– Да, конечно, вот, – вахтер открыл дверь, внутри которой оказался довольно большой санузел со всеми положенными атрибутами, включая даже одноразовую зубную щетку и миниатюрный тюбик с пастой.
– Располагайтесь, – сказал дьякон Ованес. – Увидимся на службе в 17:00, если придете.
Оставшись один, Артем еще раз огляделся. До вечерни оставалось 40 минут. Посмотрел в окно, раздвинув занавески. Сквозь ажурную решетку чуть влево открывался пока еще индустриально-строительный вид на древнейший в мире христианский собор. Работники резиновыми молотками трамбовали вокруг новенький настил из местного туфа, укладывая его вместо асфальта. Тяжелые рыжие камни были сложены штабелями у строительного вагончика, Артем на глазок определил их толщину втрое против московских гранитных плит, которыми вымостили дорожки парка Музеон, шедшие пузырями каждую весну.
«На века делают. Простоял храм две тысячи лет – и еще втрое больше простоит», – подумал Артем и сосредоточил взгляд на строении напротив.
В глубине аллеи виднелся красивый фасад здания, на ступенях которого стояла группа священников и мирян, о чем-то говорящих. Взгляд привлек священник, в одиночку бродящий по аллее от этого здания к гостинице. Со спины Артем вообще не обратил на него внимания, но, повернувшись лицом и не спеша двигаясь вперед, он показался знакомым.
«Видел… – подумал Артем. – Точно видел. Буквально вчера. Хотя… Все они с бородками и все черноглазые».
Разобрал чемодан, достав необходимые вещи на сутки вперед; погремел вешалками о тонкие стенки скрипучего шкафа; укомплектовал холодную ванную прихваченными с собой бритвой и одеколоном. При иных обстоятельствах обязательно включил бы телевизор для ознакомления с местными программами, но за отсутствием последнего решил выйти пораньше и осмотреться. Открыв дверь номера, встретился с недружелюбной темнотой коридора: бережливый вахтер выключил свет, так что пришлось подсвечивать дорогу фонариком смартфона.
Вышел на крыльцо, после темноты коридора показалось, что на улице стало даже светлее, чем полчаса назад. Двинулся по аллее к перекрестку; священник со знакомым лицом, увидев его, подозрительно резко развернулся и ускоренным шагом зашагал прочь.
«Вероятно, приставили ко мне соглядатая. Все-таки монастырь… – подумал Артем. – Но лицо… Что-то знакомое…»
Артем наизусть запоминал материалы дела, буквы, даже цифры. Но вот память на лица у него была явно не художественной.
Свернул налево, подошел к дышащему тысячелетиями христианской истории собору. Внешне традиционный армянский храм с куполом, что не спутать ни с каким другим. Эдакий капюшон верховного патриарха, ничего грандиозного ни в куполе, ни в общем убранстве снаружи. Великолепие церковных зданий обычно зависит от значительности общины и щедрот жертвователей, и, несмотря на полное превосходство в наши дни местной христианской паствы, очевидно, так было не всегда. Армянский народ с IV века нашей эры не сказать что имел материальное благоденствие, так что удивляться скромности внешнего облика старейшего христианского собора мира не приходилось. Артем вспомнил поездку в Иерусалим, когда храм Гроба Господня и храм Рождества Христова не заметил бы, если бы в составе туристской группы не привезли и не показали. Тем не менее сбой сердечного ритма и мурашки по спине существенно отличали восприятие этих святынь – по сравнению с другими яркого убранства храмами иных мест.
В сторону широкого трехъярусного купола относительно современной часовни, расположенной в 50 метрах от главного храма, тянулись люди. Священники – явно торопясь; миряне – скромными семейными стайками. Перед тяжелой дверью люди останавливались и, по-армянски крестясь слева направо, входили внутрь. Артем тоже перекрестился, правда, по православной традиции, справа налево, отметив для себя, что надо будет спросить об этой разнице.
Войдя внутрь, удивился расширившемуся вдруг пространству. Церковь, где в период ремонта собора проводились монастырские службы, снаружи не выглядела столь внушительно.
Серый цвет стен и купола не пугал привычной темнотой европейских храмов. Вероятно, потому, что облицовка не была сплошной, а состояла из разных оттенков плит серого туфа, того же, что снаружи был подобран в рыже-розовой палитре тротуарного покрытия. Электрическая люстра под потолком десятками ламп наполняла воздух ярким светом, заменяя солнечный; под сводом купола расположились чугунные стойки-подсвечники с зажженными восковыми свечами. Армянские подсвечники – наполненные водой ванны с песчаным дном. Зажженные свечи ставят, втыкая в песок, так что расплавленный воск не приходится счищать, он аккуратно застывает на поверхности воды, оставляя причудливые фигурки.
