Большую роль в распространении елочных украшений в провинции играла реклама. В предрождественские и рождественские дни на потенциальных покупателей обрушивался целый поток рекламных материалов, предлагавших приобрести елочные игрушки, мишуру, канитель, гирлянды, сласти, бенгальские огни, хлопушки, бонбоньерки. Взгляд рядового обывателя постоянно натыкался на такие объявления, развешенные на каждом шагу: на стенах, столбах, тумбах, в витринах магазинов, на специальных рекламных стендах и даже в вагонах конки[76 - Там же. С. 43.]. К Рождеству выходили специальные справочно-рекламные издания, например «Рождественский альманах-реклама»[77 - Рождественский альманах-реклама / Изд. А.В. Ястребского. Казань, 1899. Из трехтысячного тиража этого издания 2 тыс. номеров рассылались бесплатно (Галанин С.Ф. Казань и казанцы. С. 199).].
В канун Рождества дети с удовольствием посещали базар на Николаевской площади, специализировавшийся на продаже елок и елочных украшений[78 - Спутник по Казани. С. 714, 716. И в других городах России основная масса елочных украшений продавалась на базарах и ярмарках. Часто таковые функционировали при церквях и монастырях (см.: Базыкин С. Против религии! // Игрушка. 1937. № 8. С. 3).]. Это была наиболее «демократичная» «игрушечная» торговая точка города, куда наведывались казанцы состоятельные и не очень, ведь уже в то время елочные игрушки были разной стоимости – и для тех, кто побогаче (самыми дорогими были изделия из стекла), и для тех, кто победнее. Тем не менее, по наблюдению того же М. Пинегина, даже несмотря на приемлемые цены игрушечный товар шел «довольно вяло»: из-за «сильного безденежья в местном населении» назад увозили до 38,8 % изделий[79 - Пинегин М. Казань в ее прошлом и настоящем. С. 623–624.].
Рождество XIX – начала ХХ в. Немецкая открытка
Распространение елочной игрушки в Казани облегчалось тем, что здесь была очень сильна и представительна немецкая диаспора, оказывавшая заметное влияние на культурную жизнь города[80 - Большая доля немцев среди казанских ремесленников произвела значительное впечатление на побывавшего здесь в 1840-е годы англичанина Э. Турнерелли. Он называет, например, одну из центральных торговых улиц города – Большую Проломную – «улицей немцев» из-за расположившихся здесь многочисленных немецких ремесленных мастерских (см.: Turnerelli E. Kazan et ses habitants / Турнерелли Э. Казань и ее жители. Казань, 2005. С. 98 (репринт и перевод французского издания 1841 года)). Много немцев было и среди казанской интеллигенции: преподавателей Казанского университета, учителей казанских гимназий, врачей и аптекарей, инженеров и служащих.]. Среди жителей Казани были и выходцы из скандинавских стран, для которых украшенная елка была не в новинку. «У нас всегда был большой запас елочных украшений, – вспоминал на закате жизни сын крупного казанского чиновника, швед по происхождению В.И. Адо (1905–1995), – стеклянные фигурки, бусы, шарики, бумажные картонажи, флажки, блестящие нити, хлопушки в золотых и серебряных обертках. Но каждый год покупались и готовились новые украшения»[81 - Адо В. Вспоминая о прошлом… Записки русского интеллигента // Казань. 2000. № 7. С. 47. Шведские корни в какой-то степени объясняли особое почтение и уважение, проявляемое членами семьи Адо к рождественской елке.].
Большую роль в приобщении к елочной игрушке в России сыграли русские женские журналы как литературно-общественного характера, так и в особенности журналы по домоводству, рукоделиям и искусству, адресованные хозяйке и матери, которые уже с середины XIX века публиковали материалы, связанные с подготовкой и проведением домашней рождественской елки. Вопросы декоративного искусства традиционно занимали в этих журналах значительное место. Ведь декоративное, так называемое «низкое» искусство – в противовес искусству «высокому» – традиционно интерпретировалось тогда не как свободная художественная деятельность, а как почти трудовая, семейная обязанность женщины – «женская работа»[82 - Усманова А. Женщины и искусство: Политики репрезентации // Введение в гендерные исследования. Ч. I: Учебное пособие. Харьков; СПб., 2001. С. 479.]. Много таких материалов помещалось в журналах «Ваза» (1831–1884) и «Гирлянда» (1846–1860), о чем свидетельствовало даже само название последнего. Во второй половине XIX – начале XX века подобные материалы можно было обнаружить в таких изданиях, как «Друг женщины» (1882–1884), «На помощь матерям» (1894–1904), «Женщина» (1907–1917), «Дамский мир» (1907–1917), «Журнал для хозяек» (1912–1918), «Журнал для женщин» (1914–1918) и многих других. Их комплекты, а также комплекты таких, например, широко распространенных и любимых населением иллюстрированных изданий, как «Нива» и «Огонек», обычно откладывались в семейных архивах, многократно перечитывались и пересматривались. Помещенный здесь иллюстративный материал мог использоваться и действительно использовался для украшения интерьера. Поэтому эти журналы во многом способствовали установлению и распространению особой русской «елочной» моды и закреплению ее в массовом сознании.
