Был он не очень высок ростом, да и в плечах – точно не косая сажень. Но худая и жилистая фигура, стремительный и почти бесшумный шаг, говорили сами за себя. В лесу этот парнишка дал бы многим форы в скрытности передвижения.
Авдейка толкнул тяжелую, сбитую из плах дверь, и в нос ударил запах копоти, табака, и еще тяжелого, мужского пота, пропитанного запахом хвои и нагретой смолы. Внутри было почти темно. Только на столе горела, чадя, старая сплющенная на конце гильза, заменявшая лампу. Из-за тусклого пламени можно было едва-едва разглядеть то, что было в землянке. Деревянные шконки, аккуратно заправленные серыми солдатскими одеялами у самой стены, в углу небольшая печка-буржуйка, рация, и еще, какие-то ящики, грудой стоявшие с правой стороны от входа. Все это едва проглядывало из сгустившегося по углам сумрака. За небольшим столом сидело два человека. Один бы Иван Савельевич, командир отряда, невысокий кряжистый мужичок, с выдающейся лысиной во всю голову и шикарными пшеничными усами «а ля Буденный». А вот другого Авдейка видел впервые. Обычная солдатская гимнастерка безо всяких знаков отличия, холщовые темно-серые штаны, заправленные по деревенской привычке в низкие кирзовые сапоги. Поверх широкий ремень из толстой бычьей шкуры с выжжеными замысловатыми рисунками. Таких ремней Авдейка еще отродясь не видел. А лицо и фигура обычные, как у многих мужиков в их отряде. Короткая борода с сединой, лохматые брови и нос наподобие птичьего клюва. С таким бы Авдейка никогда не кинулся задираться. А взгляд… Как два горящих угля. Парень даже поежился, когда незнакомец глянул на него. Да чего там…! Струхнул маленько даже. Но с места не сошел и промямлил, стараясь не глядеть на этого чудного мужика.
– Звал, Иван Савельевич?
Командир только головой покачал и вздохнул тяжело. Обращаясь к своему гостю, проговорил, будто извиняясь:
– Ну вот, гляди, какая у меня «армия». – А потом уже к парню с положенной строгостью. – Не «звал Иван Савельевич», а «по вашему приказанию прибыл, товарищ командир!». – И сам не поверив, что такое возможно, тяжко вздохнул, и махнул рукой, пробурчав себе под нос. – Детский сад, твою дивизию! И как с такими воевать!? – В голосе командира прозвучало обреченное отчаянье.
Авдейка смущенно шмыгнул носом, и постарался встать по стойке смирно. Наверное, вышло не очень правильно и ловко, потому что гость вдруг неожиданно улыбнулся, подмигнул Авдейке, и проговорил вполне добродушным голосом:
– Ничего, Иван… Может статью и не гренадер, зато сердце верное. А это много важнее внешней красоты.
Вроде бы и заступился за Авдейку, а с другой стороны, вроде и некрасивым его назвал. Потому, парень, на всякий случай, насупился, стараясь придать себе солидности. Командир тем временем разложил на столе карту, и поманил парнишку:
– А ну, подь сюда! Гляди… Знаешь эти места? – Заскорузлый палец командира ткнул в точку на карте.
Авдейка подошел к столу и уставился на карту. Точечки, крючочки, линии извилистые вместо рек, с первого раза и не разобраться. Но название города «Медвежьегорск», парнишка прочитать сумел, хоть и мелко написанный, и сразу смекнул, о чем речь. Лихо улыбнулся и оттарабанил, словно перед школьной доской выученный стишок:
– Так точно, товарищ командир, как свои пять пальцев!
Командир усмехнулся в усы, и проговорил:
– Ну вот и славно… А знаешь Сапен-гору?
