Борис Гарбузов "Пиво с чипсами"

Пиво с чипсами
Борис Гарбузов

Сборник рассказов и авторской, а так же переведённой, поэзии Бориса Гарбузова.

Борис Гарбузов

Пиво с чипсами

Пиво с чипсами

Этой заметкой под заголовком «Продолжение темы Алены А. об образовании в Канаде» я несмело начал публиковаться в Приване, обнаружив там постинг некоей Алены А и привязав к нему тезисы более ранней своей рукописи «Пиво с чипсами». (Пост примечание автора, 5 октября 2003 г.).

Сразу хочется поприветствовать оживление на русском печатном горизонте Ванкувера с открытием новых изданий. Появилась первая возможность для газетной полемики, так необходимой любому развитому комьюнити. Вопрос образования в Канаде давно на языке в нашей эмигрантской среде, не потерявшей культурных традиций и не безразличной к будущему своих детей. Позволю себе продолжить тему в несколько более общем плане. Плачевное состояние в начальных школах я связываю в первую очередь с центральным моментом канадской национальной политики, который вижу в создании всеобщей безопасности, свободы от прямого криминального насилия, экономической стабильности для среднего класса. Это служит привлечению иностранного капитала и независимой эмиграции профессионально образованных людей. Мотивом современной русской эмиграции на добрые 99% можно считать поиск безопасности и финансовой стабильности. И мы в основном не стесняемся в этом признаться, не считаем признаком слабости или трусости. Когда личностное развитие и свободомыслие становятся социальной ценностью и входят в моду, люди полагаются более на себя, чем на систему в достижении благ. Жизнь становится интереснее, но нестабильнее. Конечно, возникает опасность социальных потрясений, революций. Значит, мы хотим совместить в эмиграции оба полюса.

Однако, это объяснение все же поверхностно. Выдвину несколько контраргументов своему основному тезису, которым уже не смогу полностью противостоять. Во-первых, русские духовные традиции пережили самую жесточайшую диктатуру. После первой же стабилизации у власти коммунисты стали заботиться о культуре, науке, искусстве, спорте, пускай по-своему. Во-вторых, много экономически отсталых и криминальных стран не могут взамен похвастаться культурным развитием. И в-третьих – высокий, даже в среднем крепче советского ввиду отсутствия коррупции, уровень высшего университетского образования. И это не обосновать его небесплатностью в противовес школьному. Вторым по счету объяснением хилости образовательных традиций в Северной Америке я выдвину отсутствие национальной почвы. Катастрофически низок процент свободно говорящих на национальном языке. С точки зрения мультикультурализма интенсивное обучение языковой грамматике и изучение классической литературы считается некоторого рода насилием. Так открыто говорят учителя, значит это политика. Так что место Пушкина для наших детей займет не Оскар Уайльд, а (не дай бог сбыться) американские мультфильмы. Даже после ломки последних лет, когда американский видеорынок заполонил телевидение, люди быстро успели им наесться, и на поверхность снова вышли фильмы советских классиков, уже как законное следствие коммерческого спроса. Школьные учителя по нескольку месяцев не получают даже своего нищенского жалования, пекут хлеб, но по-прежнему задают и проверяют домашние задания, а дети пишут каллиграфически, учат на память стишки и письменно обосновывают ход решения задач.

И, наконец, обособленность личности, характерная для стран с устоявшимися социальными гарантиями. Институция страховок, служащая Великобритании едва ли не с семнадцатого века, и не думает честно работать в Советском Союзе (не буду ломать язык для его переопределения) по сегодняшний день. В Канаде каждый в случае нужды получит отдельный велфер, но институт семьи сильно поколеблен. Люди часто впервые женятся в 30-40 лет. На самом деле достижение стабильности карьеры не является определяющим фактором семейного благополучия. Диссоциация коммуникативных и информационных структур не позволяет выработать личности ориентиров в общественной идентификации. И тогда свобода некогда слабых, ныне защищенных социальных слоев часто не идет на пользу и им самим. Феминизм достиг гипертрофированных пределов. История с Биллом Клинтоном представляется мне характерным и печальным того последствием. Нечистая игра настолько легально защищаема. И сколько подобных историй! Безусловно, это свидетельство демократии, но не только.

