– За надом.
– Ника, зато сразу видно, кто из нас двоих только что закончил детский сад… Еще б напомнила, что с носом любопытных Варвар случается. Скажи лучше, что насчет чайника, если не хочешь делиться со мной своими великими секретами, – и он зевнул. – И вообще. Почему именно сердце? А как же желудок? Или печень?
– А ты только и думаешь, что о желудке и печени.
Я решила, что настало чудесное время на него обидеться. Хотя давным-давно, еще в детстве, поняла, что ни к какому положительному результату эти обиды не приводят. Если Илья и знает, что такое совесть, то о ее муках в лучшем случае только слышал краем уха. Было время, когда я усердно пыталась его пристыдить, но так ни разу и не добилась своей цели.
Тем не менее, прямо сейчас разговаривать с Ильей я перестала.
Молча выложила первую партию оладий на блюдце, опустила на сковороду новые капли теста – края их неохотно начали белеть. Илья не терял времени даром – поднялся со своего королевского места, на всю мощь выкрутил кран с холодной водой, наполнил под завязку чайник. Никогда не понимала, зачем кипятить три литра воды, если на двоих требуется меньше одного (даже если взять в расчет бултыхающуюся на дне накипь). А уж с учетом того, что Илья никогда ни о ком, кроме себя, не думает и чайник ставит всегда только для собственных нужд…
Кто-то о брате или сестре мечтает, нас же с Ильей попросту поставили перед фактом: сомневаюсь, что в полтора года он способен был о чем-то мечтать. И вот уже как почти девятнадцать лет мы пытаемся найти общий язык, но получается у нас не всегда.
Хотя случаются в моей жизни такие времена, что поговорить мне, кроме брата, и не с кем. А он почему-то очень чутко это чувствует – и выслушивает весь мой поток тоскливых мыслей, похожий на кисельную реку, серую, как пасмурное небо. На самом деле, он умеет слушать и находить нужные слова, когда хочет (а хочет он этого, к сожалению, довольно редко).
Вот как-то раз, еще в начале этого года, я в один момент лишилась и любимого человека, и подруги. С тех пор Илья, наверное, до полусмерти ненавидит кисель.
– Это не у меня надо спрашивать, – заметил братец, обращаясь к моей спине. Надо же, соизволил ответить что-то еще.
Я промолчала.
– Может, помнишь Ника?
Имя помню. Больно уж на мое похоже. Его хозяина – нет. Своих друзей Илья давным-давно перестал приводить домой, на улице я с его компанией никогда не пересекаюсь, а в социальных сетях (вместе взятых) у братца ровно три фотографии. Самые свежие – времен одиннадцатого класса, а он, мой гений, уже закончил второй курс.
– Вот это про него, – продолжил Илья, – он с марта рассекает улицы на байке. И про ветер что-то загоняет. В целом часто загоняет что-то… Я бы передал ему твой вопрос… Хотя нет, глупость это всё. Только представь, что обо мне подумают, если я начну задавать такие вопросы.
После такого уж точно можно обидеться, честное слово.
Пацаны, конечно же, дороже сестры. Да что там!.. Даже мой восемнадцатый день рождения он пропустил, потому что пацаны попросили помочь с одним дельцем. Вернулся домой Илья только на следующее утро, извинился, цветочки подарил, но сколько мятый листок не разглаживай, идеально гладким он уже не станет (можно, конечно, взять утюг, но тут как повезет – одно лишнее движение, мимолетная заминка, и от листка останутся только обгоревшие краешки).
Я довольно строго отношусь к людям. И не привыкла давать вторые шансы. Если однажды меня обидели, обидят ещё раз – я это окончательно осознала в январе. Предавший однажды предаст впредь. А у меня довольно хрупкое сердце. Не хрустальное, конечно, иначе давно бы разбилось, и все же не каменное пока что.
Никаким образом не реагируя на Илью, будто он был для меня чем-то вроде декора, я поставила перед ним блюдце с первой партией оладий. Поставила красиво, звучно – стол стеклянный, блюдце фарфоровое, гремит знатно, пусть нарочно я к этому и не стремилась.
– М-м-м, – протянул Илья. Сделал еще попытку к примирению: – Выглядит прямо-таки круто. А уж запах какой…
Когда примирения не вышло, добавил:
– Ника.
Но я и без подсказок со стороны прекрасно знаю, как меня зовут. И такие дешевые психологические приемчики на меня не действуют.