Иллюстрация к повести А. Вороновой «Святки в 1847 году» (Детские портреты. СПб., 1855). Из книги: М.С. Костюхина. Игрушка в детской литературе. СПб., 2008
Что касается специальных детских изданий, то ни одно из них, пожалуй, не сыграло такой большой роли в утверждении елочной рождественской традиции в России, как издававшийся с 1876 года известным издателем М.О. Вольфом журнал для детей «Задушевное слово» (название журнала было придумано И.А. Гончаровым). Рождественские номера журнала содержали не только приуроченные к празднику стихи, рассказы и исторические очерки известных русских писателей и поэтов, но и богатые иллюстрации, создающие образ русской елки. Успех «Задушевного слова» не сумело превзойти ни одно из дореволюционных детских изданий.
Считается, что первая русская «публичная» елка, украшенная разноцветными бумажными лоскутами, была установлена в 1852 году в Петербурге на Екатерингофском вокзале[83 - Рождественская елка // Большая книга Рождества. С. 663.]. Но лишь начиная с последней трети XIX века украшенные елки стали устанавливаться в общественных местах повсеместно. Например, в той же Казани в первые рождественские дни публичные детские елки устраивались практически во всех театрах и клубах города[84 - Камско-Волжская речь. 1913. 29 декабря. Дети-мусульмане, естественно, в этих праздниках не участвовали.]. Новогодние балы (часто костюмированные) с великолепными, богато украшенными рождественскими деревьями традиционно проводились в залах Дворянского, Военного и Купеческого собраний. Они не носили замкнутого, сословного характера. Уплатив 50 копеек и получив рекомендацию члена клуба, можно было посетить взрослые и детские новогодние балы и маскарады в Благородном (Дворянском) и Военном собрании, а в Купеческий клуб вход был возможен вообще «без всякой рекомендации»[85 - Загоскин Н.П. Спутник по Казани. С. 679.]. Большой танцевальный зал Дворянского собрания, где обычно устанавливалась елка, вмещал более 1200 человек. Новогодние балы и елки обычно продолжались до Крещения – 6 января.
Празднование Рождества в России XIX века. Публичная елка. Из книги: Е.А. Вишленкова, С.Ю. Малышева, А.А. Сальникова. Terra Universitatis: Два века университетской культуры в Казани. Казань, 2005
Обывателю же и даже городскому интеллигенту нарядить елку было непросто. Привозные елочные игрушки стоили дорого (например, цена выставленной на продажу полностью украшенной елки колебалась в 1840-е годы от 20 до 200 рублей ассигнациями)[86 - См.: Душечкина Е.В. Русская елка. С. 78.], а доходы населения были низкими. В середине XIX века провинциальные приказчики получали 50–100 рублей в год, работники при домах – 15–40 рублей, мелкие канцелярские служащие – 36–72 рубля, уездные и городские врачи – 180–224 рубля, библиотекари и их помощники – 108–168 рублей[87 - Вишленкова Е.А., Малышева С.Ю., Сальникова А.А. Культура повседневности провинциального города: Казань и казанцы в XIX–XX вв. С. 121.]. Значительная часть горожан жила ниже черты бедности. Недешево обходились и свечи для елки, спрос на которые резко возрастал накануне и во время рождественских праздников[88 - По подсчетам историка Г.Н. Вульфсона, даже если казанская семьи экономила на освещении и ложилась спать с наступлением темноты, расход на свечи составлял не менее одного рубля в месяц (см.: Вульфсон Г.Н. Разночинно-демократическое движение в Поволжье и на Урале в годы первой революционной ситуации. Казань, 1974. С. 83).].
В канун Рождества витрины и столичных, и крупных провинциальных магазинов сверкали великолепным елочным убранством, остающимся – увы! – недоступным для большинства городских жителей и вызывавшим смешанную с восхищением зависть у тех, кто не в состоянии был его купить. Описывая увиденную им в витрине одного из шикарных магазинов на Невском наряженную елку, переполненный впечатлениями нищий мальчик-сирота оживленно рассказывает своему пьянице-покровителю: «Большущая… а под ей старик весь белый-пребелый с длинной бородой… а на елке-то, дяденька, видимо-невидимо всяких штучек… И яблоки… и апельсины… и фигуры… И вся-то она горит… свечей много… И все вертится…»[89 - Станюкович К.М. Елка // Станюкович К.М. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. I. М., 1977. С. 173. Рассказ впервые был опубликован в 1880 году.]
Даже в первые десятилетия ХХ века наряженные елки устанавливались преимущественно в богатых и зажиточных домах, в домах интеллигенции. В низшей городской, а тем более в сельской среде это было не принято[90 - Анохина Л.А., Шмелева М.Н. Быт городского населения средней полосы РСФСР в прошлом и настоящем (на примере городов Калуга, Елец, Ефремов). М., 1977. С. 284.] – ведь ни праздновавшееся здесь Рождество, ни традиционно отмечавшиеся святки никогда не включали в себя обряда украшения ели. Показателен в этой связи один из самых популярных русских дореволюционных букварей – «Букварь» известного педагога и просветителя Д.И. Тихомирова (1844–1915), переиздававшийся более 160 раз. В разделе о временах года этой книги не только нет каких-либо упоминаний о Рождестве, рождественской елке или веселых святочных гуляниях, но и сами зимние месяцы благодаря помещенному здесь стихотворению Ивана Никитина предстают как время безмолвной тишины и умиротворяющего покоя:
Пусто, одиноко
Сонное село.
