Проснулся я лишь тогда, когда почувствовал какое-то движение в автобусе. Открыв глаза и осмотревшись вокруг, увидел, что все военнослужащие куда-то исчезли, кроме одного – капитана. Я поднял голову, и наши с ним взгляды пересеклись.
– А ты кто такой? – вдруг спросил он.
Я быстро сообразил, что уснул и проспал какое-то время. Теперь нужно сымпровизировать свое присутствие в автобусе, и так, чтобы офицер мне поверил. Я привстал с места и сделал несколько шагов на выход, а потом остановился.
– Извините, товарищ… я уснул.
– Я вижу, что ты спал. Так как здесь очутился, в автобусе?
– Дело в том, что я чиню двигатели, настраиваю их. Я гражданский, местный, Коля меня зовут. Все ваши знают меня как облупленного. Вчера работали, ну-у… перебрал немного.
– А что форма солдатская?
– Дык ведь модно сейчас афганку достать. Я ее заработал вот этими руками. Автобусы и машины вам чинил, так что, я теперь афганку не могу получить?
– Вот что, Коля, вали отсюда. Еще раз увижу у нашей техники, сниму штаны и выпорю.
– Не надо, командир, я ухожу. Ну, если что, зови Коляна, я тебе все сделаю.
И я потихоньку вышел из автобуса следом за капитаном, а потом постоял немного и посмотрел вслед уходящему офицеру, который на мгновение остановился и снова взглянул на меня.
– Уходи! – снова махнул он мне рукой.
– Иду, уже иду.
Я зашел за здание военной прокуратуры, а потом побежал со всех ног, лишь бы быть как можно дальше от него. Сколько по времени я бежал, не знаю, а когда остановился, поднял голову вверх и громко крикнул от счастья:
– Ура! Свобода! Как же здорово! Теперь меня никто не отдаст под трибунал. Я совершенно свободный человек. Вот только военник отобрали гады, но он мне и не нужен. Меня все равно никто не помнит. Теперь домой. У меня там мама и любимая девушка. Надо их проведать.
Город Душанбе оказался для меня райским уголком. Здесь никто ни в кого не стрелял. Люди свободно передвигались по улице. И бомбы сюда не прилетали. Мне показалось, что я попал на другую планету, где давно царил мир между нашими странами. Их слова были во многом схожими с афганскими. Будто бы все они разговаривали на одном языке – фарси. Кстати, почему я его знаю? Для меня это тоже осталось тайной. Может быть, эта девочка так повлияла на меня, что я вспомнил, как раньше разговаривал на нем? Ну нет. Бред какой-то, из области «переселения душ». Наша советская власть этому была бы не рада. Она не верит в непонятный для науки мистицизм. И я, воспитываясь их догмами, не поверил бы, но жизнь – она считает иначе. Каждый мой новый день начинается с чистого листа, это ли не мистика? Волей-неволей и в черта лысого поверишь.
Я долго бродил по улочкам Душанбе в поисках местного рынка, где попытался бы заработать себе на билет до Москвы. Хотел найти местный железнодорожный вокзал. Самолетом бы лететь, но эта цель пока недосягаема. А летит ли самолет вообще в Москву? И поезд может идти не транзитно, а только через разные города. Придется мне еще не одну ночь ночевать в этом идиотском вагоне. Хотя сей факт меня не слишком сильно беспокоил. Важнее всего было найти этот самый вокзал и деньги.
Сам не ведая как, но я забрел в какую-то глушь. И народу здесь не было видно. Видимо, все убежали в свои жалкие жилища. Здесь, наверно, какой-то нищенский район. Дома одноэтажные, но ухоженные. Уверен, что в них точно живут люди.