– У тебя послезавтра заканчивается сессия, да? Пересдача будет.
Тут я все-таки не выдержала:
– Может, и не пересдам.
Илья поморщился и махнул рукой. Излишне верит в мои умственные задатки. И недооценивает способность влипать в нелепости и неприятности.
– Пересдашь, я тебе обещаю. Послушай мою интуицию. О, чайник вскипятился!
Илью было не слышно целую минуту. За это время я почти успела закончить приготовление второй партии оладий.
– Давай так. Организую тебе встречу с ним, хочешь? Обговорите все ваши философские вопросы, как истинные ценители. Он мне должен, вот и расплатится.
– Очень приятно, что со мной будут разговаривать лишь потому, что должны моему брату.
– Не понимаю я тебя, Ника. – На блюдце опустились первый оладий, второй, третий. Самой, наверное, надо попробовать, что наготовила. – Получишь ответы на все свои вопросы, все как нужно…
Я вспомнила свою недавнюю попытку написать объявление. Не только Илья умный, таких в нашем семействе аж двое. Мне как раз и нужен был мотоциклист. Но не затем, чтобы с ним поговорить – мотоциклиста для бесед я могла бы и где-нибудь в интернете отыскать. Словами можно выразить многое, довольно многое, и уже несколько лет я только и делаю, что пытаюсь этим заниматься – и всё же существует вещи, которые можно только прочувствовать. Испытать хотя бы однажды.
Мне столько раз говорили, как это больно – любить. Но, только полюбив, я смогла осознать эту боль. Честное слово, мне было очень больно.
– А прокатить сможет?
Задумавшись, я пропустила момент, когда нужно снимать следующую оладью, так что бросила ее на блюдце слишком поспешно.
Илья посмотрел на меня удивленно, с некоторой насмешкой, даже бровь приподнял. А глаза у него выразительные, карие, не чета моим, так что уж смотреть братец умеет.
Но меня не так-то просто смутить. Точнее, так: от чьего угодно взгляда смущусь, кроме этого.
– Если я ему скажу, что ты маленькая и невесомая, то вполне вероятно.
– Хотя нет, – передумала я. И с грохотом уронила перед Ильей второе блюдце.
– Почему нет? Себе-то что-нибудь оставь, альтруистка. Чай тебе заварить?
– Завари какой-нибудь. Спасибо.
– Так почему нет?
– Еще б я с твоими друзьями водилась…
С малознакомыми людьми я общаюсь скованно, боясь сказать лишнее слово.
И все же гораздо проще говорить с человеком, когда ничего, кроме одного-единственного мгновения, пусть и очень счастливого, вас не связывает. Вот пообщаемся мы, проживем этот совместный момент и никогда больше не встретимся; а даже если и встретимся, то попросту друг друга не узнаем; а даже если и узнаем, то успеем вовремя отвести взгляд; а если и не успеем, то максимум общения, который может нас ожидать, – тихое, несколько виноватое приветствие.
Но общение с незнакомыми людьми, которые знакомы с твоим другом или родственником, совсем другое дело. Мы принадлежим – условно – одной компании. Я могу обсудить этого Ника (он ведь Никита на самом деле, так?) с Ильей, а Илья ему мои слова с радостью передаст (хотя я очень надеюсь, что Илья не такой). Или этот Ник может поделиться с Ильей весьма сомнительными выводами обо мне, и пусть братец уж точно не станет цитировать его слова, он все же вполне способен несколько поменять свое мнение о единственной сестрице. А мнением Ильи я, однако же, дорожу.
– Я спрошу.
– А если он откажется?
– Значит, тебе повезет, – и Илья улыбнулся. У него абсолютно дурацкая улыбка.
– Ясно, он согласится.
…Так и получилось в итоге – и история это все еще та же.
Ну а пока – впереди меня ждало мытье посуды (задача первостепенной важности) и подготовка к экзамену и пересдаче. Мне уж точно было, чем заняться, кроме как постоянно прокручивать в голове одну и ту же мысль (о друге Ильи с мотоциклом).
И тем не менее.
***
Если вас в вашей дружеской компании вдруг оказалось больше двух, то будет чудесно, если вас окажется еще и четное число. Это простое правило я усвоила на собственном опыте еще в детстве. Всегда можно собраться в парочки и разговаривать в свое удовольствие. Это уже, конечно, больше похоже на дружбу парочками, чем компанией, и все же это гораздо приятнее, чем чувствовать себя третьей (пятой, седьмой) лишней. Жизнь так часто дает нам восхитительную возможность почувствовать себя лишними, что хочется быть нужной хотя бы в дружбе.