Вьюгами глубоко
Избы занесло[91 - Тихомиров Д.И., Тихомирова Е.Н. Букварь. М., 2007 (репринтное издание). С. 154.].
Правда, существовали общественные благотворительные елки для бедных, которые позволяли побывать на празднике детям из малообеспеченных семей[92 - Зорин А.Н. Очерки городского быта дореволюционного Поволжья. Ульяновск, 2000. С. 172.]. «Нищая русская деревня елки не знала, как не знала ее и детвора городских рабочих окраин», – утверждал советский педагог в 1936 году[93 - Прокопьев Д. О елке // Советская игрушка. 1936. № 12. С. 21.]. Но это было не так. Информация о проведении елок для бедных регулярно встречалась в казанских, пензенских, симбирских, самарских и других губернских дореволюционных газетах[94 - «Со всех концов губернии, – сообщали «Пензенские губернские ведомости» в 1904 году, – нам писали и теперь еще продолжают писать об устройстве елок. Некоторые относятся к устройству елок скептически, называют это сентиментальностью, “миндальничанием”… Нам не нужно знать, из каких побуждений устраивают елки – из тщеславия ли… из-за желания ли порисоваться своей добротой или из чистых побуждений внести в великий праздник луч радости и веселья детям, – нам важны цель и результаты» (Пензенские губернские ведомости. 1904. № 13. С. 2). Дамы-благотворительницы в рождественские дни сами обходили городские трущобы, раздавая детям приглашения на устраиваемые публичные елки (см., например: Самарская газета. 1902. № 269. С. 2).]. Кроме того, дети из бедных семей могли быть приглашены на елку в дома своих более обеспеченных родственников и знакомых (вспомним Сашку из знаменитого «Ангелочка» Леонида Андреева или чеховского Ваньку Жукова, который просит деда, «когда у господ будет елка с гостинцами», взять для него у барыни Ольги Игнатьевны «золоченый орех»[95 - Чехов А.П. Ванька // Чехов А.П. Собр. соч.: В 8-ми т. Т. III. М., 1970. C. 108.]). Но, в сущности, елка была не их: такая роскошная, такая чужая. Для этих детей наряженная елка казалась скорее чудом, чем устоявшейся деталью праздничной повседневности. Поэтому сами упоминания о рождественской елке и ее украшениях и в русской мемуарной литературе, и в русской беллетристике всегда четко указывали на социально-сословную принадлежность семьи.
Празднование Рождества в России XIX века. Домашняя елка. Из книги: Е.А. Вишленкова, С.Ю. Малышева, А.А. Сальникова. Культура повседневности провинциального города. Казань, 2008
К концу XIX века круг людей, приобщившихся к елке и елочной игрушке в России, заметно расширился и демократизировался. Елочная игрушка вошла в праздничный быт многих русских детей. Как отмечал в 1898 году священник, педагог и воспитатель Е. Швидченко (Б. Быстров), автор одной из первых в России работ, специально посвященных рождественской елке, «редкая школа даже по деревням и редкий частный дом в городах не устраивает… для детей елки»[96 - Швидченко Е. (Быстров Б.) Рождественская елка: Ее происхождение, смысл, значение и программа. СПб., 1898. С. 3.], и все они обязательно украшаются. И если ямщик Евстрат из рассказа Д.Н. Мамина-Сибиряка «Около нодьи» (1891) еще «не слыхал никогда» о рождественской елке, то земский почтальон Лука не только рассказывает ему про это «баловство», но и упоминает о елке, которую его жена, служившая швеей у господ и выучившаяся «разным господским порядкам», устраивает для их семилетней дочери и четырехлетнего сына[97 - Мамин-Сибиряк Д.Н. Около нодьи // Мамин-Сибиряк Д.Н. Емеля-охотник: Рассказы, повесть. Казань, 1982. С. 81.]. В данном случае имеет место случай двойной рецепции елки – как праздничного атрибута, заимствованного из «господского дома», и как рефлексии по его поводу.
Вплоть до середины ХХ века редко можно было встретить наряженную елку в крестьянской избе. Тем не менее в документальных источниках и литературе не только приводятся примеры устройства на исходе 1890-х годов рождественской елки в российских сельских школах, но в ряде случаев обоснованно заявляется, что на рубеже XIX–XX веков праздник этот стал здесь повсеместной традицией. «Викторианская традиция рождественского дерева, уже прочно утвердившаяся в российских больших и малых городах к концу века, – пишет американский исследователь Стивен Фрэнк, – проявилась в сельских школах в 1890-е годы и широко распространилась в сельской местности после 1900 года»[98 - Frank St.P. Confronting the Domestic Other: Rural Popular Culture and Its Enemies in Fin-de-Siecle Russia // Cultures in Flux: Lower-Class Values, Practices, and Resistance in Late Imperial Russia. Princeton, N.J., 1994. P. 98.]. В своей книге, посвященной истории школы и детства в российской Карелии в конце XIX – начале XX века, О.П. Илюха подробно описывает «елочные» мероприятия в земских и министерских школах Олонецкой губернии, приходившиеся на 90-е годы XIX века. Елку обязательно украшали. Правда, большинство игрушек были самодельными – флажки, фонарики, фигурки животных, сказочные персонажи изготовлялись детьми под руководством учителя по выкройкам, помещенным в педагогических и детских журналах. Венчала елку Вифлеемская звезда. Некоторые украшения выписывались из Петербурга: в специальные наборы для украшения школьных елок входили флаги, свечи, подсвечники, обезьянки, птички, картонажи, дождь, кометы, звезды и пр.[99 - Илюха О.П. Школа и детство в карельской деревне в конце XIX – начале XX века. СПб., 2007. С. 240–241.]
