– Разумеется.
– Откуда?
Дознаватели спешились, подвязали коней к забору, неторопливо поднялись на крыльцо «Дикой лозы». Дверь распахнулась. Дознаватель ловко поймал вывалившегося за порог мужика, силком затащил обратно.
– Возможно, пару дней назад, пока ты спала, я прогуливался по окрестностям и повстречал сих приятных господ. И, возможно, подсказал им поискать отступницу в деревеньке неподалёку от Ортиса. Им пришлось сделать приличный крюк, и к этому моменту они как раз должны были нас нагнать.
Рейз не дал мне возможности ответить.
– Жди здесь, я приведу коня.
Он прокрался между деревьями, затерялся в тенях у забора.
С появлением дознавателей гомон в таверне разразился с новой силой. Внутри завязалась драка.
Воспользовавшись суматохой, врачеватель отвязал поводья, шлёпнул двоих коней по крупу. Животные галопом умчались в темноту. Оставшегося Рейз под уздцы повёл к саду.
– Ты поверишь в чудо или в то, что я прекрасный стратег? – Он приподнял ветви с душистыми кистями цветов.
– В то, что ты неплохой лжец, – ответила я.
– Обидно, потому как лжец из меня превосходный.
– Это был не комплимент.
– Только если им не гордиться. – Рейз сорвал с седла голубые нашивки, снял вьючный мешок и без зазрений совести принялся рыться в чужих вещах.
– Дознаватели здесь из-за меня?
– Может быть – да, может быть – нет. – Он покрутил в руках тонкий молитвенник, разочарованно цокнул, отбросил книгу. – Не люблю копаться в головах у святош.
Не отыскав ничего полезного, Рейз швырнул мешок под дерево.
– И что теперь? Куда нам идти? – обеспокоенно спросила я, бросив взгляд на таверну.
– Кстати, об этом. – Он щёлкнул пальцами. – Ты наизусть знаешь строки вашего священного писания?
Вопрос прозвучал неожиданно.
– Нет. Зачем?
– Тогда не важно. – Рейз потрепал коня по рыжей гриве. – Чтобы призвать моего дражайшего братца, нам придется найти Откровения.
– Что ещё за Откровения?
– Ваша так называемая «Авеста» – подделка. – Он побрёл через сад, увлекая коня за собой. – В тексте нет ни слова о всадниках и Вестнике. Кто-то подменил её сборником глупых заветов и заставил мир уверовать, что это оригинал. Настоящее священное писание всегда содержит информацию о знамениях, предрекающих начало конца – Апокалипсиса, Рагнарёка, Эсхатона, гибели всего сущего – называй как хочешь. Если знамения верно истолковать, получим подробные указания по созданию Вестника, призыву всадников и торжественному очищению мира от греха. И коли в общедоступной версии Авесты этого нет, придётся разыскать подлинник. Есть идеи, где он может быть?
– Рейз, – вкрадчиво произнесла я, – ты ведь говоришь об обмане целого мира. Не одного человека и даже не города. Мира. Ты хоть представляешь, насколько неправдоподобно это звучит?
– Да-да. Отрицание, торг, принятие. Вечно одно и то же, – изрёк он. – Подыграй мне. Предположим, церковь сумела обдурить целый мир. Где бы святоши спрятали подлинник?
Я обречённо покачала головой.
– Понятия не имею.
– Значит, для начала отправимся в Кинотийю, – беззаботно отозвался он. – Слышал, недавно дознаватели нашли там «меченного солнцем». Если повезёт – выйдем на членов культа.
– Культы запрещены. – Я приложила ладонь к лицу. Рейз был сумасшедшим. Наверняка.
– Неужели? – он расплылся в улыбке.
За садом раскинулись оливковые плантации. Ряды молодых кустов, похожих на пушистые шары, простирались до горизонта, взбирались на холмы и расступались у тракта.
Рейз подал мне руку.
– Я не умею ездить верхом.
– Я догадался. Но так мы быстрее доберёмся до города.
Тихо посмеиваясь, он помог мне взобраться в седло. Оказавшись в двух ярдах от земли, я испуганно вцепилась в гриву. Животное фыркнуло, мотнуло головой. Рейз устроился позади, придержал меня за талию, мягко ударил коня в бока. Покачиваясь, мы двинулись вдоль извилистой кромки сада.
– Дознаватели будут нас искать, – пробормотала я, когда страх рухнуть под копыта уступил место тревогам более насущным.
– Вряд ли. Чтобы начать охоту, нужно знать, как выглядит добыча.
– Как мужчина средних лет, с белыми волосами и жутким шрамом в половину лица. У тебя… – я помедлила, подбирая подходящее слово, – довольно приметная внешность.
Рейз искренне расхохотался.