Артем слышал, что у армян нет разделения мест установки свечей на «здравие» и «упокой». Всех поминают как живых, потому ванночки-подсвечники похожи на маленькие священные озера, на поверхности которых близкие люди яркими огнями свечей часто сливаются вместе: здравствующие и ушедшие.
Артем огляделся и, не увидев, где можно приобрести свечу, просто взял ее со стойки у входа и опустил монету в 100 драм в ящик для пожертвований. С трудом нашел угол в этом открытом пространстве, чтобы видеть все происходящее. Свечу зажигать не стал, приятно ощущая мягкий воск и аромат, разминал ее пальцами. Священники занимали места в центре, выныривая из двери справа от входа, по пути поправляя бордового и зеленого цвета ленты, перекинутые через левое плечо монашеской рясы. На лентах отливали золотом плетеные кресты, по бокам той же нити орнамент. Выстроившиеся по периметру священники были без головных уборов, в центре важно восседали на стульях духовные лица в капюшонах, явно саном повыше, их черные одеяния не были украшены лентами.
Миряне, как и Артем, заняли места вдоль стен, некоторые встали на колени. Все прихожане лицами были обращены к алтарю, абсолютно не похожему на виденные Артемом ранее. Розового туфа престол с двумя тяжелыми подсвечниками, на котором возвышался серебряный сосуд с крышкой, ждал начала богослужения. Голубь на крышке сосуда явно подчеркивал факт, что это вместилище святого миро. За престолом вместо привычного лика Спасителя или Девы Марии было лишь узкое окно-бойница, сквозь которое, вероятно, днем изливался свет, но сейчас в его витражном стекле отражалась лишь торжественность внутреннего убранства.
Началась служба. Хором священники прочли «Отче наш». Артем знал наизусть слова этой молитвы, той, что Иисус учил апостолов, знал на трех языках. Но по-армянски звучащие слова «Отче наш» просто уловил по схожей мелодии и ритму. После началась служба: послушники монастыря, выстроились в две колонны перед пюпитром с раскрытой толстой книгой и, по очереди подходя, мелодично читали – или, скорее, пели – псалмы. Закончив, очередной послушник поворачивался к сидящим сановникам в капюшонах, благоговейно кланялся и уступал очередь следующему. Через какое-то время все запели хором, в несколько голосов, и эхо, отталкиваясь от стен, звуковой волной ударило Артема так, что невольно пришлось опереться о стену.
«Ого…» – мелькнула светская мысль, оценившая красоту религиозного исполнения. Артем давно задумывался, что такое мысли вообще и на каком языке они говорят с нами. Мозг, услышав пение монахов, по-английски, вероятно, сказал бы «Wow!» По-немецки так же. Но ни одно из этих слов, включая русские – «Ого!» или «Ух ты!», не передавало восторга от услышанного.
Не желая впадать в религиозный транс, внутренне включив режим выполнения задачи (он все-таки здесь выполнял поручение и вел адвокатское расследование), Артем перешел к противоположной стене, чтобы видеть лица священников. Поискал глазами дьякона Ованеса; нашел быстро, попытался поймать глазами, но тот, хоть явно видел Артема боковым зрением, не сделал даже попытки встретиться взглядом. Тогда Артем начал поиск знакомого лица священника, увиденного на перекрестке. Среди участников службы его точно не было. Артем включил сканер знакомых черт среди стоящих вдоль стен мирян, и наткнулся на пронзительный взгляд темно-карих глаз, вперившихся прямо в него. Буквально секунду длилась эта зрительная дуэль, но Артему было достаточно, чтобы опознать человека. Вблизи от входа в часовню стоял тот самый священник с перекрестка, но в этот раз одетый в черное одеяние, явно не священническое. На нем было длинное пальто чуть ниже колен, простенькое, из-под которого отчетливо были видны черные шерстяные брюки, завершающие вполне мирскую композицию ботинками на толстой подошве. Артем не мог перепутать, он узнал священника, виденного часом ранее, и готов был поклясться, это – тот самый, правда, сейчас хоть и в длинном одеянии, но не в рясе. Облачение священника нельзя перепутать, ряса – это ниспадающий плащ до самых пят. Вероятно, он или успел переодеться, или просто закатал полы рясы, спрятав их под длинное пальто, превратившись в мирянина. Но главное – Артем вспомнил, где видел раньше это лицо, показавшееся знакомым. Это был тот самый многодетный, ищущий работу или милостыню прохожий с Северного проспекта, шепнувший: «Ты тут аккуратнее, брат. Просто береги себя…»
Глава 7. Дьякон Ованес
Служба закончилась знакомым тембром «Отче наш». Артем зажег свечу, за этот час впитавшуюся воском в пальцы, воткнул в песчаное дно ближайшего подсвечника-ванны. Перекрестился справа налево, по-православному. Подумав, еще раз перекрестился слева направо. Священники потянулись к выходу, тихо переговариваясь, по пути снимая ленты с левого плеча. Миряне, стоявшие во время службы вдоль стен, стайками двинулись на освободившееся место перед алтарем. Кто-то встал на колени и молился, другие что-то шептали и осеняли себя крестным знамением. Артем окинул взглядом прихожан, но того самого псевдосвященника с Северного проспекта не опознал.
