– Но ты же сама сказала, что тебе это не приснилось! Что это тот самый монстр, про которого мы говорили в детстве…
Хэвен замирает; слово "монстр" мигает в ее голове алыми буквами, так бывает, когда ее интуиция подсказывает ей, что она использует неправильное обозначение…
– Он не монстр, – слова вылетают сами собой, прежде чем она успевает осознать их смысл.
Камилла непонимающе смотрит на нее, да и сама Хэвен себя не понимает. Почему она это сказала? В ее памяти вдруг всплывает отрывок из ее сна, и голос маленькой Ками говорит: "Ты другое, Хэв".
"Другое".
– Он? – резко спрашивает Камилла и отстраняется от нее. – Ты сказала "он"?
"Да, – думает Хэвен. – Сказала".
– Он, оно, какая разница, – отмахивается она. – Важно сейчас не это, а то, что с тобой произошло.
Но внутри она чувствует – это тоже важно. В голове зеленым светом мигает: "он". Кто он?
Камилла выпрямляется. Ее поза расслабленная, в глазах снова зажегся свет. Хэвен хочется верить, что ей стало лучше после их разговора.
– Все это странно, Хэв, я согласна. Но я уверена, мы с тобой в этом разберемся. Пойдем, – она встает и берет ее за руку. – Мне еще столько всего нужно тебе рассказать!
Глава 14. Лже-Джеймс
Хэвен лежит на спине, глаза ее постепенно привыкают к темноте, дымом окутывающей ее комнату.
– Плохой сон, Русалочка?
Она садится на кровати, пытаясь разглядеть лицо Джеймса в тусклом лунном свете, и улыбается.
– Да так. Все в порядке. А ты почему не спишь?
Он садится рядом с ней.
– Думаю, я спал слишком долго.
Пару минут они сидят молча, и Хэвен начинает клонить в сон, но ее внимание неожиданно привлекает дверь.
– Она приоткрыта, – произносит она вполголоса.
Ее детский страх. Дверь должна быть закрыта.
– Там ничего нет, – успокаивает ее Джеймс. – Там всего лишь пустота.
Хэвен улыбается и вспоминает их давний разговор. Они спорили о бесконечности Вселенной, она сказала, что думает, что там, где заканчивается их галактика, ничего нет, а Джеймс тогда ответил ей:
"Не существует абсолютной пустоты, Хэв. На самом деле, все имеет свое начало и свой конец. За каждой дверью что-то находится".
Теперь она смотрит на эту дверь по-другому. Ей начинает казаться, что там действительно что-то есть.
– Там кто-то…
– Тшшш! Там никого нет.
Хэвен не верит.
– Нет, – она хватает Джеймса за руку. – Мне правда страшно. Мне кажется, там есть что-то. Что-то нехорошее.
На лице Джеймса расплывается улыбка, но до глаз она не доходит.
– Возможно, ты права. Но с чего ты решила, что это что-то нехорошее по ту сторону двери?
Хэвен замирает. И вдруг понимает, что больше не может держать его руку. Ее пальцы онемели от холода. Она все же встает с кровати и идет к двери. Она должна проверить, ей просто необходимо узнать, что там…
– Не стоит этого делать, – тихо, но настойчиво предупреждает ее Джеймс, когда ее пальцы касаются холодного красного дерева дверной ручки.
– Почему? – спрашивает она, и вдруг в ее голове будто рассеивается туман. Туман, который она до этого момента не замечала, исчезает, и она вдруг чётко осознает…
– Подожди, – ее голос охрип. Внутри все замерло. – А ты что здесь делаешь?
– Что ты имеешь в виду? – Джеймс встает с кровати, а Хэвен накрывает волной ужаса, перед глазами калейдоскопом кадров проносятся воспоминания.
Шоссе. Свет в глаза. Удар. И тишина.
– Ты мертв, – говорит она, вдруг отчетливо понимая, что сейчас она спит, а перед ней никакой не Джеймс.
– Да? – он корчит грустную гримасу. В лунном свете его глаза зловеще отливают серебристо-белым. – А ты уверена, что ты жива?
