила журналистка из местной газетки и, кажется, напрашивалась на интервью. Арсений, надо сказать, вообще-то держал специального человека для связей с общественностью, но сюда прилетел один, так уж получилось. И потому ему пришлось сейчас самому думать и принимать решения относительно всяких интервью. Ему, конечно, слегка льстило, что местная пресса интересуется его скромной персоной, поэтому он дал добро на интервью. Договорились на девять вечера, в нижнем баре гостиницы. Арсений поглядел на часы – в принципе, уже скоро. Он, оказывается, просидел в парке больше часа. Видимо, всё-таки сказался сегодняшний напряженный день, да и бурбон тоже поспособствовал.

5

Они уже минут пятнадцать сидели в гостиничном баре возле окна, он пил кофе, она шуршала своими вопросами. Откуда-то сверху доносилось что-то знакомое из Оскара Питерсона. Её, как выяснилось, звали Бренда Густафсон, и она была в красных брючках и таком же свитере крупной вязки. При этом она была блондинкой с зелёными глазами, довольно крупной. Арсению эта непонятная тяга многих блондинок к красному представлялась не очень эстетически оправданной и даже, признаться, несколько раздражала. Это выдавало полное отсутствие цветовой культуры у человека. Но Арсений подавил в себе секундный внутренний негатив от этой цветовой несуразности – сейчас надо было думать о другом. Ещё Арсений заметил за собой, что он так же не переносил в одежде у людей комбинацию коричневого и серого – просто не мог спокойно и доброжелательно разговаривать с человеком, одетым в эти цвета. При всём при этом Арсений, конечно, отдавал себе отчёт в своём не для всех окружающих приятном качестве – этакой цветовой брезгливости – и старался последнее время всё же не выказывать этого явно.

– А как ты понял, что собакам свойственно абстрактное мышление и они могут понимать изображение на мониторе или в телевизоре? – Бренда подняла на него свои зелёные с поволокой глаза, и ему на миг померещилось, что она действительно интересуется. Или это просто профессиональное притворство?

– Ну как сказать… Там было две фазы, вообще-то. Сначала удалось понять, что собачий глаз сканирует изображение на телеэкране с другой частотой, нежели человеческий. Вернее, собачьему мозгу, чтобы распознать изображение, нужна иная частота развёртки. На старых теликах собака видит просто набор полосок. Поэтому, когда изменили принцип формирования изображения, собаки вдруг увидели его. Я так понимаю, что ты это всё знаешь и сама – об этом довольно много писали лет пять назад.

– Да, я читала, конечно… – она аккуратно взяла ложечку, погрузила её в чашку и сделала в задумчивости несколько медленных мешательных движений, хотя сахара в чашке не было.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70096828&lfrom=174836202) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.