Иван Корчагин "Репатриация в прямом эфире. Соло на планшете"

Репатриация в прямом эфире. Соло на планшете
Иван Корчагин

Сегодня многие стремятся уехать жить в Израиль. Далеко не все представляют себе, с какими трудностями им предстоит столкнуться после переезда. В данной книге вы сможете подсмотреть и пережить некоторые особенности жизни на Земле Обетованной – репатриации в прямом эфире! Книга содержит нецензурную брань.

Репатриация в прямом эфире

Соло на планшете

Иван Корчагин

Бабушке, Крейне Моисеевне Эльман.

Моей любимой маме.

Моей любимой жене.

Моим любимым дочерям.

© Иван Корчагин, 2023

ISBN 978-5-0062-0074-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

9 февраля 2023 года, 18:45

Когда ты репатриируешься, переезжаешь в другую страну, ты должен стать как камень, чтобы стойко и достойно принимать удары судьбы. Потом уже, где-то через год, может, два, ты начинаешь учиться уклоняться от этих ударов. А потом уже и избегать их.

    Олег Фредлих,
    новый репатриант

Соло на планшете. Вместо предисловия

Что я хочу жить в Израиле, я понял сразу, как только в первый раз оказался там. А случилось это в апреле 2009 года. В 2008 году моя мама репатриировалась в Израиль. А уже в апреле 2009 года я поехал к ней в гости, тем более у мамы был юбилей – 60 лет. Да и к тому же так удачно вступил в силу договор России с Израилем о безвизовом режиме. В общем, в 7 утра (по местному времени) я вылетел из Иркутска, а примерно в 18 часов (по израильскому времени) я уже был в аэропорту имени Бен-Гуриона.

Вообще, конечно, сейчас вспоминаю эту поездку с улыбкой. Я ведь провинциальный провинциал. Родился и вырос в глухой Сибири. Ну посудите сами, пять тысяч километров до Байкала и потом еще тысяча километров на север области. В общем, дальше нас только тайга и Северный полюс да Тунгусский метеорит. До нас можно добраться только поездом или автомобильным транспортом. Да и дорог-то у нас особо нет – только направления. В советское время, кстати, был у нас аэропорт международного класса. Помню даже, «Руслан» у нас садился. Но потом, в лихие 90-е, аэропорт обанкротили. Сейчас же стараются восстановить. Поставили вагончики – это диспетчерская и зал ожидания. Заключили договор на полеты, и стал летать к нам восьмиместный «Цессна» – такая воздушная маршрутка до Иркутска. Малая авиация! Я помню, что у нас был аэропорт ДОСААФ. Учили летать на АН-2. Прыгали с парашютом. Нет уже всего этого… Но тем не менее в тайге стоит город с населением 80 тысяч человек. Так-то все у нас есть: и кинотеатр с 3D, и скоростной Интернет, и всяческая мобильная связь. Жить можно, если только никуда не выбираться. Как только куда-то ехать – это целая история.

Так вот… В далеком уже 2009 году собрался я в Израиль. За границей доселе не бывал. Как и что происходит, понятия не имею. Добрался я до Москвы. А вылет из Шереметьево, терминал С. Ну, думаю, где ж его искать-то, терминал этот С? А в Иркутске при регистрации обратилась ко мне девушка, у нее был жуткий перевес багажа. Типа давайте как будто мы вместе. Да без проблем! Ну так нас рядом и посадили. Как звали эту девочку, я не помню уже. Помню только, что она была из банковских работников. Вы же помните кризис 2008 года? Он тогда хорошо задел банковскую сферу. Так вот, отделение, где работала эта девочка, сократили. И на выплаченную компенсацию она решила рвануть в Турцию. В общем, она меня и проводила до терминала С.

Вот тут и начинаются события, которые впечатлили меня, провинциала. Те, кто летал за рубеж, наверняка уже догадываются, о чем пойдет речь. Когда объявили регистрацию, я пошел к указанной стойке. Очередь на регистрацию меня не удивила. Меня удивило то, что каждый, прежде чем пройти к регистрации, общался с каким-то дяденькой. И только после общения с ним уже проходил дальше. Вот тут я слегка запаниковал. Чего он там спрашивает? Кто это такой? Дошла до меня очередь. Цель визита? К маме лечу. А мама где? В Хайфе. Достаю копию паспорта мамы. Он посмотрел. Раньше бывали? Нет. А как называется аэропорт, в который вы летите? И тут я вспотел… Багратион? Дядечка вздохнул и говорит: «Проходите». Потом уже, в самолете, когда стюардесса сказала «аэропорт имени Бен-Гуриона», я тихо посмеялся над собой.