Тем не менее, мы с моими девчонками вот уже почти год как дружим втроем. Прошлым летом вместе сдавали вступительные экзамены и поступили на одно направление. Правда, девочек определили в одну группу, а меня в другую, так что общаемся мы только на совместных лекциях. Или экзаменах.
(Возможно, это и проще. На лекциях длинные ряды мест – можно сидеть рядом, линеечкой. На семинарах вечно пришлось бы выбирать, с кем же занять парту. Не самый приятный выбор в жизни).
Однако, появившись в институте следующим утром, я первым делом повстречала не подруг, хотя мы и договорились пересечься у знаменитой колонны в холле первого этажа. Еще на крыльце мы чуть ли не лбами столкнулись с Пашкой, моим одногруппником. С которым постоянно занимаем одну парту на семинарах, потому что (как-то так получилось) ни у меня, ни у него друзей из нашей группы в первые дни сентября не нашлось. А в последующие они оказались уже не нужны, потому что мы сидели вдвоем.
По-моему, именно эта форма имени – Пашка – вполне неплохо ему подходит. Такая же солнечная, как и он сам. Никогда прежде не встречала человека, который с двойкой за экзамен будет выходить радостный, будто его пригласили в качестве ведущего на главный канал страны и уже заплатили аванс. А такое в самом деле на зимней сессии случилось… даже дважды… Двойка за экзамен, я имею в виду. Тем не менее, никто его не отчислил. До сих пор здесь учится, с каждым днём все лучше. Но все еще машет мне рукой, едва завидев.
– Доброе утро! Рад тебя видеть.
Он никогда не обнимается со мной при встрече, хотя у многих людей есть такая привычка (и у нас с подружками). Сначала я думала, что он попросту не любит тактильные контакты, а потом застала его в объятиях моих одногруппниц. Это очень явно говорит о том, что я не вхожу в круг его доверия. Очень, конечно, приятно после этого садиться с ним за одну парту.
Мы остановились друг напротив друга.
Общаться с Пашкой, к счастью, вполне комфортно. Он, в отличие от моего братца, в юные годы не гнался за отметкой в два метра ростом (а Илье, кстати, не хватило шести сантиметров, чтобы ее достичь, вот так вот сильно не повезло человеку). Так что мне не приходится орать, чтобы быть услышанной, и даже шея не затекает. Хотя Пашка все равно меня выше.
– Доброе, доброе, – отозвалась я без намека на доброту. – Спасибо, что не «гуд монин». Мой брат, похоже, забыл о существовании русского языка и с самого утра бесил меня этими своими английскими фразочками. Причем понимаю я в лучшем случае половину… А у тебя как дела?
Люблю слушать истории больше, чем рассказывать. Мне в принципе порой начинает казаться, что и рассказать-то я ничего не могу толком. Все, достойное быть увековеченным, я оставляю в стихах (причем чаще всего недописанных). Но, по правде сказать, со мной довольно редко случается хоть что-нибудь.
Вечером вот у меня приключение будет – к пересдаче подготовиться. Очень экстремально.
– Сдам, – ответил Пашка кратко. – Готовился.
– Крутой, – я покачала головой. – А мне как-то все равно, в любом случае «концепции» пересдавать. Я уже смирилась, что лето не начнется.
На этот сессии Пашка в самом деле держится молодцом – смог побороть волнение, на экзамены ходит уверенно и продуктивно. И даже ни одной тройки не получил, что уж о двойках заикаться. Это только я выделяюсь.
– И ты сдашь. Ты очень умная и талантливая.
– Ты сегодня щедр на комплименты. Настроение хорошее, да?
У Пашки абсолютно дурацкая прическа: пробор где-то потерялся, волосы спадают во все стороны, доставая до кончиков ушей. В дни, когда Пашке не лень, он зачесывает их назад и фиксирует гелем. Но, во-первых, лень ему почти всегда, а, во-вторых, такая прическа долго не держится – непослушные пряди все равно лезут в глаза и нос.
Сегодня Пашка даже не пытался исправить хаос. И волосы опять закрывают ему треть лица.