Я решил выбрать один такой, постучаться и спросить, как пройти на вокзал или выйти к их местному рынку. Приглядев домик получше, я решил сразу подойти. Быстрым шагом, даже не смотря себе под ноги, не шел, а словно летел к нему. Мои мысли были уже у этого дома и представляли, как хозяин откроет мне дверь. Не замечая на своем пути никаких препятствий, я быстро столкнулся с одним из них. Моя нога ударилась о твердое каменное возвышение, и вперед по инерции я полетел на землю. Мои руки уперлись в деревянный большущий и круглый щит, похожий на огромную крышку от бочки. Под моим весом противоположная часть щита приподнялась вверх, и я провалился внутрь той ямы, которую она закрывала. Щит не встал на место, а, ударившись о каменное основание, метра на два отскочил в сторону.
Примерно десять метров я летел вниз, пока не упал на мягкий песок. Оглянувшись по сторонам, понял, что нахожусь в одном из высохших или, скорее, недостроенных колодцев. Я это понял по огромным бетонным круглым стенам. Высота казалась приличной. Несколькими прыжками до верха колодца мне допрыгнуть просто нереально. Тогда я присмотрелся к стенам. Но они тоже были без изъянов: такими гладкими, что практически зацепиться за них и попытаться выкарабкаться вообще не было шанса. Ни веревки, ни лестницы тут не оставили, а значит – это полный коллапс. Я померил расстояние от одной стены до другой. Оно составило четыре моих шага. Схватившись за голову руками, я сел на песок и только теперь по-настоящему понял, что из-за своей неосторожности угодил в приличнейшую ловушку.
У меня началась паника, хотя и не было боязни замкнутого пространства. Все прыгал, кричал и рвался на свободу, но меня никто не слышал. Неужели эта яма станет для меня тюрьмой? Прогоняя эти бредовые мысли, считал, что меня услышат, придут и помогут вызволиться из этого жалкого плена. Я кричал и кричал, все надеясь на свое спасение, но почему-то не видел никого, кто бы смог подойти к этому месту и заглянуть вниз.
Не теряя надежды, каждый свой прожитый день я выл, прыгал, кричал о помощи. И тут вдруг вспомнил о своем бессмертии, но важно ли теперь оно мне, когда я как волк, загнанный в угол, ничего с этим не могу сделать? Единственное, что мог, – это кричать громче и громче, пока кто-нибудь, проходя мимо старого колодца, мог бы услышать мой жалкий писк и от своего природного любопытства подойти к нему и просто посмотреть вниз. Если деревянный щит после моего падения встал бы на свое место и полностью закрыл верх колодца, то и смысла от моего ора вообще бы не было. Но доступ к колодцу открыт для любого проходящего мимо человека. Я даже сначала удивлялся, почему никто меня не слышит, а потом вспомнил, что это глушь и, видимо, редко кто здесь бывает. Оставалась лишь одна надежда на самого хозяина. Я полагал, что когда-нибудь он услышит мое завывание и подойдет посмотреть. А когда увидит, что колодец открыт, заглянет внутрь и обнаружит меня. Поэтому нельзя прекращать звать на помощь. Я бессмертен. Еда и питье мне не так были нужны, как свобода. Может быть, я когда-нибудь научусь обходиться без пищи. А сейчас для меня новый день – это новая жизнь. Я как бабочка-однодневка – живу до того, как закрою свои очи и погружусь в удивительный сон.
Так я просидел в этом плену три полных месяца. Все думал, что схожу с ума, общаясь с представляемым собеседником. Я уставал от непрекращающегося воя и криков о помощи. Но никогда не терял надежду на спасение, и однажды оно пришло.