Авдейка растеряно посмотрел сначала на одного, потом на другого. Оба мужчины смотрели выжидательно на паренька. Нужно было отвечать. Ничего умного и подобающего ситуации и собственному образу бравого партизана, как назло, в голову не приходило. И Авдейка выдал все, как было:
– Так это… Товарищ командир… Знать-то знаю, только место это… В общем, плохое это место, так у нас старики говорили. А еще там сейчас фрицы какой-то не то лагерь, не то еще что поставили. Сначала финнов пригнали, а потом наших, пленных, гады, на работы привезли. А потом… – Авдейка замолчал, не сумев продолжать. Горький комок застрял в горле и злые слезы защипали глаза. Но он постарался пересилить себя, но предательский голос дрожал и звучал как-то глухо, совсем не браво, и не солидно, а почти едва слышно. – А потом всех, кто там работал живьем в землю закопали… Говорили, чтоб патроны не тратить. Уж больно много народа согнали, суки фашистские!
Не утерпев официального тона, парень шмыгнул носом и поспешно утер глаза рукавом рубахи, стараясь при этом не смотреть на мужчин. В землянке на несколько минут повисла тишина. Иван Савельевич вздохнул тяжело.
– Ничего, парень, мы за всех отомстим, за каждую нашу слезинку они ответят. Ты вот что… – Он поднялся из-за стола и доверительно положил руку на плечо мальчишке, – Ты товарища…
В этот момент, сидевший за столом мужчина негромко кашлянул, и выразительно глянув на командира, проговорил, словно напоминая Ивану Савельевичу:
– Василия…
Командир, словно спохватившись, поспешно проговорил:
– Ну, да, я и говорю. Ты товарища Василия должен будешь проводить до этой горы, с той стороны, где у фашистов эти постройки стоят. И сразу же… Слышишь меня? Сразу же, – чуть ли не по слогам повторил командир, – возвращайся в отряд. Сумеешь?
Авдейка чуть не взвизгнул от радости. Первое самостоятельное задание!!! Ему уже надоело все время сидеть в лагере и быть на подхвате. А тут… Сдерживая радостное дыхание, он почти шепотом выдохнул:
– А мне автомат дадут?
Командир в удивлении поднял брови.
– А на кой тебе автомат? Ты же не воевать идешь. Проводником. Проводишь – и тут же назад. А от оружия только лишний и ненужный шум.
Все мечты парня рушились прямо на глазах, так и не успев претвориться в жизнь. По-видимому, у него стало такое лицо, что гость, точнее, товарищ Василий, не выдержал, и, улыбнувшись проговорил:
– Парень прав, Иван Савельевич. Он же боец отряда, а без оружия. Без оружия бойцу не положено. – А потом, увидев у Авдейки за поясом заткнутый браунинг, протянул руку и попросил. – А ну-ка, парень, дай глянуть…
Тот как-то нехотя, словно расставаясь с остатками той самой мечты, которой была не судьба воплотиться в жизнь, протянул свой браунинг мужчине, а сам насупившись стоял, словно готовясь к броску, чтобы вернуть себе свое добро. Василий покрутил пистолет в руках, внимательно рассматривая его со всех сторон, одобрительно поцокал языком, и, к облегчению парнишки, протянул его обратно.
– Хорошее оружие, и в надлежащем порядке содержишь. Молодец! А зачем тебе еще и автомат-то? Или пистолета мало? – И хитро так прищурился, глядя на сконфузившегося парня.
Авдейка, поспешно засунув свою драгоценность обратно за пояс, переступил с ноги на ногу и, пряча глаза проговорил:
– Так патронов-то нету… А без патронов как же я стрелять в фашистов буду?
Он очень боялся, что сейчас над ним начнут смеяться. Но к его удивлению, гость вполне серьезно, и даже строго обратился к командиру.
– Непорядок, Иван Савельевич… Ты уж распорядись, чтобы парню боекомплект выделили.
Авдейка даже голову в плечи вжал, видя, как нахмурился командир. Ведь он же здесь главный! А этот, пришлый, ему указания раздает. Как так-то?! Ну сейчас будет буря с грозой, и командир покажет и пришлому и ему, Авдейке заодно, кто тут командир. Но к изумлению парня, Иван Савельевич не стал кричать или ругаться, а только коротко, по-военному, проговорил:
– Так точно, товарищ…Э-э-э… Василий! Сейчас распоряжусь.
А гость, незаметно, чтобы не видел командир, вдруг подмигнул Авдейке. Мол, не трусь, товарищ, пробьемся, где наша не пропадала! Вот где чудо-чудное!