Советские детские сады – значительная образовательная инстанция, продолжающая неизвестно как выживать. В подготовительной группе учат больше, чем здесь в нескольких первых классах. Дети выступают на утренниках, общаются. И вовсе это не рассадники болезней и тюремных навыков, как мы склонны были с жиру преувеличивать. Здесь садики стоят ощутимых денег и выглядят куда более убого. Группы продленного дня, где кое-как, но все-таки заботятся о выполнении домашних заданий, – разве их можно сравнить со здешним «daycare»? Продолжая говорить о роли общественности в противоположность обособленности, хочется добрым словом помянуть и наши летние студенческие колхозы – в сторону их экономическую нелепость. Чем они хуже поиска летних работ с многотысячным студенческим займом за плечами?

Перечисленные факторы накладывают отпечаток на состояние местной прессы. Советская, только получив первый глоток свободы, развернулась широким спектром от «желтых» до серьезных изданий. И именно все слои прессы необходимы для нормального ее развития. Где здесь аналог «Коммерсанта» с его нейтрально-ироническим редакторским тоном? Где литературные издания? Во всяком случае, их не видно на поверхности. А им так необходимо быть именно на поверхности. Газеты удерживаются узким кругом владельцев. Нет конкурентного предложения. А есть ли спрос? В Советском Союзе свободные газеты ввиду отсутствия субсидий стоят довольно дорого, но покупаются! В крупных урбанизированных центрах, как Торонто и Нью-Йорк, с этим получше. «Новое Русское Слово» – газета достойная. Украинский американский журнал «Лис Микита» 40 лет издавался в Детройте гениальным Эдуардом Казаком. И поскольку мы не хотим или не отваживаемся возвращаться к стодолларовым зарплатам и нестабильности на Родине, то неужели мы не в состоянии создать себе нормальную культурную среду в диаспоре? Ведь большинство нашего комьюнити – люди образованные, с культурными запросами. Тогда, если западная демократия со слов Бориса Парамонова – конец истории, но ни один социальный строй не гарантирует личного счастья, то как обстоят дела с русской эмиграцией в Германии, Израиле и других странах? Хотелось бы услышать голоса очевидцев. Я призываю продолжить дискуссию и сделать новые шаги, обращаясь ко всем читателям, связывающим состояние информационных структур, я не побоюсь сказать: с личным самочувствием.

Борис Гарбузов, 19 апреля 1998 г.

«Мои слова не слишком добры, но и не слишком злы. Наш эмигрантский облик…»

Мои слова не слишком добры, но и не слишком злы.

Наш эмигрантский облик.

Короче, «Козлы».

От тезиса этой песни Гребенщикова мне удобно оттолкнуться, начиная повествование. В ней есть все, что я хочу сказать. А эмиграция – лишь повод и призма, пример, наиболее близкий для нас как цельной аудитории. А, может, и нет. Не надо общности. Количество перешло в качество, и эмиграция – самостоятельный объект для оценки.

«Что лучше – Австралия или Канада? В Австралии быстрее гражданство и дешевле жилье, но жара и мухи». «В Штаты лучше ехать со специальностью после гражданства». «В Торонто веселее, но летом душно, а зимой холодно. В Израиле тоже жарко, да еще армия. А в Германии совсем трудно со статусом». «Женщины в Северной Америке быстро портятся, и надо жить одному, не рискуя». «Лучше большая зарплата или бенефиты»? «Математику удобнее всего переучиться в программиста».

Вспоминается «Клоп» Маяковского: «Дом у меня должен быть полной чашей». А звучит, признаться, как певуче! Но это лишь изображение пером таланта. Оригинал – в предыдущем абзаце.

Ни в коем случае не смею себя этому противопоставить на 100%. Опять же, отвечу словами из песни: «Я тоже такой, только хуже, Но я говорю, что я знаю, Я знаю – козлы»!