«Странно… Хотя уже так «странно», что даже «очевидно», – подумал Артем и тоже зашагал к двери.
Дьякон Ованес, успевший надеть поверх рясы свой черный «Найк», поеживался у входа и потирал быстро озябшие худые руки.
– Готовы к трапезе? – спросил он участливо.
– В такое время, до шести вечера, я ужинать не привык, но, слышал, это полезно.
Дьякон Ованес улыбнулся и жестом руки пригласил воспользоваться правильным советом.
Они пошли мимо собора по направлению к гостинице, где остановился Артем. Стемнело быстро и окончательно, перемирие между сумерками и искусственной подсветкой Эчмиадзинского монастыря было прервано без войны, древний храм на время черноты ночи победил многомиллиардную историю солнечного превосходства.
– Почему? – неожиданно для себя спросил Артем.
– Что почему? – не понял дьякон Ованес.
Артем стушевался на мгновенье. Внутренне он уже осознал, что задал дурацкий вопрос, точнее, этот вопрос сам вырвался наружу из вихря разнородных мыслей.
– Простите, отец… дьякон Ованес. Я хотел спросить: почему вы выбрали жизнь в монастыре? Вы и остальные, ну, кого я только что видел. Молодые ребята выбрали церковную жизнь? Опять же монастырь – это же не… Ну, как бы… Несовременно.
Дьякон Ованес, скосив взгляд на Артема и забавно ткнув пальцем в дужку очков, поправляя их, неожиданно произнес:
– Вообще-то я хотел стать военным.
Видя, как собеседник отреагировал открытым ртом, дьякон Ованес продолжил:
– Мы пришли. Расскажу за трапезой.
Дверь в трапезную оказалась в нескольких метрах от входа в гостиницу, только за углом, в невзрачной арке, мимо которой Артем уже проходил по приезде в Эчмиадзин. Этакий один из многих служебных входов в большой комплекс монастыря.
Вошли внутрь, где-то вдалеке справа от входа раздавались веселые голоса и звяканье посуды. Сводчатые колонны поддерживали низкий потолок, помещение выглядело современной столовой, только залы были темны. Вероятно, трапезная монастыря была рассчитана на большое количество гостей и по праздникам бывает полна, а сами послушники и семинаристы принимают пищу где-то там, откуда было шумно и ароматно. Дьякон Ованес пригласил Артема остановиться почти у входа, где за колонной притаился небольшой освещенный закуток трапезной. В центре белоснежной скатертью призывал присесть стол, накрытый на две персоны; хлебница с лавашом, кувшин с розовым напитком подтверждали гостеприимство.
– Для нас здесь, как для почетных гостей, вот, пожалуйста! – с улыбкой сообщил дьякон Ованес.
– Все-таки хорошо бы вместе со всеми, – вздохнул Артем.
Дьякон Ованес пожал плечами, присаживаясь напротив.
– Нет, это не по правилам. Но пища будет наша, так что вкусите того же.
К удивлению Артема, тележку с монастырским яствами прикатила женщина. Среднего возраста, улыбчивая, одетая, как и следует официантке столовой, в белый передник и косынку. Поставила на стол тарелки с нарезанными овощами, армянским сыром двух сортов, несколькими кусочками жареной курицы, сосисками, и в качестве, видимо, основного блюда, каждому по тарелке омлета с горохом.
– Богато! – удивился Артем.
– Ну, на выбор. Там у нас как бы шведский стол. Все есть необязательно, не волнуйтесь. А завтра – постный день, так что предупреждаю.