Надо отдельно рассказать про сам перелет. Ни до, ни после я с таким экипажем не летал. Точнее сказать, с командиром. Я, к сожалению, не помню, как его зовут, но дядька был веселый. Как положено, он сообщил нам, что мы летим в Тель-Авив, аэропорт имени Бен-Гуриона и всякое такое. Интересное началось в воздухе. Сначала он сказал нам, что, мол, посмотрите налево, мы покидаем воздушное пространство России. Потом посмотрите направо – вы видите город-герой Днепропетровск и великую Днепрогэс, потом посмотрите направо – вы можете увидеть ВВС Турции, а там дальше еще что-то… И так весь полет он нас забавлял. Классный был перелет. И стюардессам было веселей работать, и нам весело лететь.

По прилете я мечтал только об одном: скорее переодеться. Вы представляете, что такое конец апреля в Сибири? Когда мы уезжали, у нас шел снег. Поэтому одет я был, соответственно, по-сибирски. Я помню, очень долго мы шли до паспортного контроля. Хотя, конечно, все было в диковинку. На паспортном контроле со мной общалась девушка с редкой еврейской фамилией Ivanoff. Я удивился, но вида не подал (я надеюсь). Услышав цель моего визита и посмотрев копию маминого паспорта, она меня пропустила без всяких проблем. Ну а потом все было вообще быстро и без всяких заморочек. Хотя вот эти все таможенные зеленые-красные коридоры мозг мне сверлили сильно. Думаю, заметут еще за контрабанду чего-нибудь. Хотя вроде ничего по списку запрещенного не вез.

Получил багаж, обнялся с мамой и бегом в туалет переодеваться! Потом мы пошли на поезд. И я был поражен тем, что поезд был тут же, в этом же здании, ниже (!) этажом.

Вообще, слова «удивлен», «удивлялся» и всякие синонимы этого слова будут постоянно мной употребляться в этом рассказе. Поэтому сильно не бейте. Ну во всяком случае ногами.

Когда мама покупала билеты на поезд, она пыталась объяснить на иврите, что ей нужны два билета до Хоф-Кармель. Тетенька-кассир вежливо подождала, пока мама проявляла чудеса лингвистики и знания иврита, а потом сказала: «Говорите по-русски».

Кстати! Вот ощущения, когда вы выходите из здания аэропорта, сродни тому, что вы заходите в парилку. После прохлады кондиционеров. Автоматические двери открываются, и вам в лицо бьет горячий воздух. Смесь соли и йода. К этому запаху быстро привыкаешь и потом его уже, к сожалению, не чувствуешь. Аж дух захватывает!

Самое холодное место в Израиле, в котором мне удалось побывать, это поезд. Там так работают кондиционеры, что я пожалел, что переоделся. Ну да нас сибиряков прохладцей не удивишь! Хотя в Израиле я слышал много историй о том, что люди простывают и заболевают в израильских поездах.

Поезда в Израиле – отдельная тема. Для меня, который кроме плацкарты более ничего не видел. Шучу, конечно… Видел купе еще. В общем, эта двухэтажная повозка с велюровым салоном меня впечатлила.

И вот, пока мы ехали, я, естественно, таращился по сторонам. У меня возникло странное ощущение… мне сложно его описать. Обычно, когда ты приезжаешь в другой город, ты кожей чувствуешь чужую землю, чужое окружение… кругом все чужое. А тут… Как-то не так. Я пытался понять свои чувства. И тут я понял: я дома…

Хайфа

Утром я проснулся на удивление рано. Почему на удивление? Ну, с учетом пятичасовой разницы во времени – да, рано. После всей утренней обязательной программы мы пошли на море. На море я раньше бывал только на Черном. Но несколько раз. А, ну еще и на Азовском. Поэтому самим морем я особо не впечатлился. Разве что только каким-то внутренним осознанием и восхищением того, что это СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ! И я хрен знает за сколько километров от дома!

Наверное, все-таки не так… Пока мы шли на море, я впитывал в себя все, что видел. Все, что попадалось на глаза. Совершенно непривычная архитектура. Непривычные краски. У нас ведь все зеленое. Ну или белое. Ну или серое. А тут все желтое и голубое. Голубое небо и желтое солнце. Желтые дома. Желтая сгоревшая листва. Синее море.