Все происходящее было так… необыкновенно, что Авдейка даже позабыл поблагодарить гостя. А просто стоял и глупо хлопал ресницами. Командир, смерил парня с ног до головы суровым взглядом, и проговорил:
– Ну все, ступай, да скажи Акимычу, чтоб боекомплект тебе выдал и доппаек. Скажи, я велел, мол, на задание ты идешь. А как стемнеет, так выступите. Дорога не ближняя, к рассвету надо успеть. – И опять вернулся за стол, и принялся что-то объяснять товарищу Василию.
Забыв сказать «так точно», или, на худой конец «слушаюсь, Авдейка пулей выскочил из землянке, все еще не веря в свое счастье. Пока искал завхоза, а по нынешнему времени, заместителя командира по хозчасти Акимыча, все думал. Не простой гость у командира, ох, не простой. И зовут, надо полагать его вовсе не Василий. Здесь крылась какая-то тайна, и Авдейка решил, что костьми ляжет, а тайну эту разгадает.
Только начало смеркаться, как Авдейка уже пританцовывал, словно скаковая лошадь перед стартом неподалеку от командирской землянки. Заметно потяжелевший вещмешок за плечами, приятно оттягивал лямками худые плечи, словно напоминая, что там, как у самого настоящего бойца и патроны к пистолету, и банки с тушенкой, краюха хлеба, аккуратно завернутая в чистую тряпицу, и мешочек полотняный с пшенкой. А любой знает, что нет ничего вкуснее пшенной каши, сваренной над костром и приправленной свиной тушенкой. Наконец, дверь землянки отворилась со скрипом, и оттуда вышел командир и товарищ Василий. Оба серьезные, сосредоточенные. А как иначе? Не на прогулку, чай, собрались, а на опасное задание.
Авдейка, уставший от долгого стояния, присевший, было, на поваленный ствол дерева, немедленно вскочил на ноги, и вытянулся по стойке «смирно». Иван Савельевич крепко пожал руку гостю, и проговорил коротко:
– Удачи!! – Взгляд его упал на вытянувшегося в струнку паренька. – Давай, Авдейка, не посрами чести бойца партизанского отряда! А как доведешь до места, сразу же назад. – И потом, погрозил пальцем, и проговорил с легкой угрозой. – А то, знаю я тебя!
Авдейка чуть опять носом не зашмыгал. Он ведь не давал повода, чтобы командир так говорил! Подумаешь… Пару раз-то всего и было, что ослушался. Так это когда было-то?! У него тогда еще ни пистолета не было, ни доппайка, совсем был глупый, зеленый пацан. Не то что сейчас! Он надулся, словно мышь на крупу, и буркнул обиженно:
– Слушаюсь, товарищ командир…
Командир еще раз потряс пальцем, и в довесок, чтобы мальчишка прочувствовал всю ответственность, пригрозил совсем тихо:
– Смотри у меня…!
Товарищ Василий, с усмешкой наблюдавший за ускоренными этапами воспитания молодого поколенья, как видно, решил избавить мальчишку от дальнейших нравоучений, поспешно проговорил:
– Ну, будет тебе, Иван Савельевич. Совсем парня запугал. Все… Спасибо, как говорится, за хлеб-соль. – И добавил чудное. – Оставайтесь с Родом. – Поддернул лямки своего вещмешка и споро, не оглядываясь ни на кого, зашагал на восток.
Авдейка сорвался с места, и рванул за ним. Кто у кого проводник в конце-то концов!?