Официантка завершила композицию заварным чайником и двумя чашками, пожелала приятного аппетита и удалилась вместе с тележкой.
– У вас тут и пианино, я смотрю, – Артем кивнул головой в сторону стоящего недалеко пожилого инструмента. – Похожий я видел в холле гостиницы.
– Мы иногда проводим музыкальные вечера, это правда. Даже часто, – сообщил дьякон Ованес, тихо прочел молитву и пригласил Артема начать трапезу.
– Я смотрю, не все ваши пришли на ужин. Это необязательное мероприятие? – поинтересовался Артем, впервые в жизни пробуя такое сочетание – припущенный в кипятке горох с яйцом.
– Обязательно посещение для вечерней службы. А ужин – дело добровольное. Плюс семейные пошли домой.
– У вас есть семейные монахи? – удивился Артем. – Это ж монастырь?
– Монахи – это монахи, у них нет семьи. Каждый волен сделать выбор, стать монахом или брачным священником, то есть семейным. Со временем все едут служить в разные храмы: и монахи, и священники брачные. Как святейший лично распределит.
– Я так понял, монахам отдается приоритет? – Артем хитро улыбнулся. – В смысле карьеры, если можно так выразиться.
– Можно так выразиться. И это неудивительно. Каждый сам определяет свою степень служения Богу. Вообще, монастырские установления у армян не имеют ничего общего с системой монашеских орденов на Западе. Каждый монастырь образует независимую общину. Члены его, добровольно подчинившиеся предписаниям канонического устава, не связывают себя монашескими обетами. Как сказал известный богослов патриарх Константинопольский архиепископ Магакия Орманян – «время монахов-затворников и монахов-созерцателей миновало безвозвратно». Просто для брачного духовенства доступны не все должности, скажем, не выше архипастыря, викария или члена совета. Ну, это тема отдельной лекции, не хочу вас утомлять.
Артем задумался на минуту и снова спросил:
– Вы обещали рассказать, как это: хотел стать военным – и тут такой поворот на 180 градусов. Где военный, а где священник? Это же… Даже не могу понять, как это? Или военный, или священник, разве нет?
Артем искренне недоумевал. Дьякон Ованес, почти не притронувшись к своему блюду, налил чаю с чабрецом в обе чашки. Пригубил.
– Мой дядя – военный летчик. Пилот вертолета, прошел Афганистан, награжден, был тяжело ранен. Много рассказывал о службе. И я решил стать пилотом военного вертолета, как он. Поступил в летное училище в Сызрани, где готовят вертолетчиков. Точнее, почти поступил.
– Как это? – спросил Артем.
– Экзамены сдал, а вот повторную медкомиссию… – он показал на очки. – Зрение. Первую медкомиссию я как-то прошел, выучил эту таблицу для проверки зрения наизусть. А вот вторую… Я же не знал, что после экзаменов нас снова проверят – и по другим таблицам. Вот и вернулся домой. И решил пойти в духовную семинарию. Но от военной службы не отказался.
Артем продолжал вопросительно смотреть на собеседника.
– Я служил восемь лет армейским капелланом. Это священник полковой. Там, на линии соприкосновения.
Артем искренне недоумевал. Сидевший напротив него, как ранее казалось, абсолютно миролюбивый человек, невысокий и сухого телосложения святой отец, в очках и спортивной крутке «Найк» поверх рясы, оказывается – «боевой батюшка», как Артем окрестил своего знакомого священника Русской православной церкви отца Петра, дослужившегося до капитана ВДВ в свое время. Однако тот сначала был военным, а потом пошел во служение Богу, но дьякон Ованес оказался настоящим «боевым батюшкой».
– В смысле… в Карабахе? – уточнил Артем.
Дьякон Ованес молча кивнул.
– Здорово… – Артем не знал, что и сказать. Спросил: – Ну и как думаете, это нужная профессия… В смысле, для армии?
– Конечно, – ответил дьякон Ованес.
– Это как замполит? Воспитание солдат в духе патриотизма? Что-то такое? – поинтересовался Артем и смутился, ощутив, что опять задал дурацкий вопрос.
Дьякон Ованес не обиделся.
– Не совсем, хотя, может быть, и похоже. Мы не воспитываем солдат. Мы делаем то же самое, что делают священники в храмах для прихожан. Просто на передовой нет возможности у верующих обратиться к Богу через священнодействие, они очень заняты. А потребность есть. И еще какая! И мы им помогаем. Конечно, в том числе мы, безусловно, поднимаем и боевой дух. На войне обычному человеку не может не быть страшно. И люди там чаще всего вспоминают о своей вере в Бога и молятся более искренне, это ж понятно.