Когда мы вышли к морю, тут, конечно, у меня, как у любого сибиряка, захватило дух от вида Средиземного моря и песчаных пляжей. Какое же море бескрайнее! И оно не синее. Скорее иссиня-черное. Все оттенки от зеленовато-голубого до темно-синего.

Ну и от того, как тут все обустроено. Набережная из тротуарной плитки, в которой были какие-то цифры. Туда и обратно. Мама мне объяснила, что это расстояние. Я огляделся и увидел, что народ не просто прогуливается вдоль моря, а ходит и бегает. Ходят все! Молодые и преклонного возраста. Беременные и с колясками. Мамы с сыновьями и отцы с дочками. Бабушки, дедушки. Словом, все! У нас как-то на людей, которые пытаются заниматься своим здоровьем и бегают, смотрят с иронией. Кстати, что меня удивило, так это то, что не бегают, а именно ходят. Кто-то быстрым шагом, кто-то обычным прогулочным. И это просто потрясающе!

Удивило меня и то, что на пляже не было ни души. Никто не купался, не загорал. Был яркий солнечный день. Градусов, наверное, +25—27. Кстати, про одежду, я был одет как у нас летом, в жаркий день: шорты, футболка и тапочки. Все же вокруг – как у нас весной в теплый день, то есть гораздо теплее. Напомню, было 21 апреля.

Мы прошли от одного пляжа до другого. И тут я разглядел одноэтажное здание. Это оказалась раздевалка с душем и туалетом. И удивился еще раз. Вдоль здания были расположены скамейки и столики. За этими столиками сидели дедушки. Одни играли в домино и шумно о чем-то разговаривали. Другие просто сидели и вели неспешную беседу. Я не выдержал, разделся и пошел купаться. Вода была теплючая! Настолько, насколько у нас она не прогревается даже в июле месяце. После того как я вылез из воды, один дедушка меня спросил: «Ты откуда, сынок? Из России, што ль?» Я говорю: да. А откуда из России? Я говорю: Сибирь. Озеро Байкал. «Ну тогда все с тобой понятно», – протянул дедушка.

Когда мы пошли обратно, я испытал шок и трепет. Идем мы, никого не трогаем, и тут завыла сирена. Я думал, все… Шутка ли – страна, которая находится в кольце врагов. Где постоянная высокая террористическая угроза, угроза войны… и тут сирена! Я готов был бежать в ближайшее укрытие. Оглядевшись, я увидел, что все замерли. Вот как шли, так и встали. Мы тоже остановились.

Позже я узнал, что сирена в Израиле объявляет минуту молчания. Так начинается День Памяти. В память о всех погибших в Холокосте, а также всех погибших во всех войнах и терактах. Потом я застал сирену в рейсовом автобусе. Автобус остановился, и все встали. В окно я увидел, что движение на дороге тоже остановилось. Люди выходили из автомашин и стояли рядом. Я был поражен… Вообще я где-то читал, что за все годы своего существования и потом расселения по всему миру евреи выживали только за счет того, что держались вместе. За счет коллективного разума. И сейчас, в минуты радости или горя, этот коллективный разум всегда спешит на помощь! Много раз я читал истории об этом. Например, парень и девушка, одни в стране, решили пожениться. Но у них нет друзей. Ну нет гостей, чтобы сыграть по-настоящему веселую свадьбу. И тогда кто-то из друзей опубликовал пост в социальных сетях о том, что нет гостей или никто не пришел. И люди со всего Израиля, совершенно незнакомые люди, приезжали на свадьбу поздравить молодых. Везли подарки. Устраивали молодым свадьбу, которую они будут помнить всю жизнь! Или другой случай – мальчик праздновал бар-мицву (достижение тринадцати лет). И так получилось, что не пришел никто отпраздновать вместе с ним. Опять публиковался пост – и вот уже большое количество людей идут поздравить парня!

Вот такой вот коллективный разум. В то время как западные люди больше ориентированы на индивидуализм. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В общем, тогда я решил, что непременно буду жить в Израиле.

Час Х

Наш «выход из Египта», или репатриация в Израиль, технически занял три дня. Если смотреть более глубоко, то моя репатриация началась в далеком 2009 году, сразу после возвращения из отпуска. Тогда я понял, что хочу жить в Израиле. Но у меня были некие обязательства перед работодателем и перед старшей дочерью, с которой на тот момент мы жили вдвоем. Я был в разводе, и так получилось, что дочь жила со мной. Во-первых, мне нужно было завершить контракт с работодателем. Во-вторых, дочь должна была закончить школу и принять решение, хочет ли она ехать со мной в Израиль.