Мужчина шагал по лесу широко и почти неслышно, из чего Авдейка сделал вывод, что человек этот бывалый, тайгу знает хорошо, и не впервой ему, вот так ночью шагать по урману[1 - Урман – непроходимый, густой лес, тайга.], а это не каждый так сможет. Белые ночи закончились, и ночи становились темнее день ото дня. В этом лесу и днем-то не каждый путь найдет, а уж, что про ночь то и говорить нечего. Но Авдейка знал тут каждую березку, каждую елочку, где какие глыбы камней навалены, а где и болота непроходимые. Часа через три такого хода, парнишка начал выдыхаться, а товарищу Василию, хоть бы что! Авдейка слышал, как сзади него шагает мужчина, не проявляя никаких признаков усталости. Наконец, они вышли на берег небольшой речушки у какой и названия-то отродясь не было. Так, ручей – не ручей, речка – не речка. Впадало это недоразумение в большое болото. Авдейка остановился на бережке, чтобы попить и немного умыться. Вода – она и усталость смоет, и силы придаст. Одно слово – живая вода. Василий остановился рядом с ним, тоже плесканул себе пару пригоршней в лицо, утерся рукавом, и стал оглядываться. Парнишка, стараясь придать себе солидности, заговорил неторопливо и серьезно:
– Тут дяденька товарищ Василий, сейчас впереди болото будет. Можно, конечно и напрямки. Только вот темень еще, можно и мимо тропы угодить. А можно вокруг. Но к горе тогда к рассвету не поспеть. Крюк получится большой. – И уставился на своего путника, ожидая от него решения.
Тот усмехнулся в бороду.
– Ты проводник, тебе и решать…
И тут Авдейка допустил промашку. Захотелось ему перед пришлым своими умениями козырнуть. Он сделал вид, что находится в раздумьях. Посмотрел с умным видом на небо. Ночь была на исходе, и не сказать, что уж особо темная. Это осенью, особенно поздней, ночь такая непроглядная, будто чернила кто разлил. А сейчас звезды на небе сияли, словно искры в костре, и небо такого особенного индигового глубокого цвета, словно бархатное платье, которое Авдейка видел однажды в праздник на местной красавице, когда его возили в район. Контуры деревьев и кустарников даже в лесу отчетливо видны, а уж на болоте и того светлее. С умным видом он проговорил:
– Я думаю, дяденька товарищ Василий, что по болоту пойдем, напрямки. Чего время зря терять, да крюка давать по лесу.
И он принялся выламывать себе подходящую слегу[2 - Слега -длинная толстая жердь.]. Пришлый в бороду ухмыльнулся и проговорил спокойно:
– Через болото, так через болото. Тебе виднее…
После его слов какой-то неизвестный и непонятный червячок сомнения зашевелился в душе у Авдейки. А может, ну его, это болото? Вокруг хоть и дальше, зато надежней. Но парень этому червячку дал укорот. Мужчина, не базарная баба! Раз решение принято, значит так тому и быть! И он, отыскав глазами немного в стороне от впадающего ручья, знакомый валун, обозначающий начало тропы, бодро пошел в ту сторону. Поставил ногу на шаткий болотный покров, сплетенный из корней осоковых трав и мха. Болото закачалось, прогнулось под ногой, выдавливая на поверхность коричневую воду, но приняло человека. Повинуясь какому-то порыву, и, плюнув на то, что скажет пришлый, он быстро достал из-за плеч свой мешок, оторвал зубами кусок твердой краюхи от ржаной буханки, и положил его на ближайшую кочку, пробормотав тихо:
– Прими дедушко Болотник, не побрезгуй, и не дай с тропы сойти-оступиться…
И почти тут же, где-то на болоте быком взревела выпь. Авдейка даже вздрогнул от неожиданности. А позади прозвучал тихий и чуть насмешливый голос:
– Видать, по нраву пришлось Болотнику твое угощение… Вишь как надрывается…
Паренек резко обернулся, готовый ответить на насмешку, но лицо говорившего было вполне себе серьезно. Видя, как парнишка напрягся, Василий проговорил:
– Молодец, что чтишь заповеданное предками. Все что делали они – все не просто так, а с глубоким смыслом. Теперь, я думаю, мы можем смело идти дальше.
Несколько обескураженный его словами, Авдейка опять ступил на зыбкую почву болота.
То ли и впрямь Болотник подсобил, то ли умение видеть в темноте помогло, но, когда они уже подходили к противоположному берегу, восток начал сереть. И тут, решив, что они уже почти дошли, Авдейка сделал ошибку. Утратил ту осторожность, которую сохранял по всему пути через болото. Увидев куртину из чахлых кустиков, принял ее уже за твердый берег, и, не раздумывая, шагнул напрямки к ним, сойдя с тропы. И тут же провалился по пояс в болотную жижу. Кричать было нельзя, но все же, невольный возглас вырвался у парня. Болото вдруг зачавкало, забулькотило, словно ожившее чудище, и потянуло его вниз, засасывая в свою ненасытную утробу, предвкушая богатый пир. Равнодушные звезды все так же отражались в болотной воде, и выпь трещала где-то в глубине болота. Эх, видать не понравилась Болотнику та откусанная ржаная краюха!