– Часто ли после ссоры ты помнишь причину, по которой она началась? Не эмоции, что ты испытала, не слова, что произнесла сгоряча, а изначальную причину, из которой зародился конфликт? – Он натянул поводья, направив коня к тракту. – Ты помнишь обиду, злость и разочарование. Размышляешь о том, что сказала, и ещё могла сказать. Жалеешь об упущенной возможности поступить иначе. А настоящая причина ускользает из памяти, остаются лишь отголоски, смутные воспоминания, искажённые восприятием. Я виновник конфликта в таверне, его первопричина. Но никто из участников меня не запомнит. Они расскажут о мужчине иль женщине, молодых или старых, опишут человека совершенно обычного, быть может, похожего на друга или родственника. И никто не припомнит деталей.
– И сейчас ты скажешь, что в этом состоит сила Раздора? – съязвила я.
– Это сила, которой люди наделили меня, – невозмутимо ответил он. – Все мои способности исходят от людей. Не будь ваших пороков, не существовало бы и меня. Любой конфликт рождается из эмоции. Эмоции искажают восприятие. Обманутый разум легко поддаётся греху, а грешник – не кто иной, как заложник собственных чувств. В этом замкнутом круге кроется главная хитрость вселенной. В этом величайшем обмане я черпаю силу.
Мы выехали на тракт. Рейз пустил коня бодрой рысью.
– Ты складно говоришь, – произнесла я. – Но одна деталь не сходится. Я помню, как ты выглядишь.
– Это вполне логично. Тебе известна первопричина моего появления здесь. Не переживай, я позабочусь о том, чтобы ты о ней не забыла. – В его голосе зазвучали насмешливые нотки. – Будет неловко, если ты не узнаешь меня в горячке боя.
– С кем ты собрался сражаться?
– Не я. Ты, – с издёвкой уточнил он. – И Йен. И люди, что пойдут за вами. Я посмотрю издалека. Воин из меня никудышный.
– А я, по-твоему, закалённый боями вояка? – Я бы всплеснула руками, да ладони намертво вцепились в жёсткий рожок седла.
– Нет? – озорно хихикнул Рейз. – Значит, Йену придётся справляться самому. Благо ему не впервой. Помню, в одном далёком мирке Вестником стал годовалый мальчишка. Пришлось четыре года нянчиться с ним, прежде чем мы сумели призвать Войну. И ещё пять, чтобы собрать хоть какую-то армию. Мало кто в здравом уме пойдёт воевать за ребёнка, который едва болтает и наматывает слюни на кулак.
– О, Всевышний, – взмолилась я.
– Но это не самое затяжное наше путешествие. Рекордный разрыв между моим прибытием и призывом Войны составил сорок восемь лет. Там были сложные для расшифровки Откровения. Мы трижды ошиблись с трактовкой, несколько раз пропустили назначенный день, а потом поняли, что для призыва моего братца Вестнику должно исполниться шестьдесят шесть лет. К слову, ему тогда стукнуло восемнадцать. За полвека я возненавидел мир и был счастлив оттуда убраться.
Я подыграла его занятному рассказу:
– Сколько миров ты прошёл?
– Не знаю. Я перестал считать после третьей тысячи, – протянул Рейз задумчиво. – Можешь спросить у Смерти, он до безобразия придирчив к мелочам.
Упоминание четвёртого всадника отозвалось колючим холодом, словно костлявая рука коснулась ключиц, бесплотной петлей легла на шею. Я повела плечами, прогоняя наваждение.
– Если остальных нужно призвать, то как появляешься ты?
– Меня призывает мир. Когда он отравлен пороком, он стонет от боли и молит о спасении. Однажды крик достигает моих ушей. Тогда я являюсь на зов.
– И где ты находишься всё это время?
– Там же, где остальные всадники, – увильнул от ответа Рейз.
– Сказочник из тебя никудышный, – фыркнула я.
– Не думаю, что у этого места есть название, – пробормотал он с небывалой отрешённостью. – Я не смогу объяснить.
– Но ты хотя бы знаешь, где оно?
– Предполагаю.
Рейз не стал продолжать. Лёгкость, с которой он рассказывал небылицы о путешествиях по мирам, рассеялась утренним туманом. Молчание дорожной пылью осело на языке.
Тракт уходил на северо-восток, к Кинотийским горам, где дремал в кольце ледяных вершин крупнейший город южного региона.
Эйкут. Врата
Портал перенёс войско в чащу тропического леса. Столетние деревья обступили врата, раскинули кроны, спрятав арку и круглую площадку под зелёным навесом. На кривых ветвях, точно змеи, вальяжно устроились лианы. Они покачивали упругими хвостами, оплетали стволы, сползали в заросли пышного кустарника. На влажной листве мерцала голубая пыльца. Её мягкое сияние освещало тропу и вереницу следов на мокрой земле.
Генерал разделил войско. Основным силам было приказано обойти Арену по южной границе и встать лагерем у врат на третий круг. Два отряда демонов Тамиш выделил нам в сопровождение.
Мы двинулись к центру Эйкута.