И, пока мы все это решали, я успел жениться, и у нас родилась младшая дочь. Мои обязательства перед работодателем закончились, но теперь необходимо было подождать, пока младшая дочь немного подрастет. В итоге, когда в 2016 году младшая дочь подросла, а старшая наконец заканчивала школу, я понял: время пришло.

В январе 2016 года, сразу после новогодних праздников, я позвонил в посольство и записался на консульскую проверку в городе Новосибирске. Мне сказали: «Ждите», – и на этом все.

Я начал читать все, что было в Сети, про репатриацию. Форумы, всевозможные группы в социальных сетях. Общался с разными людьми. Параллельно собирал информацию про свою семью. Со слов мамы и двоюродных сестер я понял, что особо никакой информации о семье бабушки нет. Тогда я начал копать сам. В итоге нашел множество сайтов, где по фамилии можно было определить родословную. В ходе своих изысканий нашел историю всех братьев своей бабушки. А также выяснил, что моя бабушка находится в списках Яд Вашем – Мемориала Памяти жертв ШОА, или Холокоста. У бабушки было четверо братьев. Два из них были убиты фашистами в Бобруйском гетто. Один погиб в первые дни войны на белорусском направлении, о чем есть запись на сайте «Память народа». Четвертый брат прошел всю войну и умер уже в 1980-х годах в Вильнюсе. Нашел я и племянника бабушки, который жил в Израиле, и его детей. Попытался связаться с его дочерью, но та упорно меня игнорировала. Потом уже, когда мы репатриировались, мы несколько раз общались. В общем, напитался я историей нашей семьи.

Тем временем наступил март. Из посольства никто не звонил. Тогда я позвонил в агентство «Сохнут», где мне сказали, что в феврале консул был в Новосибирске и теперь, возможно, будет только осенью. Меня такая ситуация совсем не устраивала. Я позвонил в Москву в консульство и попросил меня записать на ближайшую дату. Вышло на 06.06.2016. И мы стали готовиться к поездке.

Утром 6 июня 2016 года шел противный моросящий дождь. Мы приехали на станцию метро «Третьяковская» к 8:30 утра. Было холодно и мокро. До здания посольства Израиля пешком идти минут десять. Мы вместе с моей мамой, которая специально прилетела в Москву на нашу консульскую проверку, быстрым шагом направились к посольству. Посольство Израиля можно было узнать по огромной очереди. Мы подошли и встали в ее конец. Вдоль всей этой длинной змеи из людей проходил мужчина, видимо, сотрудник безопасности посольства. Увидев нас, он сказал, что семьи с детьми проходят без очереди. Перед входом у нас взяли паспорта, сверились со списками и разрешили войти. На входе в посольство был досмотр, как в аэропорту. Пройдя проверку безопасности, мы оказались внутри посольства. Это был большой зал с рядами скамеек, которые были направлены в сторону многочисленных застекленных окошек. Мне почему-то это все напомнило зал ожидания авто- или железнодорожного вокзала на маленькой станции.

Когда нас набралось примерно пять семей, в зал вошел еще один сотрудник, собрал всех, кто на тот момент уже находился в зале ожидания, и мы отправились во двор посольства. Во дворе посольства стоял вагончик белого цвета, похожий на контейнер. У вагончика были окна, и на стенах висели двигатели от кондиционеров. Это и был консульский отдел посольства. Нас завели внутрь. Внутри уже было полно народу. Напротив входной двери располагались снековый автомат и кулер с водой. Слева – комнаты для пеленания и кормления детей. Справа – кабинеты консулов и приемная. Мы подошли к окошку приемной, зарегистрировались. Нам выдали толстенные анкеты. Конечно, заполнять эти анкеты – то еще развлечение! Анкета состояла из двадцати с лишним страниц, куда надо было вписать свои анкетные данные, данные членов семьи, которые репатриируются с вами. Потом записать всех бывших супругов. Места работы за последние десять лет. А также даты посещения Израиля. Минут сорок, высунув языки, старательно выводя буквы и слова, сверяясь со всеми возможными и невозможными документами, боясь пропустить какую-то важную (и не очень) дату, мы заполняли анкеты. При этом с нами была дочь, которой на тот момент исполнилось всего два с небольшим года, и ей совершенно не нравилось, что родители заняты какими-то своими взрослыми глупостями и не уделяют ей должного внимания.

В общем, разобравшись со всеми тонкостями анкеты, помня все предостережения, которыми я напитался на всевозможных форумах (в графе религия писать только «не религиозен»! ), я отдал наши бланки секретарю, и мы стали ждать, когда нас вызовут на интервью к консулу.