Василий не растерялся, не кинулся к Авдейке. Упал на живот, и протянул тому конец своей слеги.
– Хватайся…! Хватайся живее, ну!!!!
До этого момента Авдейка бы ни за что не поверил, что можно кричать шепотом. Но именно так сейчас кричал ему Василий. Парнишка несколько раз заполошно попытался схватиться за край слеги, но мокрые и вымазанные липкой болотной жижей руки все время соскальзывали. Василий стал подползать ближе, но дерн под его тяжелым, взрослым телом опасно прогнулся. Словно болото говорило ему: «Нет, шалишь… Это моя добыча…» Тогда Василий заговорил тихо и жестко:
– Смотри мне в глаза, парень! Сделай вдох и выдох, и еще раз… Слышишь?! И смотри мне в глаза!! Не отрывай взгляд!! Если хочешь жить, делай, что я тебе говорю!!
Авдейка, уже по грудь увязший в зловонной жиже, по неизвестной причине, подчинился словам этого странного человека. Да и мудрено было не подчиниться силе такого голоса! Глаза пришлого, так похожие на горящие угли, словно и вовсе загорелись изнутри. В них, в самой глубине его зрачков, зажегся огонь, который разгорался все больше и больше, приковывая Авдейку к себе покрепче любых кандалов и цепей. Теперь, даже если бы он очень захотел, то не смог бы отвести взгляда от этих странных, пугающих глаз, в которых и впрямь, теперь бушевало пламя. И вдруг, в какой-то миг, Авдейка ощутил себя в родном дворе. Светит солнышко, птички щебечут. Он даже услыхал, как в траве трещат кузнечики. Знойным ароматом несет от скошенной и хорошо высушенной травы. И отец кричит ему с крыльца:
– Авдейка, а ну вытяни из сена палку, а то лошадь напороться может!
Паренек увидел перед собой стожок сена. И точно! Они только сегодня приволокли его с дальнего покоса на волокуше. А слега, удерживающая сено от развала, покосилась, да так и осталась торчать куда-то вбок. Авдейка деловито поплевал на огрубевшие от работы ладони, и ухватившись за эту палку, стал с силой тянуть на себя. И тут случилось чудо! Внезапно слега сама потащила его вперед, прямо головой в стог. Он уже было хотел отпустить руки, но не смог. Стог надвинулся на него, погружая его голову в пыльную темноту. Он осознал себя, лежащим в холодной воде на пузе, всего вымазанного болотной жижей, а над ним сидел на корточках Василий. Глаза у него были обычные, только в них мелькали еще легкие всполохи догорающего пламени:
– Ну… Ты как, парень?
Еще не осознавая того, что он спасен, Авдейка, слегка заикаясь, промычал что-то наподобие «нормально». И принялся тут же озираться, пытаясь понять, что это сейчас такое с ним приключилось.
– Ну, раз нормально, тогда поднимайся. Нечего в воде валяться. Ночи холодные. Не ровен час, застудиться можешь… – И подал ему руку, помогая встать.
Глава 5
Поднявшись на трясущихся ногах, парнишка все продолжал оглядываться, будто не узнавая места, где они находились. А пришлый как ни в чем не бывало проговорил немного ворчливо:
– Давай, поторапливаться. Берег уж вот он, рукой подать. А там тебе обсушиться надо. – И пошел впереди, осторожно продолжая ощупывать слегой тропу перед собой.