По свидетельству сельских учителей из различных российских губерний – Рязанской, Орловской, Вятской, Олонецкой,[100 - См.: Школьные праздники в деревне // Вестник Рязанского губернского земства. 1912. № 11–12. С. 80; Детский праздник // Орловский вестник. 1898. № 8. С. 2; Елка в частной воскресной школе // Рязанский листок. 1902. № 32. С. 1; Два школьных праздника // Народное образование. 1908. № 9. С. 275–277 и др.] – елки были «единственным развлечением для здешнего захолустья», их приезжали смотреть из деревень, расположенных на расстоянии 20–30 верст. Народу набиралось столько, что небольшие школьные помещения не могли всех вместить. Тогда люди стояли на улице, любуясь наряженным рождественским деревом через окно[101 - Шурма Д. Елка // Волжский вестник. 1899. № 20. С. 3.]. К концу XIX века елки в сельских школах, как отмечали современники, «крепко прижились и крепко полюбились детям и самим отцам»[102 - Оленев И.В. Карельский край и его будущее в связи с постройкою Мурманской железной дороги. Гельсингфорс, 1917. С. 111; Отчет о состоянии народных училищ Олонецкой губернии за 1898 г. Петрозаводск, 1899. С. 22. Цит. по: Илюха О.П. Школа и детство в карельской деревне в конце XIX – начале XX века. С. 241.]. Процесс украшения елки должен был развивать у учащихся эстетические чувства и интеллектуальные способности, отвлекать их от занятий, «не подходящих для детского возраста», и воспитывать таким образом «более здоровое (физически и морально) новое поколение» российских граждан[103 - Цит. по: Frank St.P. Confronting the Domestic Other. P. 99.].
На Рождество елки традиционно и повсеместно устанавливались как в сельских, так и в городских церковно-приходских школах[104 - См.: Жизнь крестьянских детей в 1890-х годах: Воспоминания учеников церковно-приходских школ // Городок в табакерке: Детство в России от Николая II до Бориса Ельцина (1890–1990): Антология текстов. «Взрослые о детях и дети о себе»: В 2-х частях. Ч. I: 1890–1940. М.; Тверь, 2008. С. 27.]. В ХХ веке сельская елка вышла за пределы школы. В рассказе М. Круковского, опубликованном в рождественском номере журнала «Мирок» за 1914 год, упоминается случай, когда в одной из сельских школ Олонецкой губернии детям отказались устраивать елку. Тогда они сами срубили и установили рождественское дерево, а затем нарядили его так, как смогли, – в тряпочки и конфетные обертки – и зажгли на нем свечи. Анализируя этот случай, О.П. Илюха усматривает причину столь быстрого и стойкого приобщения детей к «елочной» традиции в созвучии ее карельским языческим ритуалам[105 - Илюха О.П. Школа и детство в карельской деревне в конце XIX – начале XX века. С. 242.].
Рождественский сочельник в России. Эстамп. 1876
В литературе сложилось устойчивое представление о том, что в рабочее жилище елка пришла только в советское время, ближе к концу 1930-х годов. Однако согласно источникам, наиболее «передовые» рабочие Москвы и Петербурга устраивали рождественские елки для своих детей еще в начале прошлого века[106 - Broido V. Daughter of Revolution. P. 28.]. Тем не менее даже в первое послеоктябрьское десятилетие елка в доме рабочего была действительно явлением крайне редким, если не уникальным – ведь, как показывали обследования тех лет, даже в семьях «наиболее сознательных» рабочих с тремя и более детьми дошкольного возраста средний расход на игрушки в середине 1920-х годов не превышал 0,4 % от годового бюджета[107 - Кабо Е. Очерки рабочего быта: Опыт монографического исследования домашнего рабочего быта. М., 1928. С. 41, 45 и др.], а следы присутствия самих детей («уголок с жалкими игрушками или кучка учебников и рисунков на столе или на окошке, иногда коробочки из-под конфет, картинки, цветочки, яички где-нибудь на полочке или на стене») были минимальны[108 - Покровская А. Домашняя жизнь московских детей // Вестник просвещения. 1922. № 1. С. 14.]. Что уж было говорить о рождественской елке и украшениях!
Елочная игрушка стала своеобразным «мостиком» в установлении межкультурных контактов с представителями иных, далеких от рождественской традиции конфессиональных групп. Так, по данным местной русскоязычной газеты «Харбинский вестник», в управлении КВЖД в декабре 1904 года была устроена рождественская елка «для детей обоего пола» с приглашением «нескольких китайцев с семьями» и вручением им снятых с елки подарков[109 - Харбинский вестник. 1904. № 94. С. 2. Цит. по: Ермаченко И.О. «В Харбине все спокойно»: Повседневные межкультурные контакты в зеркале городской газетной хроники (начало XX в.) // Повседневность российской провинции: История, язык и пространство. Казань, 2002. С. 90.]. Потому совсем не удивительно, что, по свидетельству современницы, китайцы «никогда не опаздывали оказаться на улицах… с елками перед Рождеством», чтобы успеть их продать[110 - Воспоминания Ю.В. Крузенштерн-Петерец // Россияне в Азии. 1997. Вып. 4. С. 138.].