От слов Джеймса, от самого Джеймса веет холодом. Холод тянется к ней через всю комнату, впивается в ее кожу, просачивается в вены и превращается в страх. Но до того момента, как страх успевает достичь ее сердца, в голове Хэвен всплывают слова бабушки.
«Люди часто боятся неизвестного, милая. В этом их основная ошибка. Бойся только то, что тебе известно».
– Я не знаю, кто ты, – шепчет Хэвен. В своем тихом голосе она с удовлетворением различает нотки уверенности. – Но я знаю, кто я. Я знаю, что я жива. Я пережила так много, ты даже понятия не имеешь. И я выжила. Я жива.
Невероятным усилием ей удается открыть глаза. Дыхание равномерное, сердце бьется в нужном ему ритме. Только что она сделала то, что ей не удавалось последние полгода. Она взяла под контроль свои сны.
Хэвен идет в ванную и смотрит на себя в зеркало. От ужасных кругов под глазами не осталось и следа, на щеках разлился здоровый румянец. Хэвен приближает лицо к зеркалу и довольно улыбается своему отражению.
– Уверена. Я уверена, что жива. И уверена, что ты мертв. И чем бы ты ни был, не знаю почему, но ты больше не имеешь власти надо мной. Ты больше ничего не можешь мне сделать.
Так хорошо она давно себя не чувствовала. Будто она снова может дышать полной грудью. Она бросает тетрадки в сумку и вприпрыжку спускается по лестнице.
– Доброе, зайка, – она хватает Джека на руки и кружит его над головой. Он заливисто смеется и ловит ручками ее волосы.
– Мам, привет!
Она и ее готова обнять.
– Что случилось?
Лицо у мамы осунувшееся, ресницы слиплись от слёз.
– Милая, мне очень жаль, но…
Сердце Хэвен пропускает удар. На нее вдруг наваливается ужасная усталость, ноги подкашиваются, а перед глазами пляшут черные точки.
Она говорит сухим надломленным голосом, который с трудом признает как свой собственный.
– Мам. Знаю. Не надо. Не говори. Прошу тебя.
Мама кивает и прижимает ладонь ко рту. Ее плечи трясутся от беззвучных рыданий.
Глава 15. Похороны и рябина
Красное дерево гладкое и прохладное на ощупь. Она рисует указательным пальцем неровную линию на стенке гроба и, собравшись с духом, наклоняется. Губами она чуть касается кожи на лбу бабушки, и ей она кажется теплой. Хэвен отстраняется.
Конечно, ей кажется.
Мама стоит рядом с ней всю церемонию прощания, несколько раз в Хэвен пробуждается желание взять ее за руку, но тут же это желание исчезает. Она бросает взгляд на ее лицо, и не видит на щеках ни слезинки. Мама надела маску беспристрастия и до конца дня ее не снимет. Когда она делает так, Хэвен будто видит перед собой чужого человека. Ей должно было быть тяжело из-за этого, но справа от нее стоит Камилла, и она не отпускает ее руку. Пальцы девушки, влажные и горячие, крепко обвились вокруг ее запястья, и сейчас это единственный источник тепла для нее.
Церемония прощания долгая и утомительная, но усталости она не чувствует. Погода сегодня, не свойственная Стрэнджфоресту, – ни пронизывающего до костей ветра, ни снега, – все вокруг будто застыло, и даже воздух застыл, обволакивая тело Хэвен холодной пленкой. Голос священника – единственный источник шума – тихий и монотонный, и Хэвен кажется, что она впала в какое-то подобие транса. Раньше она до жути боялась кладбищ, но сейчас она ощущает некое подобие умиротворения. Будто то, что сейчас происходит, должно было произойти. Будто все происходящее было предрешено.
Внимание ее вдруг привлекает невысокое дерево рябины, затаившееся между черными костлявыми ветками в конце кладбища. Странное спокойствие отступает, она будто приходит в себя после обморока. Голос священника сразу начинает звучать громче. Они стоят на этом кладбище почти час, и этой рябины она не замечала. На мгновение у нее появляется желание сейчас же идти в конец кладбища, к рябине, но она тут же одергивает себя.
"Твоя бабушка умерла", – мрачно размышляет она. – "Ты должна была заплакать, но твои глаза сухие, как у твоей мамы. Скоро и твое сердце будет таким же черствым, как и у нее, верно?"