Я и сам сбежал от стодолларовой зарплаты или бандитизма в бизнесе. Теперь я хочу, наевшись, организовать свободное издание. Но разговор плавно подходит к привлечению на некий июльский форум со спонсорским взносом в 100 долларов. А можно ли ожидать другого? И дело даже не в капитализме. Сейчас его в Союзе больше, чем здесь. Я не уверен, что наша Родина переживает сейчас высший национальный подъем. Но составляющая развития, несомненно, присутствует наряду с разрушением, и в любом случае это несравнимо с эмиграцией. С нашей. Я слышал непроверенные слухи о первой волне израильской эмиграции, куда тянулась интеллигенция по национальным соображениям. Но кто из нас приехал что-то создавать? Порой хотелось бы писать, закрывшись на чердаке, но нет, не хочется остаться без обеда. Да, «кабы и голод можно было унять лишь поглаживанием желудка»! Извечные противоречия, но выход надо находить.

И, меняя вектор на положительный, не постесняюсь сделать реверанс в сторону редакции. Найти бы слова. Издалека. Появилась новая культура и язык тринадцатилетних хакеров, компьютерных хиппи. Есть тонкая разница между «глюкает» и «глючит». Серьезный вызов седовласым учителям. Ребята эти иногда даже сочиняют стишки: «На столе лежит дискета, у нее заражен бут. Через дырочку в конверте ее вирусы грызут».

И не беда, что они при этом не против Голливуда и тяжёлого рока. Они легко находят работу, но сохраняют независимую позу, а профессионализм, принципы и личное творчество, пускай по написанию вирусов, ставят выше.

Обратите внимание на разницу условий трудоустройства электрика и программиста в Канаде. Для первых успели придумать лицензию. Я уже не говорю об учителях, врачах и адвокатах, но и сантехникам почему-то при перемене провинции надо что-то пересдавать. Таких профессий миллион. Компьютерщики – почти исключение. Их нанимают на конкурентной основе. Недалеки те времена, когда и им запретят работать без прохождения курса местной истории и техники безопасности. Аналогично и интернет пока еще – островок незанятой монстрами площади, несмотря на засоренность рекламой. Это дешевый способ размещения информации. Бумажные газеты все еще более на виду, но они не могут себе позволить печатать большие объемы бесплатно. И они давно успели стать опутанными паутиной разного сорта цензуры. Обозреватель «Радио Свобода» Игорь Померанцев в последнем выпуске «Поверх барьеров» говорит следующее словами рядового: «Что касается культуры, то я полагаю, что ей следовало бы почаще, почаще вспоминать главную армейскую заповедь: Не попадайся на глаза начальству». И я добавлю, что интернету это пока почти удается. О телевидении не приходится и говорить. Так что данное издание – по сути первое свободное в Ванкувере. Уже пора признать его таковым. Не здесь ли надо успевать ловить наш призрачный шанс сконцентрировать интеллигенцию? Людей, считающих творческое развитие самоценным и имеющих такт хранить данное пространство свободным от естественного желания загрузить соседа на спонсорский взнос.

Гарбузов Борис, лето 1998 г.

Бегство от куртуазности

(Из привановского архива, перепечатка более ранней рукописи)

Что за милый термин! Куртуазная манера речи, образ мыслей, мода, литература, музыка. Рыцарство, ухаживание, служение прекрасной даме. И антикуртуазность. Когда я впервые прочел в газете о переоценке куртуазной эротики, понял, что это хорошо, это то, за чем интересно, выгодно и модно следовать. Это та часть Базаровщины, от которой мне трудно отказаться. Бросить это в пику отцам и даже пробивным комсомольцам.

Теперь очередной шаг – оценить в этих терминах эволюцию своих философских и песенных предпочтений. Когда мне приходилось охладевать к некогда любимому автору, его поблекший след представлялся мне десексуализированным, его правда – по Ницше пересоленной, его стиль – высокопарным, а значит – надуманным. Это очень близко к куртуазности. Да только ли так у меня или все к этому идет? Окуджава и Галич куртуазнее Высоцкого. Тот внедрил в культуру песен очередной слой общественной грязи. Макаревич куртуазнее Гребенщикова. Новые фанаты последнего стали называть первого «причесанным». Далее идут Звуки Му и Сектор Газа. Прошлая апология грязи кажется детским лепетом на фоне новой. Блатная лирика, противопоставившая себя «фраерам», обывателям в ее разумении, сейчас сама кажется довольно куртуазной. Всего лишь вторичная тюремная экзальтация. Мой ограниченный гуманитарный кругозор не позволяет мне достаточно проанализировать примеры за пределами определенного слоя песен последних лет, хотя поверхностно видно, что везде нечто похожее. Все новые слои грязи вводятся в обиход общественной культуры. А как же иначе? Поэт, со слов того же Парамонова, никогда не был законопослушным и причесанным, а всегда появлялся в образе эдакого сукиного сына. В философии – кто пошел в этом дальше Ницше и Фрейда? Наверняка их позиции уже сильно расшатаны, найдена тенденциозность, несоответствие, инфантильность. Но кто это сделает столь же ярко? Может, он уже есть? Назовите!