Выбравшись, наконец-то, на берег, парнишка сел на землю, пытаясь отдышаться. Ему ужасно хотелось спросить Василия, что это такое сейчас с ним приключилось. Дом, батя, стог сена… Это что, все ему привиделось? Но как такое возможно? Он покосился на пришлого, тот таскал к берегу сухие ветки, чтобы развести костер. А-а-а!! Будь, что будет! Пускай его считает дурачком, но он обязательно должен понять, как такое могло произойти! Парень совсем было открыл рот, чтобы задать свой вопрос, но тут же, настороженно, словно зверек, наклонил чуть в сторону голову и потянул носом. Точно! Он не мог ошибиться. Откуда-то тянуло дымком. И не костровым дымом, а именно, что печным дымком! Василий, увидев, как парень насторожился и тянет носом воздух, замер, не донеся охапку до места, и тихо, почти одними губами, спросил:
– Что…?
Авдейка, не вставая на ноги, на четвереньках бесшумно подобрался к мужчине, и, когда тот присел перед ним, все еще держа сухие сучья для костра в руках, тихо проговорил:
– Кто-то недалеко топит печь…
Пришлый осторожно, чтобы не шуметь, отложил, наконец, дрова в сторонку, и спросил так же тихо:
– Откуда здесь печь взялась?
Парнишка встал с четверенек, и, махнув рукой в сторону, пояснил:
– Здесь, недалеко, брошенный старый финский хутор. Там уже давно никто не живет. А теперь кто-то печку топит. Странно… Надо бы посмотреть.
Василий кивнул головой. Лицо у него как-то странно застыло, словно каменная маска, глаза смотрели куда-то впереди себя, но видели ли что, Авдейка бы поручится не смог. И у парнишки вдруг по телу поползли холодные мураши. Сначала батя с сеном, а теперь еще и это! Нет, все-таки странный этот товарищ Василий, если не сказать хуже. Какой-то мистический страх накатил на паренька, но в то же самое время, страшное любопытство засвербело, завозилось в самом кончике его носа, готовое сорваться в громкий чих. Что за тайна такая, и кто он вообще, этот товарищ Василий? Командир Иван Савельевич с ним говорил, вроде, уважительно. Да что там! Следовало признать, что не просто уважительно, а как с генералом. Только вот Авдейка никак не мог поверить, что генерал самолично с ним по болотам шастать будет. Нет… Тут что-то другое. Совсем неведанное Авдейке, и в то же время до боли знакомое, словно уже он знал таких людей, помнил о них, только все это было очень, очень давно. И не семнадцать лет назад, а может даже тыщщи… Авдейка даже головой потряс от таких-то мыслей. Какие такие «тыщщи»?! Ему всего-то семнадцать годков отроду, и то, только вот недавно сравнялось. А он – тыщщи… Но состояние «знакомости», если не сказать, какого-то узнавания, и даже родства, не отпускало его и будоражило воображение, холодя затылок.
За всеми этими размышлениями Авдейка упустил момент, когда Василий стал прежним, обычным человеком. Задумчиво, себе под нос он тихо забормотал:
– Чужие, темные… Чья-то защита стоит. Не могу пробиться. Тьма кругом… Это плохо… Очень плохо… Что тогда у самой горы, если здесь, на подступах такое…?
Авдейка больше половины из сказанного не понял. Разве что, только то, что на хуторе чужие и нехорошие. А все остальное… Вроде и слова говорит знакомые, а смысл их до парнишки никак не доходил. Чудно…
А Василий обратился к замершему парню:
– Ну что, партизан, надо бы обойти. Но сначала требуется поглядеть, кто там такие. Веди к хутору…
Авдейка только головой кивнул. Его начинало потряхивать от холода (а может и от чего другого), одежда вся была, мало, что в грязи, так еще и мокрая, и в сапогах хлюпало. Надо хоть воду из обувки вылить, а то так и мозоли немудрено натереть. Он уселся на землю и стал разуваться. Василий молча достал из своего заплечного мешка старенький свитер, и, подойдя к мальчишке стал с него стягивать мокрую куртку вместе с рубашкой. Затем растер его как следует сухой шерстяной одежкой, а потом всунул ему ее в руки.
– Одевай, в то простынешь.
Авдейка шмыгнул носом и посмотрев снизу вверх на пришлого, смущенно пробормотал:
– Спасибо, дяденька…
Тот усмехнувшись в бороду, бросил:
– Не за что… Мне сопливый партизан без надобности. Всех фрицев всполошишь, если чихать начнешь…