Шли долго. Бесконечно долго. Невыносимо долго.
У первой развилки я приказал соллини подняться в небеса и разыскать прямой путь до Арены. Демон нырнул в переплетение лиан, задел крылом рыжий древесный нарост. Пузырь лопнул, окатив соллини фонтаном ядовитых спор. Демон тотчас испустил дух. Скрюченное тело рухнуло под ноги генералу.
На второй развилке Диинтас насадил на копьё жирного паука. Лезвие распороло мохнатое брюхо, внутренности повисли на ветках. Кустарник ожил: листва обратилась колючками, вонзилась в добычу сотнями игл. Не прошло и минуты, как растение выкачало кровь из потрохов и вновь обернулось безобидным кустом.
Я брезгливо скривился и ненавязчиво сместился к центру тропы.
Постепенно зелёные заросли уступили место окаменелым деревьям и плотоядным цветам. Вдоль дороги стали встречаться поляны, усеянные бирюзовыми кристаллами. Они вырастали из земли, словно грибы, отпугивая хищников и отгоняя прожорливую растительность.
Тамиш отдал команду передвигаться краткими перебежками. Будто дикие белки, мы носились от одной кучи камней к другой, но сколько бы ни продолжалась нелепая гонка, я не различал криков глашатая и не слышал шума трибун.
– Далеко до Арены? – спросил я генерала после очередного забега.
Тамиш изогнул бровь, ответил с усмешкой:
– Эйкут и есть Арена. Весь этот лес – огромное поле боя.
– Чудесно, – фыркнул я. – И как в такой глуши мы найдём треклятый ключ?
– Найдём чемпиона, найдём и ключ. – Генерал постучал когтями по трём золотым черепам, висевшим на поясе. Центральная черепушка клацнула челюстью, выпустила хребет с костяным жалом на конце.
Я покосился на причудливое оружие, с завистью стиснул зубы. Поговаривали, что в давние времена у Тамиша был питомец – огнедышащий пёс о трёх головах. Существо пало в битве, и хозяин, не желая мириться с утратой, обратился за помощью к Владыке Смерти. Дьявол вернул душу пса в тело. Однако плоть со временем истлела, кости потрескались, а зверь утратил разум. Тамиш отнёс останки к кузнецу. С тех пор питомец покоился на поясе генерала, по команде набрасываясь на врагов и послушно виляя хребтом при мимолётной ласке.
– Найдём чемпиона, – передразнил я, отойдя к краю кристальной поляны.
В траве, раскинув плавники, дремало светящееся существо. Я ухватил его за хвост, поднял над землёй. Призрачный скат звонко заверещал.
– Может быть, ты знаешь, где искать чемпиона этих коряг и кустов? – спросил я, встряхнув демона. – Не проводишь?
Скат разинул беззубый рот, жалобно пискнул.
– Ничего не понял, но будем считать, что ты согласен. – Я вскочил ему на спину, впился когтями в мягкую плоть.
Демон бесшумно заскользил по тропе.
Планария. Кинотийя
Кинотийя – город огней, чая и пряностей – встретил нас празднованием фестиваля вознесения. Согласно Авесте, на десятый день лета Отец решил покинуть мир смертных и отправиться в Хрустальный град. От взмаха его могучих крыльев разлетелись по южному побережью золотые искры и подарили землям небывалое плодородие. С тех пор регион не знал бедствий и неизменно снабжал провизией бедные северные края. Легенда полюбилась жителям юга. За час до полуночи тысячи верующих выходили на улицы, пели хвалебные оды Отцу и запускали в небо бумажные фонарики в память о случившемся в древности чуде.
Подготовка к празднеству шла полным ходом. По улицам носились гружённые тканями телеги, торговцы наперебой зазывали прохожих, горожане, с расписанными краской лицами, украшали дома лентами и цветами.
Кинотийский фестиваль поражал масштабом приготовлений. Городская жизнь бурлила кипящим котлом.
Я покидала родную деревню лишь однажды, в далёком детстве. Отец привозил меня в Кинотийю на церемонию посвящения в веру. Поездку я почти не запомнила – в памяти сохранились только холёные руки эктелея, вручившего мне серебряное украшение, да хмурое лицо отца. Обратный путь мы проделали в тягостном молчании: папа изредка поглядывал на меня через плечо, а я тайком поглаживала медальон и тщетно пыталась уснуть. По возвращении домой мама долго плакала. Спустя год родилась Клер.
– Ты знаешь, куда идти? – Я прижалась к Рейзу, уступая дорогу пронёсшемуся мимо экипажу.
Город был охвачен предпраздничной суетой, и я не на шутку опасалась потерять в толпе единственное знакомое лицо.
– Нет, но быстро выясню.
– Даже не буду спрашивать – как.
– Слушай, – хитро подмигнул он. – Ты удивишься, сколько полезного можно узнать из разговоров прохожих.