Артем отодвинул тарелку, пригубил остывающего чая из своей чашки. Голоса и звон посуды где-то вдалеке не смолкали.
– А расскажите? – попросил Артем.
Дьякон Ованес взглянул на него поверх очков, чуть наклонив голову.
– Рассказать что?
Артем поерзал на стуле, формулируя вопрос поделикатнее, раздираемый любопытством.
– Ну, какой-нибудь случай из вашей службы. Наверняка, помимо рутинной деятельности священника, было что-то такое, что вспоминаешь чаще всего.
– Вам это правда интересно? – слегка удивился дьякон Ованес. – Я думал, мы будем беседовать о деле, которое вам поручено.
Артем смутился.
– Это да… Простите, дьякон Ованес. Возможно, вам нельзя об этом говорить…
– Нет, просто меня никто никогда об этом не спрашивал. Я обязательно что-то расскажу. Но мне бы хотелось знать: с чего мы начнем? На утренней службе владыка Мушег спросит меня, с чего мы решили начать. Мне ему что-то надо ответить.
– Вы мне обещали Библию иеромонаха Асогика. С пометками.
Дьякон Ованес кивнул.
– Во-вторых, прошу учесть, я же не полицейский, и я вообще ничего не знаю ни о вашем быте, ни о людях, кто здесь живет. Я вообще не понимаю, как я согласился на предложение о помощи. Владыка Мушег меня будто загипнотизировал, будто он уверен в том, что я точно смогу помочь. А я, если честно, без понятия, с чего начать. Я ему об этом сказал ведь, но… Просто надо что-то делать и ждать оперативную удачу. Тут веры недостаточно. Или…
И тут Артема осенило. Владыка Мушег говорил, вплетая смысл между строк своей речи. А Артем, зачарованный его харизмой и предложением помочь самой старшей христианской церкви Европы, не распознал этого межстрочного текста.
– Или… – на губах Артема была грустная полуулыбка. – Я, кажется, понял. Ладно. Надо же… И ведь ни словом, ни жестом…
Дьякон Ованес добро смотрел на Артема.
– Я рад, что вы понимаете, Артем. Не хотелось бы произносить вслух ваши догадки, они могут быть ошибочны, могут быть отчасти верны, а может быть – абсолютно истинны. Но мы говорим о поисках главного артефакта церкви и не вправе рисковать, произнося вслух хоть верные догадки, хоть далекие от истины. Одно я вам откровенно скажу, мы ищем место, где иеромонах Асогик спрятал Святое Копье. Мы не знаем, где оно. И мы не знаем, кто наш враг. Два неизвестных члена уравнения, согласны? Но вы знаете врага, то есть вы осведомлены об одном из членов. И потому вы нужны нам.
– Я как раз это-то и понял, – задумчиво произнес Артем. – Вы не знаете врага, тем более – внутри вашей обители, потому не можете никому доверять. А я этих ребят знаю, точнее, не всех, конечно, но с ними встречался, и, самое главное, они знают меня. А раз так, то как-то себя проявят. И вот тут я вам точно пригожусь.
Дьякон Ованес пожал плечами и приложил палец к губам.
– Ладно, – сказал Артем, в ответ повторив его жест. – А вы бы с чего начали?
– С рабочего кабинета, – ответил дьякон Ованес. – В музее.
Артем приподнял брови.
– Я же вроде это и предложил, но вы отказали..? – удивился он.
– Вы спросили о его личных покоях, о келье или как вы выразились? А рабочий кабинет директора музея, он же хранитель Святого Копья, – это пожалуйста.
Артем покачал головой. Ему не пришло в голову, что у хранителя Копья есть рабочий кабинет. В сознании Артема монастырь ассоциировался с кельями, молитвенными, библиотекой, трапезной и храмом. Рабочего кабинета в этой мысленной картинке почему-то не оказалось. Отчасти, возможно, потому, что с настоятелем всего монастыря епископом Мушегом он встречался в холле гостиницы, а не в рабочем кабинете.
– Я так понимаю, мы это сделаем завтра. Сегодня ведь уже будет совсем неправильно, если адвокат-турист из Германии пойдет в закрытый музей? – спросил Артем.
Дьякон Ованес согласно кивнул.
– И еще вот что, – Артем снова задумался над формулировками. – Скажите честно, вы не приставили ко мне соглядатая? Ну, следящего за мной человека?