К 1917 году елка и елочная игрушка представляли собой непременные атрибуты российской рождественской праздничной культуры, четко стратифицированные по социальному принципу (елка «богатая» и «бедная», «семейная» и «благотворительная», «дворянская», «купеческая» и «интеллигентская», «городская» и «сельская» и т. д.). История ее существования в России насчитывала к тому времени уже несколько десятилетий, на протяжении которых мода на елочный стиль и убранство постоянно менялась. Долгое время – вплоть до начала ХХ века – в моде была елка богато украшенная, елка, на которой было много золота, серебра и блеска. В богатых домах в качестве елочных украшений (особенно в 1840-е – 1850-е годы, когда в России явно ощущался их дефицит) использовались дорогие ткани и ленты, драгоценности, ювелирные изделия – кольца, перстни, серьги[111 - Об этом см., в частности: Душечкина Е.В. Русская елка. С. 79.]. Образ «дорогой» елки прочно утвердился в детском сознании. В этой связи Е.В. Душечкина приводит весьма курьезный случай (со ссылкой на воспоминания А.Ф. Кони), когда маленький мальчик на вопрос матери «Кто этот дядя?» о нанесшем им праздничный визит господине, грудь которого была щедро увешена орденами, ответил: «Я знаю – это елка»[112 - Там же. С. 80.]. И впоследствии о женщине, без меры увешанной украшениями, часто говорили – «ряженая елка».
На рубеже XIX – ХХ веков елочная мода стала резко меняться. Раздавались призывы к простоте и естественности, выдвигался лозунг: «Убрать больше, чем добавить!» Перегруженное игрушками рождественское дерево конца XIX столетия должна была заменить «новая» елка, но какая? Единого мнения по этому поводу не существовало. В Европе ратовали за «возврат к старине», когда рождественское дерево украшалось лишь яблоками и выпечкой, или за его «органическое» украшение, запрещавшее вывешивать на елку все то, что не имело отношения к хвойным растениям – никаких яблок, никаких пряников! Модной считалась также «серебряная» елка. Такую елку должны были украшать лишь белые свечи и имитации снега и льда: серебряные шары и мишура, блестящая вата, «волосы ангела» и пр., что считалось показателем хорошего вкуса и изысканности. Как пишет одна из наиболее видных немецких исследователей елочной игрушки Э. Штилле, это были попытки создать из рождественского дерева произведение искусства не посредством внешних символов, а через воспитание эмоций, но особого успеха они не имели[113 - Об этом см. подробнее: Stille E. Christbaumschmuck des 20. Jahrhunderts. S. 52.].
В России в моду также стала входить более строгая елка, выполненная в бело-серебристых тонах, и фольклорная елка в «неорусском стиле», с деревянными резными украшениями, изготовленными русскими мастерами-игрушечниками, знаменовавшая собой тенденцию к возрождению национального своеобразия русской культуры. Но далеко не все следовали этой новой елочно-игрушечной моде. Многие продолжали наряжать пышную, шикарную елку. Так, елка конца XIX века, по описанию А.И. Куприна, – это елка, «украшенная сотнями свечей, золотыми и серебряными лентами, сверкающими погремушками, дорогими подарками, китайскими фонариками и целой коллекцией плюшевых птиц, жуков из фольги, стрекоз, пестрых бабочек и рыбок»[114 - Куприн А.И. Жизнь. Рождественская сказка // Куприн А.И. Собр. соч.: В 9-ти т. Т. I. М., 1970. С. 375.]. Все это, естественно, требовало игрушечного изобилия, и такое изобилие в первые десятилетия ХХ века действительно было достигнуто.
Что «росло» на русской елке: елочные украшения второй половины XIX – начала XX века
В мемуарной и детской художественной литературе последней трети XIX – начала ХХ века встречается множество описаний русской рождественской елки с украшавшими ее игрушками. Очень часто такие тексты начинаются восторженной фразой «И чего там только не было!» и, как правило, относятся к категории «девичьих» текстов:
Чего тут не было! Какие прелестные бонбоньерки, шкатулочки, игрушки, фигурки и блестящие разноцветные гирлянды и цепи из леденца и золотых и серебряных шариков!.. Особенно красивы казались мне разные фрукты: яблоки, груши, апельсины, сливы и персики, прекрасно сделанные из сахара, и огромный пряничный дом, украшенный фольгой вместо окон, с шоколадными дверями и миндальными ручками, который стоял на самой верхушке дерева.
И чего только на ней не было! – Разные мелкие игрушки с конфектами: куколки в тюфячке, голубок, собачка, корзиночка с цветами, с ягодами, с фруктами, лошадка, слон, часы, органчик, полишинель, волшебный горшок – поднимешь крышку, выскочит уродец с преуморительной гримасой… А сколько блестящих украшений на этой елке было! Звезды, разноцветные шары, лампочки, золотые и серебряные подвески, жар-птица, павлины, а наверху большая звезда…[115 - Желиховская В. Как я была маленькой. СПб., 1891. С. 186; Макарова С. Зимние вечера: Рассказы для маленьких детей. СПб., 1905. С. 186. Цит. по: Костюхина М.С. Игрушка в детской литературе. С. 32–33.]