Это было освежающее утро одного из ранних осенних деньков. Как обычно, я кричал что есть мочи. Утром мне это удавалось лучше всего, а под вечер крик становился тише и тише, до тех пор, пока тело не переходило в сон. Как по шаблону я поднял голову вверх и уставился в одну точку. И тут я отчетливо услышал вверху чьи-то шаги, что даже вздрогнул. Будто меня окропили святой водой. Вот оно, мое спасение, которого так долго ждал. Я быстро вскочил на ноги и с новой силой начал звать на помощь и прыгать на месте. Шаги стали слышны все более и более отчетливо, пока вверху не появился силуэт какого-то старика. Заглянув внутрь, он чуть не свалился вниз – ноги его подкосились от испуга. Я еще подумал, как буду ловить его здесь, на дне. Но этого не произошло. Каким-то чудом он устоял, а потом испуганно крикнул:
– Парень, ты как там? Живой?
Я кивнул и помахал руками:
– Вытащите меня отсюда.
– Подожди минуту, я принесу веревку. И как только тебя угораздило… Давно здесь сидишь?
– Прилично уже.
– Ну потерпи, сейчас тебя вытащу.
Несколько минут его не было, а потом он появился с веревкой в руках. Один конец он привязал к дереву, а другой кинул мне.
– У тебя есть силы, – крикнул старик, – по веревке лезть или пригласить мужчин покрепче? Они вытащат тебя. Я просто слаб, не смогу тебя подтянуть.
– Я вылезу сам, не надо никого звать.
– Хорошо, тогда я отойду в сторону.
Через несколько минут я уже был на поверхности. Какое это было для меня облегчение. Будто бы упала гора с плеч.
– Ты, наверно, голоден и хочешь пить?
– От воды я бы точно не отказался, – признался я.
– Пойдем в дом, ты мне расскажешь, как сюда попал. А я тебя напою, пока машина с песком не приехала.
– Машина? Что за машина?
– Я чувствовал, – признался старик, – что открытый колодец – это плохо. Добром это не кончится, и решил его засыпать песком. Но все откладывал и откладывал, пока по ночам не услышал какие-то жуткие завывания, аж страшно становилось. Или там кто-то плакал, или так ветер гулял. Становилось не по себе. Ком к горлу подступал. Вот, а вчера решил, что все, хватит мне этого. Колодец надо засыпать, а то кто-нибудь туда провалится. Вот и накликал беду. Сегодня утром увидел в нем тебя. Ты пей воду, пей. Сейчас машина приедет засыпать колодец. У меня к тебе, парень, просьба: не говори никому, что ты провалился в него. А то мне плохо будет. Очень плохо. А за это проси все что хочешь.
– Мне надо деньги на поезд до Москвы. И скажите, где у вас тут вокзал?
– И все? – даже удивился старик. – Я тебе сейчас все дам и расскажу, как дойти до вокзала.
– Очень хорошо. Я согласен.
Вокзал я отыскал быстро, а потом купил билет до Москвы и уже через час сидел в своем вагоне. Как я и предполагал ранее, поезд поедет в Москву через Таджикистан и Казахстан и будет находиться в пути почти четверо суток. Столько не спать я просто не мог и поэтому решил не вступать с другими пассажирами в контакт. Сразу выбрал место не столь популярное – возле туалета. Это было сделано, чтобы запутать других пассажиров. Народу проходит здесь много, а лица мелькают разные, поэтому у меня появился шанс сбить с толку своих попутчиков. Главное, чтобы они не очень запомнили мое лицо. Каждый раз, когда я буду просыпаться, они могут задавать вопрос: кто вы? А самые ответственные из них могут вызвать проводника. Поэтому, чтобы сократить все контакты, я приобрел верхнюю полку, а сам все время проводил в вагоне-ресторане. Приходил спать лишь поздно вечером, чтобы не смущать народ, а уходил тогда, когда ресторан открывался. Старик мне хорошо заплатил, и я смог себе позволить сидеть в ресторане до закрытия.
Так прошла моя поездка. Люди и не подозревали, что я какой-то чужой. Может, они меня и не помнили, но знали точно, что это место занято, потому что оставлено белье и расстелен матрац. А значит, хозяин мог вернуться в любое время. Я и возвращался поздно вечером и сразу ложился спать, отвернувшись к стенке. Ни с кем я не разговаривал, и только это меня уберегло от ненужных расспросов.