В тот день принимали два консула – мужчина и женщина. В народе, который находился тут, шел ропот, что женщина-консул выдавала отказов больше, чем мужчина. И что якобы существует принцип плохого и хорошего консула. Якобы у них есть свой план по количеству отказов. Ну, знаете, репатриантские байки.

Время шло. Нас не вызывали. Дочь устала и заснула на руках. И тут как по закону подлости прозвучали наши фамилии. Мы встрепенулись и пошли в кабинет, в который нас позвали. Дочь не будили, ибо зачем? Ведь консул все равно с ней не будет разговаривать.

Оказалось, нас пригласили сделать фотографии на визы. Пришлось-таки будить ребенка. В итоге на визах она заспанная. Хорошо, что сами визы напечатаны на маленькой бумажке, размером с паспортный листочек – там особо ничего не разглядишь. Фотографировали тоже, кстати, на веб-камеру. В общем, там особо на качество можно было не рассчитывать. Зато я вспоминаю, как мы фотографировались на загранпаспорт в нашем таежном отделении ФМС России. Где огромный фотоаппарат, мне казалось, делает фотоснимок всех твоих внутренностей, включая фото твоей души и всех твоих грязных мыслишек! И потом, когда ты подаешь этот загранпаспорт сотруднику погранслужбы, он видит в своем компьютере твою душу и все твои мысли. И, вглядевшись в твои глаза, принимает решение, имеешь ты право пересекать границу или нет.

Сфотографировав на визу, нас отправили обратно сидеть и ждать, когда нас позовут.

В туалет, кстати, водили под конвоем. Нас сопровождал сотрудник охраны. Он собирал группу человек в пять-шесть и всех вместе выводил в соседний вагончик, где находился туалет. Конечно, ощущения очень неприятные. Лишение возможности свободно передвигаться и при этом необходимость выполнять любые приказы людей, наделенных властью. Подобные чувства я потом испытывал, находясь в Консульстве РФ в Хайфе, когда менял свой загранпаспорт. Вот где работают профессионалы. Их взгляд проникает в самую душу. Ты зашел на территорию консульства, и все. Ты не можешь оттуда выйти, пока тебя не отпустят.

Долго ли, коротко ли, нас вызвали на прием к консулу. В кабинет мы ввалились всей гурьбой: я, жена с дочерью на руках и моя мама.

Мама спросила, может ли она поприсутствовать на приеме. Консул спросил ее в ответ: «А вы кто?» Мама ответила, что она мама. Консул спросил: «Вы живете в Израиле?» Мама ответила: «Да, в Хайфе». Консул стал ее спрашивать, где она работает, в какой магазин она ходит за продуктами. Мама растерялась и не смогла толком ничего ответить. Тогда я включился в разговор и подсказал маме: «Мама, консул хочет знать, где ты покупаешь продукты».

– На шуке[1 - Рынок (иврит).], – ответила сразу мама.

– На шуке – это очень хорошо, – сказал консул. И добавил: – Они вам точно там нужны? Может, оставим их тут, в России?

Мама восприняла все очень серьезно и ответила консулу:

– Мне уже немало лет, я хочу, чтобы мои дети и внучка жили рядом со мной!

– Ну что ж, – ответил консул, – раз хотите, тогда подождите за дверью, я поговорю с вашими детьми.

Мама вышла из кабинета, и консул уже обратился ко мне:

– Ну показывай, что там у тебя? Я вижу, подготовился хорошо.

Я спросил:

– С чего начать?

– Начни со свидетельства о рождении, – ответил консул.

– С моего? Или с чьего? – спросил я.

– Давай все.

Я открыл папку и стал выкладывать на стол документы. Как в игре в карты. Вот такое свидетельство, а вот еще мое. А вот мамино. А вот справка из Красного Креста и из музея Яд Вашем, вам, уважаемый консул, на погоны!

На удивление справка из музея Холокоста в Иерусалиме о том, что моя бабушка находится в списках жертв Холокоста, консула не впечатлила. А вот справке из Красного Креста он обрадовался сильно. Потом он посмотрел семейные фотографии, где бабушка еще молодая. Ее родственники – дяди, тети, которых я не знал. Эти фотографии его тоже сильно заинтересовали. Затем он посмотрел наши свидетельства о браке, справки об отсутствии судимостей, трудовые. Мои свидетельства о разводе. Пока он все это изучал, мы сидели в тишине. Даже дочь наша завороженно наблюдала за ним и не издавала ни звука.

Потом консул обратился к моей жене: