Ну да.
Когда приедет.
Он же говорил, что в четверг.
Я же говорил, что в четверг.
Забыл. Прослушал.
Он никогда его не слушает.
Ты никогда меня не слушаешь.
Будешь допивать.
Нет. Остыл.
Я тогда допью.
А еще я, знаешь, о чем подумал. О вот этой инсталляции. Такой механический робот. Неравномерно вращается. В таком аквариуме что ли. Вращается и разбрызгивает красную краску, густую темно-бордовую краску. Прямо по прозрачным стенкам аквариума. Фонтаном. И краска стекает разводами. Как вино в бокале. Ну как когда вращаешь бокал. Разбрызгивает по определенному алгоритму. Конвульсиями. Потом прерывается и начинает краску смывать. Пол протирает, стекла. Его сделал какой-то японец.
Была художница. На площади мыла кости.
Да. Но это другое. Тут запрограммированный механизм
Я тоже про эту штуку читал.
Не сидится.
Не сидится.
Тут запрограммированный механизм совершает действия, явно отсылающие к чему-то. Метафора.
Причем в лоб. Очевидная.
А все-таки непонятно.
Ему всегда что-то непонятно.
Когда приедет, будет по-другому.
Не будет. Будет так же. Но теснее.
Метафора запрограммированного насилия.
Все-таки обыкновенный чай без добавок на вкус, как размоченный в кипятке бумажный пакет.
И у насилия есть зритель.
Он всегда очень много говорит.
Ты всегда слишком много говоришь. Много лишнего.
Но что-то интересно.
Что-то интересно.
Началось в слякотный промозглый день. Выпала месячная доля осадков. Заметно похолодало. Стало тихо. Многие сидели перед телевизорами и громко разговаривали.
Нам тогда сказали, что теперь нельзя передвигаться по городу, как прежде. Что теперь новые правила. Необходимы определенные документы. Определенные процедуры. Но ничего пока не закреплено. Ничего толком не понятно. Периодически давали разъяснения. Говорили, как обстоят дела на самом деле. Ведь много точек зрения. Мало ли кто что говорит. Некоторые говорят заведомую ложь. Подделывают доказательства. Берут и говорят не то, что есть, а что-то совсем другое. Выдают за чистую монету. Говорят и показывают улики. То есть на дурака. Показывают, как на самом деле все было. Что на самом деле происходит. Но мы всегда ждали официальных разъяснений. Знали, чему стоит верить. Как ни крути, есть подлинное и фальшивое. Искушение. В такой непростой ситуации важно иметь в себе фундамент. Стержень. Многое, конечно, было в новинку. Потому что не было какого-то источника. То есть по телевизору все хорошо и понятно объяснили, но уточнить какие-то детали было не у кого. Это сейчас мы во всем разобрались. Теперь все понятно. Сомнений не осталось. Им просто требовалось время наладить каналы информации. Теперь, так сказать, не сломить. Я как считаю, кто делает, тот верно делает. Кто идет, тот правильно, что идет. Не все тогда это понимали. Кто-то говорил, что, наоборот, надо стоять на месте. Кто-то и стоял на месте. Но в конце концов смирились. Правила есть правила. Ничего не попишешь. Правила надо соблюдать. Иначе все просто развалится. Будет не цивилизация, а непонятно что.
Пустое квадратное помещение. Мужчина со слегка растрепанными волосами. На дальней стене под потолком электронное табло. Ракурс сверху, из угла. Изображение низкого качества, монохромное, без звука, бледные полоски, как с камеры наблюдения. Неподвижно стоит, смотрит перед собой. Гаснет свет. Включается свет. Деревянный ящик кубической формы, в левом углу. Надпись на табло, перенести. Читает, подходит к ящику, поднимает, по движениям заметно, что ящик тяжелый. Переносит в противоположный угол. Табло гаснет. Гаснет свет. Включается свет. Восемь деревянных ящиков, одинаковых, кубической формы. Надпись на табло, перенести. Читает, подходит к ящикам, поднимает, переносит в противоположный угол, ставит. Движения слегка замедленны, заметно, что становится тяжелее. Смотрит на табло, надпись не исчезает. Смотрит на перенесенные ящики, поставленные в беспорядке, переставляет их, в две стопки по четыре, первый ящик ставит сверху. Табло гаснет. Гаснет свет. Включается свет. Ровно половина комнаты заставлена ящиками, одинаковыми, кубической формы. Надпись на табло, перенести. С каждым перенесенным ящиком движения замедляются, тяжело дышит, останавливается, продолжает, ставит ящики ровными стопками, вдоль противоположной стены, один за другим. Когда все ящики перенесены, оказывается на той стороне квадратного помещения, где прежде стояли ящики. Табло гаснет. Гаснет свет. Включается свет. Все помещение заставлено ящиками, кроме квадрата, на котором стоит мужчина. Надпись на табло, перенести. Читает, стоит неподвижно, осматривает стопки ящиков. Надпись никогда не гаснет.
Сидишь.
Устал.
Содержит системные яды, канцерогенные и мутагенные вещества.
Молчит.
Знаешь, откуда взялся этот стул. Был такой Ханс Вегнер. Датский архитектор. Проектировщик мебели. Воспитал целое поколение модернистов. Плечник, например. Предлагал искать основания архитектуры не в мертвой забронзовевшей истории искусств, а в самой жизни. То есть как бы жизнь сама по себе отражает потребности человека.
Отто.
Что.
Вагнер. Отто Вагнер.
А. Нет. Я про Ханса. Вегнера. К Плечнику не имеет отношения. Тоже модернист. Тоже функциональность. Так вот, он вдохновлялся животными, скелетами. Он так напридумывал штук пятьсот разных стульев. Стул-павлин. Стул-бык. А этот с вилочковой костью. Знаешь, у птиц. Такую еще разламывают, когда загадывают желание. Вот это легендарный стул, а ты на нем сидишь.
Неудобный.
Перевернул с ног на голову историю мебелестроения.
Ты думал, что дальше.
Он думал.
Нет. Не знаю. Чего тут думать.
Мне всегда было важно понимать, что будет дальше. Я привык каким-то образом планировать все, что со мной произойдет. А после этого перестал. Стихийно. Поначалу как будто потерял сцепление с землей. Говорят, выбили из-под ног почву. Никогда не понимал выражения. Как Бенджи Компсон. Коровы побежали вверх. Вот у меня коровы побежали вверх в какой-то момент.
Он был с ментальными проблемами.
Мы все теперь с ними.
Потом такие стулья стали тиражировать. Как, впрочем, и другие изобретения Вегнера. Произведение искусства стало обыденным предметом. Как кастрюля. Или греческая амфора. Еще вот был стул Василий
Сидите в темноте.
Спит.
Не знаю. Не выходит.
Молчат.
Мне сегодня звонили. Не стал подходить.
Ты когда-нибудь разговаривал во сне.
Откуда я знаю. Мне такого про меня не рассказывали. Может, и разговаривал.
Может быть, у тебя какой-то секрет. Ты его всеми силами скрываешь. А потом во сне проговорился.
Я вот думаю, можно ли будет когда-нибудь выйти наружу.
Он не знает, что на это ответить.
Не знаю, что на это ответить.
Не думаю.
Давно уже не выходит.
Пару недель.
Так нельзя.
Почему. Можно.
Это вредно.
Спать.
Находится в запертом помещении. Без воздуха.
Тогда это касается всех.
Его в первую очередь.
Полезного в нашем образе жизни маловато.
Вредного не то чтобы много.
Мы проводим время в закрытом помещении.
Мы открываем окна.
Это ничего не меняет.
Меняет. Свежий воздух.
Не надышишься.
А он нет.
Ничего не меняет.
Пару недель, много.
Не знаю. Может, много.
Когда, по-твоему, пора будет паниковать.
По-моему, никогда.
И ничего не делать.
И ничего не делать.
И соблюдать спокойствие.
Спокойствие и относиться с пониманием.
Потому что безопасность превыше всего.
Потому что не стоит паниковать раньше времени.
Как мы узнаем, когда придет время.
Думаю никак.
Тогда сейчас не раньше времени.
Сейчас раньше.
Откуда ты знаешь.
Не знаю.