Борис Гарбузов, 4 марта 1996 г.

Графомания и тусовка

Написано во время первого визита из Канады в Харьков.

Поэзия и рутина, либидо и тоска. Авторы текстов и прочего получались только в тусовке, говоря на ее языке. Вокруг Гребенщикова толпа богемно-хипового толка. Библия – оплот религиозной тусовки. Математики состязаются, физики шутят. И в тусовке рано или поздно появляется духовный перманент в виде текста. Если тусовка умирает, ее тексты умрут почти наверняка. Если нет – их называют классикой. Я – графоман. Таких много. Профессионал – человек, устойчивый к тусовкам. Я не стал текстовой основой ни для одной тусовки. Я всю жизнь создавал картины, стихи, научные тексты. Студенты почитывали наши с Бахтигозиным тетради. Моя аспирантская деятельность вызывала подчас споры и общие дела. Я влиял на мир. Но мою диссертацию читал разве что Данник. Сейчас моя аудитория – несчастный имейл. Мои рисунки плачут, мои дела в чужих руках, мои фотографии в четырех стенах, мои стихи на полке, мои ученики разбежались, моя любовь на войне, мои статьи забыты, мои фильмы во тьме, мои воспоминания далеко. Но я породил радость, я посеял войну, я выучил счастье, я знаю секреты, я видел огонь, моя кровь продолжается.

Борис Гарбузов, 1995.

Великий обман от тех, кто нас вдохновляет

Написано в период жизни с Вадиком у бабки в подвале на 22 авеню. Семья уже разваливалась, я был занят академическими занятиями с ребенком, пребывал в полной карьерной дезориентации и предпринимал высокие творческие эксперименты.

Как долго ищем мы тех, кто нас не обманет, чтобы обмануться еще. Гребенщиков, Парамонов, Фрейд, Ницше… Куда уж чище. Я выбирал их для поддержки в вербальной мастурбации. Я продвигался по лестнице рафинирования последней, но редко решался всерьез, как Ницше, провозгласить созерцание основным делом своей жизни. Отходя от дел, я, во-первых, всегда боялся остаться без обеда, а во-вторых, отдалялся от секса и тусовки. А перечисленные вдохновители сочетали полезное с приятным. Ницше, например, зовя в пустыню, в пустыне не жил, а строил на подобной мастурбации и карьеру, и тусовку, преподавая в университете и издавая книги. Вот и обман его нарочитого провозглашения окаменевания в вечности. Гребенщиков втягивает слушателя в богемность, аристократию дворников и сторожей. Расположу атрибуты этого мира по убывающей. Цветы, хиппи, панки, безделие, наркотики. Сам-то он занят радостью созидания – песен и тусовок. Аудитория обречена на антисозидательное одиночество.

Парамонов – воинствующий разоблачитель подобного. Он лишь за собой оставляет право этим заниматься. Не приходит в голову, что сказать о Фрейде. Да его и без меня называют обманщиком довольно серьезные люди. Меня уже сейчас тяготит дистиллированный слог этих авторитетов. От подражания ему я никак не могу уйти. В разговорной речи я уже ушел в сторону стёба митьков, новых русских и Сектора Газа. Ну а что дальше? Родись я раньше, я, возможно, увлекся бы коммунизмом или христианством. Как позднее стал моден антикоммунизм и антихристианство. В принципе, Ленин из той же когорты. Он лишь стал отчетливо грязнее, соединив религию с практикой. Не только Парамонов, но и все упомянутые здесь авторитеты критиковали религии других, религиозное сознание как таковое, себе подобных, а подчас и себя самих. И все равно не выходили за рамки религиозности, рамки людей, живущих вдохновением.