Лишь на четвертый день смог добраться до Москвы и сразу же отправился на пригородные электрички, а еще через час уже шел по своему родному городу. До дома оставалось дойти совсем ничего, как вдруг я увидел знакомую девушку.
«Это же моя Юлька!» – сразу промелькнуло в голове.
Как же она похорошела за то время, когда я был на войне. Стала более стройной и милой. Какие красивые и тонкие черты лица! А ее глаза – я никогда не спутаю их с другими. Когда они смотрят на меня, то уменьшаются, свет перестает в них вмещаться. Кажется, что по щекам рассыпаются маленькие бриллианты.
– Юля! – позвал я, и она обернулась.
Тоненькая, хрупкая, с обнаженными плечами и изредка мелькавшими из-под юбочки стройными ножками, светловолосая, в золотистом плотно облегавшем ее талию корсаже, в розовом раздувавшемся платье, она показалась мне неземным существом.
– Юля, – повторил я, – привет!
– Мы знакомы? – как-то с опаской произнесла она.
– Знакомы? – повторил я. – Я понял, наверное, ты шутишь так, да?
– Не понимаю.
– Не понимаешь… Это я, Коля! Мы же с тобой были всегда вместе. Ты пообещала дождаться меня из армии. И вот я пришел. Юля, не шути со мной так. Я о тебе только и думал все это время. Как мы с тобой встретимся, как обнимемся.
– Стоп, Коля. Я тебя не знаю и никогда не знала. Наверно, ты меня перепутал с кем-то?
– Как я мог перепутать, если мы с тобой с детства вместе. И живем в одном доме и в одном подъезде. Я на два этажа выше тебя. Коля Иванов. И мою мать должна знать – Мария Захаровна Иванова.
– Марию Захаровну я знаю.
– Вот.
– Но у нее никогда не было детей.
– Как это не было? А я? Ее единственный сын.
– Всю жизнь Мария Захаровна прожила одна.
– Юля, думаешь, я тебя обманываю? А как же письма, которые тебе писал из армии, а ты мне на них отвечала? А фотографии, на которых мы были вместе? Они должны быть в твоем альбоме. Что с ними стало?
За разговором мы подошли к своему дому.
– Вот что, Коля, – произнесла девушка. – Посиди-ка ты здесь, на лавочке возле подъезда, а я поднимусь домой и посмотрю письма и альбом. Если правда все то, что ты сказал, я позову тебя. Ну а если нет – берегись, Коля, придется вызвать милицию.
Юля зашла в подъезд, а я сел на лавочку и обхватил руками голову. Неужели я потерял еще и любимую девушку? Ладно девушку – мама! Моя мама, наверно, также ничего не знает о моем существовании. Она забыла обо мне так же, как и Юля, как и все, кого я встречаю на пути. Это больно, это так больно осознавать, что ты никто и звать тебя никак.
– Коля! – вдруг я услышал знакомый нежный голос Юли, доносившийся сверху.
Я вскочил на ноги и посмотрел вверх.
– Зайди ко мне!
Я быстро побежал на третий этаж. Юля меня уже ждала с открытой дверью.
– Ну что? – спросил я.
– Входи, надо поговорить о нас.
– Все-таки нашла письма и фотографии?
– Да, они есть. Ты сказал правду. Я тебе верю.
Она пригласила меня на кухню и поставила подогреваться чайник.
– Юля! Ты моя любимая девочка! Я так скучал о тебе.
– Невероятно, знаешь… Мне трудно сейчас об этом говорить. – Она села напротив меня. – Может быть, что-то и было между нами, но я это забыла. Ты сейчас для меня как будто чужой. Но я не виню тебя в этом. Просто я не знаю тебя. Вроде бы мы и не чужими были, судя по фотографиям, а кажется, что это все происходило не со мной, а в каком-то другом, параллельном мире, где нам было хорошо и мы были вместе. Но сейчас все не так.