Заметим, однако, что «этот пестрый набор предметов, висевших на дереве, как волшебные плоды»[116 - Диккенс Ч. Рождественская елка. C. 394.], являлся отнюдь не случайным. Первоначально расположенные на ветвях русского рождественского дерева игрушки воссоздавали религиозный, евангельский сюжет, а само елочное дерево было наполнено религиозной символикой от макушки до подножия[117 - «Украшение сухих ветвей елок светильниками и сладостями поучительно показывает, что наша природа, бесплотная и безжизненная ветвь, только во Иисусе Христе – источнике жизни, света и радости – может принести духовные плоды: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание (Галл. 5: 22–23)». Как провести рождественский пост, рождество и святки. М., 1997. С. 78.Трактовку религиозной елочной символики можно найти в различных изданиях, хотя она (как, впрочем, и сами описываемые символы) является далеко не однозначной. В данной работе были использованы материалы из словаря символов, составленного Дж. Тресиддером. (см.: Тресиддер Дж. Словарь символов. М., 2001. С. 12, 36, 42, 64, 107, 122–123, 158, 172, 245, 258, 261, 293, 324, 331, 359, 394–395, 427–428).].
Из коллекции Л. Блатт. 1, 4, 6. Игрушки с хромолитографией с использованием ваты и мишуры, 1890–1920-е гг. 2. Собака; дрезденская картонажная, ручная роспись; 1890–1920-е гг. 3. «Викторианская» подвеска; богемское стекло; 1890–1910-е гг. 5. Птица; цветной лак, перламутр; 1900–1910-е гг. 7. «Китайский бумажный фонарик»; стекло, цветной лак; 1920-е гг.
Верхушку дерева обычно венчала Вифлеемская звезда, а крестовина у подножия несла в себе изображение распятия как символа страстей Христовых. Человекоподобные крылатые создания – ангелы, возвестившие о рождении Христа, – отождествлялись с божественной волей. Кстати говоря, традиционный канон изображения детей, воспринятый впоследствии на советской елке, сложился в елочной иконографии применительно именно к изображению ангелов.
Гирлянда (бусы, цепи, венок, венец) как атрибут святости, страдания, смерти, воскрешения и бессмертия соседствовала на елке с флажками (флагами) – священным символом борьбы за веру. Елочные колокола (колокольчики) знаменовали собой божественный голос, проповедующий истину, а также напоминали те колокольчики, которые привешивали овцам палестинские пастухи, первыми узнавшие о рождении Младенца Христа и первыми поклонившиеся ему. Фрукты как особая «райская пища» были представлены на елке обязательными яблоками (символ Спасения и Познания[118 - Иисус Христос в образе Спасителя часто держит в руках яблоко или указывает на него; Ева сорвала яблоко с Древа познания Добра и Зла (Тресиддер Дж. Словарь символов. С. 427).]) и виноградом, выступающим в Ветхом Завете эмблемой плодов земли, равноценной Древу жизни[119 - В христианской символике виноград выступает в качестве символа духовного возрождения, а вино почитается как кровь Христова («Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой – виноградарь». Ин. 15:1).]. Птица (Голубь Благовещения) выступала как носитель послания из божественных сфер, а ягненок (Агнец Божий) – как символ Христа. Овечка (овца) являла собой также символ паствы, нуждающейся в духовном проводнике и наставнике. Важнейшим символом христианских традиций являлись размещенные на елке свечи – эмблемы Христа, Церкви, Благодати и Веры, краткостью своего существования символизировавшие одинокую трепетную человеческую душу. Их прообразами были звезды и огни костров, освещавших путь Вифлеемских пастырей в Светлую ночь.
Большое значение придавалось не только световому, но и цветовому убранству рождественской елки. Золото как символ божественного начала и серебро как символ чистоты и целомудрия часто сочетались здесь с красным цветом (на фоне зеленых веток), ассоциировавшимся с Иоанном Крестителем и Страстями Господними (терновый венец и капли крови).
Под елкой мог располагаться рождественский вертеп – игрушечная пещера со Святым семейством и другими участниками рождественского действа, – изготовленный из дерева, кости, обожженной глины или картона.
Это были по существу готовые и хорошо узнаваемые образы. Но постепенно они утрачивали прямо прочитываемую религиозную символику, оставаясь в то же время непременным атрибутом елочного убранства – религиозный компонент в елочном украшении был важным, но не главным:
Ты сама нарядишь елку
В звезды золотые
И привяжешь к ветке колкой
Яблоки большие.
Ты на елку бусы кинешь,
Золотые нити…
А. Блок. Рождество[120 - Блок А. Рождество // Блок А. Собр. соч.: В 8-ми т. Т. II. М.; Л., 1960. С. 328.]