Клавдия умерла три дня назад, и за все это время Хэвен не проронила ни слезинки. После смерти Джеймса она задыхалась от рыданий. Когда родители сообщили ей о его смерти, этими словами они вставили нож в ее сердце. И каждый раз, стоило ей вспомнить о нем или услышать его имя, рукоятка ножа медленно поворачивалась вокруг своей оси. Сейчас же все было по-другому. Внутри нее не было пустоты. Нож остался, но он ассоциировался лишь с Джеймсом. Значит ли это то, что она до сих пор настолько сильно скорбит по нему, что в ее душе просто нет места для еще одного человека? Еще одной смерти?
Хэвен делает вдох.
Ее взгляд сам собой устремляется к рябине.
***
– Мне очень жаль, – в голосе Иви ни намека на жалость. – Что так произошло с твоей бабушкой.
Хэвен не особо заботит, жаль Иви или нет. Она улыбается уголками губ.
В отличие от Иви она пытается быть искренней.
– Все в порядке. Спасибо.
Молчание затягивается, Иви и Кэсси обмениваются многозначительными взглядами и…
– Мы хотели спросить, – Иви продолжает смотреть на Кэсси, будто заручаясь ее негласной поддержкой.
– Ты же теперь так близко общаешься с Камиллой, – она делает ударение на слово "близко". Фраза звучит насмешливо, и девушка даже не пытается это скрыть. – Вот мы и хотели… Ты не подумай ничего такого… Мы не собираемся распускать сплетни…
– Да брось! – отмахивается Кэсси. – Все и так знают.
Иви кивает.
– Да. И мы… Я повторяю, ничего плохого делать не хотим. Нам просто интересно, вот и все.
Она замолкает, и девушки смотрят на Хэвен выжидающе.
Хэвен вдруг ощущает внутри себя неприятное расширяющееся чувство… омерзение. Ее начинает мутить.
– Что Вы имеете в виду? – холодно спрашивает она.
Девушки недоуменно переглядываются.
– Подожди, – удивление в голосе Иви неподдельное. – Ты хочешь сказать, ты не знаешь, о чем мы говорим? Что она сделала?
В горле у Хэвен застревает ком.
– А что она сделала? – бросает она грубо.
Девушки снова переглядываются. На лице Кэсси играет самодовольная ухмылка. Она говорит жестко, отделяя каждое слово нарочито длинными паузами.
– Если честно, мы до сих пор не можем понять, как Тайлер может с ней встречаться после такого.
Тошнота поднимается вверх, к горлу. Слова даются Хэвен с трудом.
– Вы не знаете, о чем говорите.
– Прости, что?! – Кэсси смеется. – Это ты не знаешь, о чем говоришь. Твоя любимая Камилла не такая уж хорошая, как ты думаешь.
– Она шлюха.
Хэвен вскидывает на Иви возмущенный взгляд. Она растеряна. От нее она такого не ожидала.
– Это не так, – яростно возражает она.
– Да? Тогда спроси Камиллу. Спроси её про лето.
Хэвен никогда не любила заводить друзей, и сейчас она глубоко сожалеет о том, что нарушила свои принципы и подружилась с Иви. Она встает из-за стола и поспешно покидает обеденный зал.
Холодный воздух заполняет легкие. Она пытается отдышаться, как после пробежки, и взгляд сам собой устремляется к темно-зеленым вершинам сосен… Она снова чувствует это. Невероятно сильное желание быть там. Прямо сейчас. Почему каждый раз, когда ей тяжело, ее так тянет в лес?..
Она с трудом переводит взгляд на школьный двор. Ее некогда хорошие подруги тоже вышли на улицу и сейчас тихо перешептываются около главного входа. У Хэвен ноет в груди, когда она думает о том, что ей придется еще три урока терпеть их взгляды и перешептывания. Камилла заболела, и она сегодня совсем одна. Перед ее глазами неожиданно всплывает картинка: ее бледная рука с ободранным черным лаком и набухшими голубыми венами на багровой стенке гроба. Жизнь такая короткая… Она не собирается тратить ни секунды на переживания о людях, которые того не заслуживают.