– Мы можем все вспомнить с тобой, начать с чистого листа. Мы там будем вместе – ты и я.
– Коля, извини. Я, наверно, не смогу.
Она встала из-за стола, выключила чайник, а потом налила мне в чашку. Придвинув ко мне ближе пирожки и варенье, снова присела на стул.
– Ты угощайся. Давно в пути, не отдохнул еще.
Я кивнул и с благодарностью последовал ее предложению.
– Знаешь, Коля, ты к маме своей не заходи, не надо. Пожалей ее.
– Что значит «пожалей»?
– У нее слабое сердце. Может и не выдержать. Сколько раз ее увозили в больницу, и только чудо возвращало ее к жизни. Если я тебя не помню, она не помнит тоже. Я даже не сомневаюсь, что дома есть твои детские фотографии, которые ты захочешь показать ей. Она может и не выдержать такого удара, что забыла своего сына.
– Юля, что ты такое говоришь. Она обрадуется.
– Коля, я ее знаю очень давно и помогаю ей. Не надо, слышишь меня? Не надо этого делать.
– Да? А что мне делать тогда? Как мне дальше-то жить?
– Уезжай. Уезжай куда-нибудь далеко, на юг страны. Существует множество мест, где можно жить.
– Поехали со мной, Юля! Обещаю, что сделаю тебя самой счастливой.
– Нет, Коля. Может быть, я тебя тогда и любила, но сейчас больше ничего не чувствую. Мне жалко и твою маму, и тебя. Не знаю, что со мной, но не смогу выдавить из себя чувство любви к тебе. Ты меня поставил в неловкое положение.
– Но как я буду без тебя, Юля? Все мои мысли были лишь о тебе.
– Прости меня, Коля. Я предаю тебя. Я отказываюсь от тебя. Я уничтожила все твои мечты. Может, это будет для нас с тобой лучше? Уезжай, Коля. Я тут скопила денег, сейчас принесу. Купишь себе одежду, снимешь военную форму и уезжай. Не терзай мое сердце. Мне сейчас так плохо.
– Ладно, Юля. – Я встал из-за стола. – Лучше бы меня убили там, в ущелье, душманы, чем получить предательскую пулю от тебя.
Я взял деньги и вышел из квартиры своей любимой. Весь день подыскивал себе приличную одежду, а когда переоделся, то решил перед отъездом заглянуть в старый и добрый бар. Хотелось тщательно обмыть свою покупку и посмотреть танцы девчонок на пилоне. Я знал, что никто меня не оценит. Плевать. Мне и так было сегодня тошно. Я потерял двух моих самых любимых людей. Будто в бою их застрелили, а я похоронил.
Недолго думая, заказал у бармена напиток покрепче, сел за столик напротив сцены и стал медленно потягивать алкогольный коктейль, поглядывая на полуобнаженных девиц. Я не чувствовал ничего, кроме душевной боли. Даже не заметил, как ко мне за столик подсела девчонка.
– Привет приезжим! – произнесла она.
Я вздрогнул, отпуская свои печальные мысли, и пригляделся к незнакомке. Она была невысока ростом, но казалась высокой – так, наверно, я еще не пил или мне хватило, чтобы быть на грани. На ее высоком лбу выделялись темные изящно изогнутые брови. Тонкий слегка вздернутый нос придавал лицу девушки игривое выражение. За полными четко очерченными губами нежно-розового цвета прятались ровные жемчужно-белые зубы. Высокие скулы и заостренный подбородок выдавали в ней аристократическое происхождение красавицы. Я хорошо знал этот образ, ее улыбку и деловую хватку. В прошлом она была моей одноклассницей. Я ее узнал сразу, но вот она меня не признала и также забыла, как и все те, которые встречались на моем пути.
– Оксана! – произнес я.
– Опа! А ты меня знаешь? Откуда?