1, 3. Рождественские Деды. Музей игрушки, Прага. 2010. Фото автора. 2. Шоколадная фигурка Св. Николая. 4. Дед Мороз. Деревянные рождественские украшения из Эрцгебирге. Специализированный магазин елочных украшений, Берлин, Германия. Февраль 2010. Фото автора. 5. Шоколадная фигурка Санта-Клауса. 6. Дед Мороз; прессованный картон, аппликация, бархат, ручная роспись; 1950-е гг., производство УССР. Из коллекции Л. Блатт. 7. Деды Морозы. Магазин стеклянной и деревянной елочной игрушки, Прага. Февраль 2010. Фото автора
Процесс «обмирщения» Рождества в России происходил, с одной стороны, путем насыщения этого праздника западными традициями, а с другой – путем причудливого переплетения его со сложившимися святочными обычаями. Начавшись приблизительно в середине XIX века, он отчетливо обозначился на рубеже XIX–XX столетий. Тем не менее в источниках можно обнаружить случаи, когда отдельные елочные украшения с отчетливо выраженной религиозной символикой (например, елочные ангелы) использовались детьми в качестве предметов религиозного культа: «Я вспомнила, что у меня над кроватью висит картонный елочный ангел, и решила: буду молиться перед ним… С того дня я с увлечением стала молиться каждый вечер на коленях перед этим ангелом»[121 - Сухомлина А.В. Воспоминания дочери народовольца, 1962 // Городок в табакерке. Ч. I. С. 89. В данном случае речь идет о событиях, происходивших в конце 1890-х годов. В семье революционеров, где воспитывалась маленькая Анна, икон не было вообще.].
Наглядным примером сочетания западноевропейской религиозной и русской фольклорной традиции явился образ Деда Мороза (Святой Николай – Санта-Клаус – Мороз, Мороз Иванович, Морозко), утвердившийся на русских елках и в качестве висящей игрушки, и в качестве главной фигуры, стоящей под украшенным деревом, к рубежу XIX–XX веков[122 - Как утверждал В.Я. Пропп, фольклор есть явление интернациональное, которое не может быть исследовано глубоко в рамках одной народности, поскольку представляет собой наложение «исходных моделей этнографических субстратов разных народов» (Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. С. 33).]. А вот гораздо менее распространенная Снегурочка, по мнению Е.В. Душечкиной, своих западноевропейских предшественниц не имела[123 - Душечкина Е.В. Русская елка. С. 383.].
Вначале из-за недостатка и дороговизны елочных игрушек, поступавших в продажу, а затем уже в силу складывавшейся традиции даже в аристократических семьях их часто мастерили дома. Считалось, что процесс изготовления елочных игрушек и украшения ими рождественской елки заключает в себе важный эмоциональный и воспитательный смысл. «Посмотрите, – писал в конце XIX века уже упоминавшийся выше Е. Швидченко (Б. Быстров), – с каким восторгом один ребенок клеит самый простой мешочек для конфет и пряников, другой подчищает и заправляет свечи, третий ввязывает свечи, четвертый вешает на ветки игрушки»[124 - Швидченко Е. (Быстров Б.) Рождественская елка. С. 8.].
Накануне Рождества дети вместе с матерями, старшими сестрами, гувернантками и боннами проводили немало часов за изготовлением звезд и снежинок, за шитьем маленьких мешочков для подарков или склеиванием бумажных корзиночек, которые наполнялись сластями. Процесс изготовления «самодельной» елочной игрушки в дворянской усадьбе 1870-х годов подробно описан в воспоминаниях дочери Льва Толстого Т.Л. Сухотиной-Толстой, созданных на основе ее дневников:
По вечерам мы все собирались вокруг круглого стола под лампой и принимались за работу… Мама приносила большой мешок с грецкими орехами. Распущенный в какой-нибудь посудине вишневый клей… и каждому из нас давалось по кисточке и по тетрадочке с тоненькими, трепетавшими от всякого движения воздуха, золотыми и серебряными листочками. Кисточками мы обмазывали грецкий орех, потом клали его на золотую бумажку и осторожно, едва касаясь ее пальцами, прилепляли бумажку к ореху. Готовые орехи клались на блюдо и потом, когда они высыхали, к ним булавкой прикалывалась розовая ленточка в виде петли так, чтобы за эту петлю вешать орех на елку. Это была самая трудная работа: надо было найти в орехе то место, в которое свободно входила бы булавка, и надо было ее всю всунуть в орех. Часто булавка гнулась, не войдя в орех до головки, кололись пальцы, иногда плохо захватывалась ленточка и, не выдерживая тяжести ореха, выщипывалась и обрывалась. Кончивши орехи, мы принимались за картонажи. Заранее куплена бумага, пестрая, золотая и серебряная. Были и каемки золотые, и звездочки для украшения склеенных нами коробочек… Клеились корзиночки, кружечки, кастрюлечки, бочонки, коробочки с крышками и без них, украшенные картиночками, звездочками и разными фигурами.
Потом одевались “скелетцы”… В мое детство ни одна елка не обходилась без “скелетцев”. Это были неодетые деревянные куклы, которые гнулись только в бедрах. Головка с крашеными черными волосами и очень розовыми щеками была сделана заодно с туловищем. Ноги были вделаны в круглую деревянную дощечку, чтобы кукла могла стоять. Этих “скелетцев” мама покупала целый ящик, штук сто. Они… раздавались уже одетыми каждому приходящему на елку ребенку. Вместе с ящиком “скелетцев” мама приносила огромный узел с разноцветными лоскутами. Все мы запасались иголками, нитками, ножницами и начинали мастерить платья для голых скелетцев. Одевали мы их девочками, и мальчиками, и ангелами, и царями, и царицами, и наряжали в разные национальные костюмы: тут были и русские крестьянки, шотландцы, итальянцы и итальянки[125 - Сухотина-Толстая Т.Л. Воспоминания. С. 88–89. Отрывки из этих воспоминаний как наиболее ярко отражающих процесс изготовления домодельных елочных игрушек включены и в книгу Е.В. Душечкиной «Русская елка» (с. 153–154).].