Однако, когда я увлекаюсь делами, то замечаю, что остаюсь в них на поверхности, поскольку ищу в них лишь повод для вербальной мастурбации, даже не доходя до тусовки. Значит, мне суждено заниматься поиском новых самообманов. Ну и пусть. Кто следующий?

Борис Гарбузов

Procrastination

Написано видимо, немного позже подвального периода. Вероятно, уже после ухода от Наташи. Может, даже в начале года даунтаунского бачелора.

Из пособия по ТОЭФЛ (сокращенно по памяти): Procrastinators are those who put things off, but not because they are lazy. They just prefer to stay unrecognized, because they are afraid of real competition.

Из разговора с бывшим однокурсником Герасиным:

– На той кафедре много аналитиков, и мне с ними не тягаться.

– Так ты решил быть аналитиком среди программистов?

Из разговора с соседкой:

– I hate North American culture.

– So you are coming back or you are gonna stay here and rebel?

Из разговора с музыкальным мастером. Некоторые убивают годы на такую мастурбацию как клеить декоративную гитару из спичек. Да научись ты делать настоящую – цены тебе не будет.

Итак, вот он диагноз. Я боюсь остаться в струе. Действительно не хочу с писательством или даже математикой осесть на дно? Просто трушу реального соперничества. Поэтому бадминтонист среди танцоров, танцор среди бадминтонистов, славянофил в эмиграции, прогрессист в домострое и целомудрен среди свингеров, писатель среди ремесленников, поучаю невинных пронырству и теряюсь в реальном бизнесе, машу кулаками в салны и не выхожу на ринг, пошел в математики после художественной школы, отремонтировал квартиру перед эмиграцией, защитился перед перестройкой. Но нельзя же разрушать! Лучше найти объединяющую основу. И, опять же, ничего более, кроме тезиса Фрейда о любом движении, как сексуальном развитии личности, в голову не приходит.

Борис Гарбузов, август 1998.

Булочки

Начну с цитаты однокурсницы Леры Мищенко, утрированно пересказывавшей мой конфуз в пирожковой. Подходит, мол, Боба к окошку с рублем и говорит: «Дайте мне десять ватрушек, десять пирожных »… И, подумав, с широким жестом добавляет: «а на остальное – булочек».

С тех пор булочка стала для меня символом тепла и жизни, прочно связавшись с годами студенчества. Сегодня сын попросил булочку, выставленную в витрину. В середине чопорная белая бабка отнеслась к заказу серьезно – объяснила, что внутри и внимательно осведомилась, действительно ли это ему понравится. Я испытал наслаждение. Мне кажется, все бабки должны продавать и печь булочки. Вне зависимости от интеллекта, национальности и профессионального прошлого. А рядом должны быть внуки, которые эти изделия кушают. Одно без другого никак. Совсем непохожая бабка вспоминается мне в той же харьковской пирожковой. Толстая, с неаккуратной черной прядью из-под колпака, достающая из печи большой противень с пирожками. Я слышал, как она что-то промычала напарницам невнятно, но уверенно, на родном украинском. Что их объединяет? Пирожки что ли? А вот что. Они обе при деле. Деле, бабке подобающем. Рядом с ними незримо или зримо присутствуют внуки. Отсюда и тепло их пирожков.

Совсем иные бабки выходят из магазинов, заходя в пустынные апартаменты. Вы их отличите по внешности, походке, маршруту движения, взгляду. Это люди глубоко несчастные. У них внуков нет. Дай бог, если муж имеется. Пара благополучных старичков заговаривает с нами с сыном, когда мы едем на тренировку. Они хвастаются домами и каким-то круизом. Я улыбаюсь. Мы знаем, в чем суть.

Борис Гарбузов, сентябрь 1998.

Минута

Перевод на английский песни Вертинского «Минута». Первая версия сделана в Харькове. Может, во время визита из Канады или ранее. Ассистировал Николай Воронцов и Владимир Ильич Рублинецкий. Публиковалось в Лавке Языков у Макса Немцова.