Я не выдержала и потянулась к его голове, чтобы откинуть пряди назад и в глаза посмотреть. Глаза-то у него, на самом деле, красивые, чайные: карие в центре, с зеленой каемкой посередине… Кстати, а ведь по тому, как человек описывает свои глаза, можно многое о нем понять. Когда-нибудь расскажу.
Паша ответил одновременно с этим:
– Да, хорошее.
Мы так и застыли: Паша с полуоткрытым ртом и я с ладонью возле его лица. Смешная сцена, честно признаться.
Он опомнился первым. Попытался сказать что-то:
– А… Ты…
Но ничего внятного добавить не успел. Потому что меня заметили подружки. А Паша несколько опасается моих подружек. Да что таить – я и сама их побаиваюсь временами.
Они всегда приходят вместе – живут в одном общежитии, пусть и в разных комнатах, и каждое утро, перед выходом, дожидаются друг друга в холле первого этажа (когда холодно) или возле крылечка (когда тепло). Причем часто их ощущение температур не совпадает, так что, пока одна на улице мерзнет, вторая, вышедшая позже, жарится в холле.
Причем подруженьки мои разные не только в этом плане.
Они в принципе друг на друга не похожи. Полина и Оля.
Полина – самая скептичная из всех, с кем я когда-либо дружила. Из нас троих именно она отвечает за здравый смысл, иначе мы бы с Олей вдвоем совсем рехнулись. Она хорошо учится и стипендию с этого семестра получает повышенную (раз уж речь здесь идет обо мне все же, то замечу, что я не получаю никакую и вообще учусь на платном отделении, потому что на вступительных экзаменах Ника-Нелепость сидела с температурой под сорок градусов и не могла соображать).
Полина любит слушать. Умеет задавать правильные вопросы и поддерживать в нужный момент.
Но сама говорит только по делу.
Даже если в какие-то моменты Полина чувствует себя моральной разбитой, или устает, или в кого-то влюбляется, мы об этом не знаем. Потому что Полина привыкла не тратить свое драгоценное время на такие глупости, как нытье и влюбленности. Так что мне до сих пор непонятно, почему же она тогда тратит время на нас.
А вот Оля – совсем другое дело. По крайней мере, в плане влюбленностей. У нее на постоянной основе парней пять, которые ей не безразличны, и два-три дополнительно, которые интересуют время от времени, в зависимости от настроения, времени года и загруженности по учебе. Она очень легко знакомится с людьми и всегда найдет, о чем поговорить. Внутри Оли множество слов, на любой случай из жизни. Это меня в ней восхищает. Я так не умею.
Оля инициативнее всех нас, она стремится брать от мира максимум. Постоянно путешествует (даже если это будет путешествие в соседний город). Ходит на свидания, на выставки, на тренировки, и вся ее жизнь – будто бы разноцветный калейдоскоп, что движется беспрестанно.
А теперь попытайтесь угадать, кому из них всегда холодно, а кому – весьма часто тепло?..
Хотелось бы мне сказать, что я нахожусь где-то между ними… но нет. Это не проблемы моей низкой самооценки или искаженного восприятия реальности – это просто факт. Я по жизни своей среди отстающих, так что и Полина, и Оля всегда впереди, тогда как я сзади где-то плетусь.
– Ника! – Оля бросилась мне навстречу и повисла у меня на шее. Я осторожно обняла ее в ответ. – Рады тебя видеть в добром здравии… рады тебя в принципе видеть, – хихикнула она. В этом они чем-то с моим любимым братцем похожи: со всей тщательностью помнят косяки кого угодно, только не свои.
– Паша, привет! – и они обнялись, честное слово! Хотя не сидели за одной партой целый учебный год. И вообще навряд ли когда-то сидели рядом, только если по чистой случайности.
Оля откинула назад невероятно красивые волны светло-русых волос. Повернулась к Полине.
– А Полина знала, что ты придешь. Знала! В то время как я всего лишь надеялась.
– Привет, – улыбнулась я подошедшей подруге.
– Привет, – она улыбнулась в ответ.
Мы с Полиной сдержаннее в проявлении своих чувств. И обнимаемся только по особому поводу, чаще всего радостному. А в экзамене по английскому вряд ли что-то радостное получится рассмотреть…
– Ветер сегодня на улице просто ужасный, – поделилась Оля, – я думала, мы не дойдем, улетим по дороге куда-нибудь. Желательно, на юга.
– Мы ведь все вместе сдаем? Может, к аудитории? – предложила Полина.