Куклы-«скелетки». Музей игрушки, Мюнхен. 2009. Фото Е. Сярой
Впрочем, куколки-«скелетцы» (а точнее говоря, «скелетки») – самый дешевый сорт кукол, идущий по три копейки за штуку, – продавались и одетыми и могли попасть на елку уже в таком виде[126 - Изергина А.Н. О моем отце, художнике Н.Д. Бартраме // Бартрам Н.Д. Избранные статьи. Воспоминания о художнике. М., 1979. С. 97–98.].
Помимо «скелеток» на елки попадали и куклы-«талии», туловища которых делались из двух половинок папье-маше (отсюда и тонкая талия, давшая название игрушке), а головки с покатыми плечами – из мастики; глаза прорезывались и вставлялись стеклянные[127 - Там же. С. 98.].
Нехватка елочных игрушек в провинции делала «домодельные» их образцы особенно популярными. «Мои сестры и я под руководством Юнишны (няни. – А. С.) вырезали и клеили картонажи, бумажные цепи, привязывали нити к пряникам с картинками, к позолоченным грецким орехам, которые тоже вешались на елку»[128 - Адо В. Вспоминая о прошлом. С. 47.], – писал В.И. Адо, и подобных свидетельств было немало[129 - Выдержки из воспоминаний современников об изготовлении самодельных елочных игрушек в дореволюционном Архангельске см.: Зеленина Т. Елка моего детства. С. 41–45.]. Такие игрушки часто изготавливались в благотворительных целях. Их раздавали на елках «для бедных» и приглашенным в богатые дома детям «из простых», отправляли в сиротские приюты и даже посылали на фронт во время Первой мировой войны.
Старые рождественские открытки
Между тем профессионально изготовленных елочных украшений на русских елках становилось все больше и больше. Авторы мемуаров сообщали, что на елках наряду с самодельными украшениями обычно висело и много других вещей: «Вот пряники в виде львов, рыб, кошек… Вот огромные конфеты в блестящих бумажках, с приклеенными к ним фигурами лебедей, бабочек и других животных, сидящих в гнезде пышной кисеи… Вот очень забавные флакончики в виде козлят, поросят и гусей, с красными, желтыми и зелеными духами. У поросят и козлят пробки воткнуты в морды, а у гусей в хвосты»[130 - Сухотина-Толстая Т.Л. Воспоминания. С. 92.].
Особенно богатым стал предлагаемый и потребляемый елочный ассортимент к началу XX века. Он насчитывал не одну сотню наименований. Так, один из крупнейших торговых домов России, продававших елочные украшения, – «Торговый дом Тихомирова и К°» – предлагал в 1913 году перечень елочных игрушек и карнавально-праздничных изделий, изложенный «в сжатом виде» на 12 листах убористой печати и включавший 72 наименования одного только комнатного фейерверка[131 - См.: Ершова О. Елочный ассортимент. С. 24.]. В Москве елочную игрушку, в том числе кустарную русскую, можно было приобрести в магазинах Аксенова и Васильева, Тихонова и Зверева, у Мюра и Мерилиза[132 - Боруцкий В.И. Кустарный игрушечный промысел Московской губернии // Игрушка. Ее история и значение. М., 1912. С. 208; Игрушка – радость детей. М., 1912 (иллюстрации и описания к ним).].
Целостное и достаточно полное представление о мире елочной игрушки дает нам русская рождественская и новогодняя иконография второй половины XIX – начала XX века, представленная, в частности, новогодней и рождественской открыткой. Как отмечал Е.В. Иванов, на русской новогодней открытке начала ХХ века можно было видеть украшавшие елку шары, бусы, гирлянды, звезды, канитель, снег и снежинки, дождик, серпантин, конфетти, свечи, хлопушки, флаги, кольца, колокольчики, шишки, фонарики, деревья, грибы, веера, кукол, письма, корзинки, домики, коней, всадников, трубочистов, детей, чертей, ангелов, клоунов, воздушные шары, парашюты, сердца, барабаны, горны, свиней, яблоки, орехи, груши, огурцы, цветы, конфеты, баранки, пряники, печенье, рогалики, кренделя и многое-многое другое[133 - Иванов Е.В. Новый год и Рождество в открытках. СПб., 2000. С. 90.].
Круг елочных игрушек все более расширялся, а сами они становились все более разнообразными. По технологии производства и применяемым материалам елочные игрушки конца XIX – первых десятилетий ХХ века условно можно было подразделить на следующие основные группы: игрушки, сделанные из папье-маше или ваты, накрученной на жесткий каркас; изделия из воска; игрушки, изготовленные с использованием метода хромолитографии; картонажные («дрезденские») елочные украшения; изделия из стекла; сахарно-пряничные изделия. Производились также елочные украшения из металла, дерева, бумаги и пр.
К концу XIX в. украшенная рождественская елка стала непременным атрибутом даже кукольных домов. Музей игрушки, Прага. 2010. Фото автора
